Канатная плясунья - Джеллис Роберта. Страница 102

Артисты, не торопясь, обедали в кухне, где было сухо и тепло. Слуги то и дело поторапливали их, но артисты старались есть как можно медленнее и будто не замечали, что их подгоняют. Когда же небо стало вновь затягиваться тучами и вдалеке послышались раскаты грома уже в третий раз за день, Орин сам прибежал на кухню и приказал артистам выступать в зале, чтобы больше не откладывать представление из-за дождя.

Потом он взглянул на небо, которое с каждой минутой темнело все больше, и приказал поварам:

– Накрывайте на столы сейчас. Еще немного и в ваших блюдах воды будет больше, чем вам этого хотелось бы.

Кэрис так испугалась, что едва не лишилась чувств. Она рассчитывала привлечь всеобщее внимание своими танцами на канате и задержать гораздо более слабое выступление остальных членов «труппы». Когда же в третий раз начался дождь, девушка стала надеяться, что их выступление и вовсе не состоится или успеет выступить лишь она одна, прежде чем начнется штурм. Но в зале натянуть ее канат невозможно, особенно когда повара и их помощники будут то и дело сновать туда-сюда, накрывая на стол. Орин ожидал, что в зале смогут выступить жонглеры и акробаты, а то незначительное, что они умели делать, несомненно, вызовет у хозяина Марстона лишь раздражение. Кэрис знала, что их выступление не стоило обеда, который они съели.

Отчаяние воодушевило девушку, и та подозвала к себе одного из жителей Креклейда, который относительно неплохо играл на лютне.

– Ты и тот парень, который играет на свирели, приготовьте свои инструменты, барабаны и наши с Энн костюмы для выступлений, остальным вели скрыться. Я буду танцевать, а потом мы с Энн начнем петь. Надеюсь, мы сумеем понравиться лорду Орину. Остальные настолько в этом безнадежны, что определенно выдадут нас.

Пока Кэрис и Энн переодевались, дождь превратился в ливень, косые струи через окна попадали в залу, поэтому Орин, сидевший один за столом на возвышении, закричал, чтобы закрыли ставни и зажгли факелы. Одни слуги принялись закрывать тяжелые ставни, другие выбирали факелы из груды у стены, зажигали их от пламени очага и укрепляли на каждом втором столбе.

В неясном и дрожащем свете факелов Кэрис, вышедшая из темноты позади возвышения, на котором стоял стол Орина, выглядела, как редкий экзотический цветок. Мужчины восторженно завопили и принялись стучать рукоятками ножей по столам, когда девушка стала кружить вокруг очага, мелькая разноцветными полосками и поблескивая смазанными маслом ногами. Но Кэрис не дала сигнала лютне, не стала танцевать и чересчур откровенный танец, которого от нее ждали, звучала лишь барабанная дробь, под которую она исполняла акробатические номера вместе с Энн, которая следовала за ней, неуклюже повторяя те же акробатические фигуры и падала так забавно, что постоянно вызывала взрывы хохота.

К тому времени, когда девушки сделали уже третий круг вокруг очага, все в зале уже пребывали в хорошем настроении. Обед в чашках остывал, однако никто не стал возражать, когда «музыканты» присели слева от стола Орина и заиграли веселую, мелодичную песенку. Когда мужчины с жадностью набросились на еду, Энн с Кэрис, затаив дыхание, схватили друг друга за руки. Спустя четверть часа с едой было покончено, и среди мужчин стали появляться признаки беспокойства. «Музыканты» закончили мелодию, которую играли, и в центр залы вышли Кэрис и Энн. Энн начала петь мелодичную, бесхитростную песенку, которую тут же подхватила Кэрис и придала ей совершенно другой, пошловато-комичный смысл. Мужчины, изумленные приятным, по-детски высоким голосом Энн, затихли, когда она запела первый куплет, но после того, как ей стало вторить сильное контральто Кэрис, они не могли сдержать дикого хохота. Каждый последующий куплет ожидался с нетерпением и сопровождался точно такими же бурными эмоциями.

Вслед за этим последовало еще одно коротенькое музыкальное вступление, после которого Энн отступила в угол, а Кэрис танцевала одна, кружась и подпрыгивая под звуки лютни и свирели. В относительной тишине, воцарившейся после восторженных криков и топота ног, выражавших удовлетворение зрителей, не было слышно ни раскатов грома, ни стука падающих капель. Орин послал одного из слуг на улицу, и, вернувшись, тот сообщил, что дождь кончился. Орин велел потушить факелы и раскрыть ставни. По сигналу Кэрис музыкант, игравший на лютне, выступил вперед, поклонился и предложил, после того как канатоходка немного отдохнет, натянуть во дворе канат, и девушка продемонстрирует свое мастерство, прежде чем снова пойдет дождь.

Большинство зрителей вышло на улицу. А Кэрис отошла в темный угол, где уже сидела Энн, и принялась молиться Пресвятой Богородице. Она была уверена, что штурм Марстона давно должен начаться. В чем же причина задержки? Неужели лорд Уильям изменил свои планы из-за дождя? Один из музыкантов, разговаривающий с Орином, хотел тоже выйти из залы, но Орин остановил его, велев дать знать, когда канатоходка будет готова выступать. Скользнув под юбку, рука Кэрис нежно погладила рукоятку ножа. Если бы только из залы вышли все, она бесшумно убила бы Орина, и это не пришлось бы делать Телору.

Легонько подтолкнув Энн, Кэрис прошептала:

– Иди и спрячься.

Мужчины в зале были всецело поглощены своей беседой, и Энн не составило труда незаметно выскользнуть на улицу. Быстро пробежав вдоль короткой стены, девушка завернула за угол, откуда не был виден двор. Там, совсем рядом с настилом, стояло несколько строений. Энн приметила один сарай, выглядевший совершенно заброшенным и набитым всяким ненужным хламом. Девушка едва не задохнулась от страха, когда чуть не налетела на высокого, в жалких лохмотьях, старика, опирающегося на длинную дубинку, но он не заговорил с ней, и Энн пулей пронеслась мимо. Прежде, чем заскочить в сарай, она бросила тревожный взгляд через плечо, но старик стоял все так же спиной ней и, казалось, вглядывался в сторону двора.

Оказавшись в сарае, Энн принялась озираться по сторонам и, к своему удивлению, заметила узкий промежуток между стеной и грудой разного деревянного хлама. В этом месте хорошо прятаться слишком хорошо – оно выглядело так, будто здесь, и в самом деле, кто-то прятался. Девушка приблизилась к противоположной стороне сарая. Там валялась сломанная скамеечка и, подтащив еще несколько деревяшек, она собрала все это в кучу. Энн была маленькой, и ей вполне хватило места, чтобы спрятаться в углу за этой кучей. Она сняла платье и тунику, сложила их и запихнула в самый угол, за себя, чтобы яркие цвета одежды не выдали ее, и задумалась о том месте, где уже кто-то явно прятался. И если тот, кто скрывался в этой берлоге, вернется, он сразу же заметит, что здесь появилось еще одно место, где кто-то прячется. Энн до боли прикусила губу, но не шевелилась. Тому, другому, стоит бояться больше, чем ей, и он не решится привлечь внимание, выдав ее.

Телор испытал скорее облегчение, чем испуг, когда Энн чуть не сбила его с ног. После того, как его разбудил голос Кэрис, как ему показалось, он растирал и массировал свои ноющие руки, пытаясь вернуть их к жизни, и внимательно следил за теми, кто проходил мимо сарая и мог заглянуть в него. Потом менестрель поднялся и принялся размахивать своей дубинкой, чтобы слегка размять мышцы. Когда Телор услышал, что всех созывают к обеду, он спрятался в свой угол, в то время как воины и большинство слуг собрались в зале. После того, как повара и их помощники внесли в залу обед, Телор снова приблизился к выходу в сарай и, оперевшись о стену, принялся напряженно вслушиваться, ожидая вот-вот услышать первый сигнал тревоги. Он не знал, как доберется до Орина сквозь толпу воинов, которые услышат призыв к оружию, но если Орин окажется от него достаточно близко, Господь Бог укажет ему, когда и где его легче всего будет убить.

Призыва к оружию не последовало, зато в третий раз пошел дождь. Телор ждал. Окна залы закрыли ставнями, и он не слышал ничего, что происходило в замке. Дождь закончился, но никто из залы не выходил. Это казалось странным, поскольку Телор считал, что Орин использует любой погожий час для тренировок воинов. Менестрелю не о чем было думать, кроме как о смерти, но эту тему он не особенно любил, и снова вернулся к вопросу, почему же никто не выходит из залы. И тут он вдруг вспомнил тот мужской голос, сказавший, что они получат больше удовольствия, если не вымокнут.