Канатная плясунья - Джеллис Роберта. Страница 78

Но тем не менее он не мог не ответить на ее призыв, поэтому, продолжая ласкать тело девушки, наклонился над ней и поместил кончик своего меча в ее ножны. Телор собирался продолжать возбуждать и поддразнивать Кэрис и войти в нее не спешил, но сильные ноги девушки сомкнулись на его бедрах и отправили меч в ножны. И все, что Телору оставалось делать, это предоставить ей самой установить ритм их движений, пока, наконец, глаза девушки широко раскрылись, и из горла вырвался крик изумленной радости, в то время как тело в наивысший момент наслаждения охватила дрожь. Через какие-то доли секунды и Телор почувствовал себя на вершине блаженства, думая о том, что Кэрис довольно быстро усвоила его первый урок. Он был несказанно счастлив, но не хотел, чтобы девушка считала свое удовольствие делом прошлым, и принялся ласкать ее снова, всего через несколько минут после того, как она выдохнула:

– О! О Господи! Ты – просто чудо!

Но даже сблизившись с Кэрис еще раз, Телор продолжал говорить себе, что должен делать все возможное, чтобы она не забыла этого, и преподал ей еще несколько уроков за ночь.

В перерывах Кэрис спала, она лежала абсолютно неподвижно, и лишь едва заметное колебание ее груди при дыхании и теплота кожи подтверждали, что она жива. Телор испытывал чувство вины всякий раз, когда будил девушку, желая ее снова и снова, но у него было оправдание – потребность любить Кэрис оказалась сильнее угрызений совести. Несмотря на то что ему приходилось все настойчивее ласкать Кэрис, чтобы разбудить ее, радость, с которой она пробуждалась, говорила Телору – она ничуть за это на него не сердится.

В результате столь бурной ночи менестрель проспал дольше, чем предполагал, и проснулся лишь тогда, когда луч солнца скользнул на пол из щели неплотно закрытых ставен и, в конце концов, упал ему на глаза. Вздрогнув от неожиданности, Телор принялся озираться вокруг сонными глазами и заметил Дери, счищавшего воск с подсвечников. Карлик стоял к нему спиной, и Телор не знал, действительно ли Дери не знал, что он проснулся и сел в постели, или же он позволяет ему побыть еще немного в интимной обстановке.

Но Телор не решился принять предложение Дери.

Он боялся, что если еще раз взглянет на Кэрис, у него не хватит мужества встать. Менестрель знал, что говорили, будто настоящая любовь существует лишь на небесах, а все людские страсти со временем проходят. Но в этот момент Телор этому не верил, он был уверен в том, что его страсть к Кэрис будет вечна, если же он умрет, посмотрит с небес вниз и увидит ее с другим мужчиной... Вспышка ярости причинила Телору почти физическую боль. Опустив голову на колени, он с трудом подавил в свое желание обернуться и убить свою невинную возлюбленную, но, к счастью, его спасло чувство юмора. «Эти мысли больше подошли бы человеку, который собирается на тот свет», – сказал себе Телор. Губы менестреля тронула улыбка, в аду к его мучениям наверняка прибавится еще не одно, поэтому его опасения, может быть, далеко не безосновательны.

– Твоя одежда там, – тихо сказал Дери, показывая на аккуратно сложенную стопку на скамейке. – Ты хочешь разбудить Кэрис?

– Господи, нет, конечно, – Телор покачал головой, глядя в озадаченное лицо Дери, и принялся одеваться, объясняя: – У меня не хватит сил уйти, если я попрощаюсь с ней. Позавтракайте вместе и подождите меня. И еще, попытайся объяснить Кэрис, что я ушел от нее не потому, что не люблю ее. Просто я страшно опаздываю. Мне надо было поговорить с лордом Уильямом еще вчера вечером.

– Я уже позавтракал, – Дери счищал воск с последнего подсвечника, – но я с радостью объясню Кэрис, что у тебя в голове, а не на сердце, если у нее есть какие-нибудь сомнения на этот счет.

– О Господи, Дери! Как я люблю тебя! – воскликнул Телор и бросился одеваться.

Глава 18

Телор одевался с бешеной скоростью, боясь, как бы не проснулась Кэрис, и, схватив свою лютню, выскочил за дверь, так до конца и не приведя себя в порядок. Выбравшись на главную улицу, менестрель понесся по ней и сбавил скорость лишь после того, как понял, что прохожие посматривают на него с подозрением. Когда несколько улиц остались позади, Телор почувствовал запах пива и свернул в пивную, но не столько из-за того, что был голоден, сколько из-за возможности сходить в уборную – У него не хватило времени даже на это – и привести себя в порядок. Он заказал хлеб, сыр и пиво, но, прежде чем жена владельца пивной принесла ему завтрак, менестрель почистил зубы кусочком грубой шерстяной ткани, как делали уэльсцы – этому научил его Юрион. Никто не принуждал его вести себя так, но Телор сам не мог позволить, чтобы у него изо рта дурно пахло.

Пока Телор ел хлеб с сыром, он старался привести в порядок свои мысли, потому что в голове его было вовсе не то, что в сердце. С того момента, как Орин с презрением отозвался о предложении Юриона петь для него и беспечно признался в убийстве двух безобидных и слабых стариков, Телор был охвачен решимостью уничтожить Орина. Менестрель только сейчас понял, насколько глупа была его попытка убить этого человека тогда, во время обеда. Может быть, и сейчас глупо с его стороны собираться принять участие в битве за Марстон? Неужели ему, действительно, необходимо рисковать своей жизнью, ставшей ему несравнимо дороже, и мстить за учителя сейчас, когда Кэрис стала его частью?

Ведь он мог поступить и по-другому, сложив песню о гнусном поступке Орина и исполняя ее в каждом поместье, соседствующем с Марстоном. Если лорд Уильям не захочет выступать против Орина и ничем не поможет, он может считать свой долг выполненным. У Телора отлегло от сердца, когда он подумал, что может все же избежать опасности, но совесть не позволила ему пойти по этому пути.

Лорды – соседи сэра Ричарда могут быть опечалены его смертью по своим собственным причинам, но в действительности в этой истории нет ничего такого замечательного, чтобы слагать песни. Сэр Ричард сам виноват в своей смерти. Он был хорошим человеком, и Телор жалел о нем, но любовь этого рыцаря к сказаниям и пергаментам зашла слишком далеко. Марстон вряд ли бы устоял под натиском целой армии, но натиск войска Орина мог бы сдерживать достаточно долго для того, чтобы сэр Ричард успел обратиться за помощью. Юрион, а вовсе не сэр Ричард, поступил благородно, принеся себя в жертву, однако песнь о смерти менестреля вряд ли будет воспринята должным образом, пока Орин все еще удерживает Марстон – разве что она, возможно, даст понять другим лордам, насколько беззащитны менестрели на самом деле.

Нет, сначала Орин должен быть уничтожен. Только тогда Юрион, пожертвовавший жизнью, пытаясь спасти своего покровителя, сможет стать героем доблестной песни о том, как гнев Божий обрушился на убийцу. Эта песнь станет местью Орину и памятником Юриону, потому что бросит тень позора на имя убийцы и прославит менестреля за его беззаветную преданность – ведь единственное, что ценили лорды, – это преданность. Более того, такая песнь должна будет сослужить добрую службу всем менестрелям, убеждая знать в том, что менестрели – честные, благородные люди. Именно по этой причине другие менестрели с радостью подхватят эту песнь, и она зазвучит по всей стране. Вздохнув, Телор встал из-за стола и подозвал жену хозяина, сказав, что хочет расплатиться. Смерть Орина и эта песнь стали его навязчивой идеей с того момента, как он бежал из Марстона, и это пока было единственным, что он может совершить в память о любимом учителе.

Телор надеялся, что найти лорда Уильяма ему не составит особого труда. Так оно и вышло. Он спросил о нем у жены хозяина пивной и решился на это только лишь потому, что был в богатой одежде. Женщина рассказала ему, как найти дом, в котором остановился лорд Уильям. Хорошая одежда сослужила Телору добрую службу и перед охранниками лорда, когда он попросил позвать кого-нибудь приближенного к лорду, чтобы о нем доложили и договорились с лордом об аудиенции. Менестрель увидел слугу лорда Уильяма, который знал вкусы своего хозяина и хорошо помнил, что, будучи в замке Коумб, лорд Уильям пригласил Телора к себе в гости. Слуга тотчас послал пажа с донесением.