Каштановый омут - Джеллис Роберта. Страница 77
– Идем, – сказала Элинор, переживая муку, которую видела на лице Джиллиан. – Поднимемся на стену, и ты сможешь еще раз увидеть его.
Джиллиан последовала за ней на негнущихся ногах, не способная ни говорить, ни плакать. Неожиданно она поняла, что ее оставили в этом чужом месте совершенно одну, какой она была, когда поселилась в замке Саэра, беззащитная перед любым, кто хотел обладать ею. Она почти не помнила себя, перебегая внутренний двор и подъемный мост, внешний двор и войдя в сумрачную башню. Оказавшись на лестнице, она начала дрожать, уверенная, что ее ведут в темницу или еще как-нибудь наказывать. Затем она вышла на стену, и ветер пронзил ее насквозь.
– Туда, смотри туда.
Джиллиан послушно посмотрела, куда ей показывали, и увидела Адама, уезжавшего по извилистой дороге к городу Роузлинду, где он соберет нанятых людей и отдаст последние распоряжения капитану, который поведет захваченное судно. В мозг Джиллиан проникла убежденность, что она умрет, когда Адам исчезнет из виду, но она не могла оторвать взгляд. Там, вдалеке, уменьшалась, исчезала ее жизнь, вся ее жизнь. Потом, перед самым мгновением, когда Адам должен был исчезнуть, а ее жизнь оборваться, она почувствовала, как заботливые руки укрыли ее теплым плащом и ласковый голос тихо произнес:
– Дитя мое, это еще не конец света. Он вернется. Клянусь тебе, он вернется.
21
Осберт де Серей был хорошо принят в Льюисе, где его почти не знали. Его отец в свое время позаботился, чтобы его сын не очернил родовое имя в глазах ближайших соседей. В самом городе имелись шлюхи и держатели постоялых дворов, которые могли бы рассказать кое-что, что открыло бы глаза хозяевам замка, но их мнения никто не спрашивал. Осберт предъявил письмо Людовика и был принят как почетный гость.
Кастелян Льюиса был признателен Людовику за не оставшуюся без ответа жалобу. Он с радостью хотел оказать посильную помощь и отвечал на все вопросы Осберта. Спустя некоторое время он обнаружил, однако, что вопросы гостя далеко уходили от факта ограбления фермы и концентрировались главным образом вокруг Тарринга.
– Но какое имеет отношение, кто приезжал и уезжал из Тарринга, к ограблению фермы? – спросил кастелян.
Осберт был дурак, но все-таки не настолько, чтобы ответить: «Никак, просто меня это очень интересует». Кроме того, он помнил предостережение Людовика держаться поближе к порученному делу. Суммировав все это вместе, он заявил:
– Мне кажется, что набег на ваши земли совершил Адам Лемань.
На самом деле до сих пор Осберт ничего такого не подозревал. Он вообще едва ли вспоминал о рейде после того, как объявил, что Людовик послал его выяснить, кто виновник бесчинств.
Кастелян рассмеялся.
– Зачем Леманю, который только что захватил, такой богатый замок, отправляться на промысел?.. – тут лицо его помрачнело, и он с уважением посмотрел на Осберта. – Боже мой, – вырвалось у него после минутного раздумья, – возможно, вы правы!
Гораздо более удивленный согласием кастеляна, чем его первоначальным смехом, Осберт ничего на это не сказал.
– Как я сам не догадался, – задумчиво произнес кастелян. – Я знал, что ваш отец отправился воевать с Леманем, я даже предупреждал его не связываться с этим человеком. Мой господин когда-то допустил такую же ошибку. Он еще жив только потому, что, после того как Лемань отомстил, предпочел оставить это дело в покое.
– Теперь поздно об этом говорить, – сказал Осберт. Голос его напрягся от страха, а лицо побледнело, но кастелян решил, что причиной такой реакции гостя стал гнев. Он тактично вернулся к исходному вопросу.
– Ваш отец, должно быть, вывез из Тарринга все запасы, а Леманю нужно было кормить свою армию. Да, в самом деле, глупо, что я до этого не додумался. Ладно, и что же вы собираетесь предпринять?
Осберт ничего не собирался предпринимать. Ему хотелось только получить назад свою ренту и власть, которую обеспечивало господство над Таррингом. Кастелян невольно спас его и на этот раз. Пока Осберт тщился придумать достойный ответ, который не выдал бы его трусость, кастелян уже понял, к чему может привести весь этот разговор.
– Я окажу вам всю разумную помощь, – проговорил он торопливо, – но в нападении на Тарринг участвовать не буду без специального приказа от моего господина или самого принца.
Именно это и было нужно Осберту.
– Если вы не будете, то и я не буду, – сказал он с притворным раздражением, и только потом до него дошли слова кастеляна.
Его нелепое обвинение оказалось не таким уж нелепым. Кастелян действительно думал, что Лемань мог стоять за этими рейдами, которые так разъярили принца Людовика. Если Осберт сумеет доказать вину Адама, Людовик, возможно, захочет взять Тарринг и отдать его под контроль Осберта. Тусклые глаза Осберта загорелись при этой мысли.
– Принц считает очень важным выявить истинного виновника, потому что в этих инцидентах обвиняют лорда Фиц-Уолтера, – сказал Осберт. – Недостаточно подозревать виновность Леманя. Я должен найти доказательства, и они, я уверен, находятся за стенами Тарринга.
– Замок закрыт наглухо и хорошо охраняется, – ответил кастелян. – Войти туда без большой армии и кровопролития вам вряд ли удастся.
– Это решать принцу, – поспешно откликнулся Осберт. – Новости же разлетаются независимо от того, на сколько засовов заперты ворота и сколько людей сторожат стены. Разве ваши торговцы не имеют дел с тем городом?
– Торговцы? – переспросил кастелян. – Может, и имеют. Их ведь интересует только промысел, а не политика. Но чем они могут помочь?
– Замок ведь не осажден, – уточнил Осберт. – Торговцы, несомненно, снуют туда и обратно, воины выходят в город за покупками, выпивкой и девками. Там многое можно узнать из разговоров.
На лице кастеляна появилось выражение отвращения. Но тут он напомнил себе, что Осберт пытается отомстить за смерть отца. Он сам предпочел бы менее закулисные методы, но не его дело судить человека, таящего личную обиду, тем более имеющего поручение от самого принца Людовика. Он отложил в сторону свои принципы и согласился, что Осберт волен общаться с торговцами Льюиса, как сочтет нужным.
Поиски нужных людей заняли у Осберта больше недели, но все-таки он разыскал торговца шелком и бархатом, известного дурной репутацией и имевшего брата под стать себе, который вел дела в городе Тарринге и в порту, расположенном южнее, в устье реки Ауз. Этот брат имел зуб на Джиллиан. Кто-то пожаловался ей на него, и она вынудила его выплатить компенсацию обманутому клиенту. Более того, когда он подал ответную жалобу, что не ее дело решать такие вопросы, а цеха, к которому он принадлежал, она вызвала цехового мастера. Изложила ему суть дела и довольно жестко заявила, что цеху нужно повнимательнее следить за своими членами, чтобы не допускать обмана покупателей. Если они не согласны, она лишит их привилегий и отдаст их права другой торговой группе.
Действовала она в точности по рекомендациям отца Поля и Олберика. К сожалению, ей не хватило твердости довести дело до конца и настоять на исключении мошенника из цеха. «У него же жена и дети», – сказала она тогда. Возможно, мошенничество так распространилось потому, что Саэр не уделял этому внимания. Теперь, когда она наказала этого торговца и показала ему последствия его нечестности, он, может быть, возьмется за ум. По крайней мере, ему нужно дать такой шанс. Торговец действительно взялся за ум, то есть стал куда изощреннее в своих проделках. Однако доходы его с тех пор поубавились. Он не забыл, что именно Джиллиан была виновницей этого. Не забыл он и того, что она спасла его от сурового наказания и не дала умереть с голоду, и за щедрость ненавидел ее еще больше, чем за строгость.
Прошла неделя, прежде чем этот торговец из Тарринга смог прибыть в Льюис по просьбе брата. Примерно в то время, как Адам расставлял свои войска вокруг Вика, несколько держателей убогих постоялых дворов поручили своим служанкам, которые обслуживали – во всех отношениях – воинов из замка, собирать с клиентов не только деньги, но и сведения. Большинство из них были слишком глупы или равнодушны, чтобы задать себе вопрос, зачем это их хозяевам вдруг понадобилось знать, что делал Адам Лемань в прошлом месяце. Они были только рады получить лишний пенни за каждую более-менее интересную новость. Получать сведения оказалось нетрудно. Воины и сами были не прочь поболтать о подвигах своего господина.