Коварный заговор - Джеллис Роберта. Страница 111

— Ты же знаешь, что это меня не волнует. Оно не было даже подарком Саймона. Мне оно не нужно. Если ты купил за него сведения, которые уберегли тебя хотя бы от одного лишнего синяка, его стоимость уже тысячу тысяч раз возместилась, любимый.

— Тогда почему? — выпалил Иэн, не желавший спрашивать, но вынужденный. — Почему я стал таким чужим тебе? Почему ты застывала, когда я прикасался к тебе, словно я насильник? Почему ты рыдала потом, словно я обесчестил тебя?

Вместо того, чтобы ответить гневом, высокомерием или холодным взглядом, Элинор залилась румянцем и повесила голову. Иэн наблюдал за ней, очарованный, — такой он никогда раньше ее не видел.

— Я ревновала, — прошептала она.

— Ревновала? — мягко спросил Иэн. — Как? К кому? Я же всегда был перед твоими глазами — по крайней мере ты всегда знала, где я и что делаю. И, говоря правду, Элинор, ты мне не оставляла никаких сил, чтобы забавляться еще где-то на стороне.

— Я не ревновала твое тело. Я знала, что ты вполне удовлетворен тем, что я давала тебе, а когда меня не было рядом — это меня не особо беспокоило. Мужчине нужно есть и пить, испражняться, совокупляться — такова его природа. Я даже не ревновала твое сердце. Я была уверена, что ты любишь меня, как любят мужчины земных женщин… Ты будешь смеяться надо мной!..

— Клянусь, что нет.

— Я думала, что где-то в глубине души, там, куда я не могла дотянуться, ты хранил какую-то любовную мечту о женщине, более изысканной, более совершенной, чем я, — и такую нетрудно найти. Я не сердилась, Иэн. Мне было стыдно, что я могла позволить какой-то мечте обойти меня. И я старалась стать лучшей женой, какой мужчине и пожелать нельзя, не такой сварливой и упрямой…

— Боже правый! Ты, только ты всегда была моей мечтой, Элинор. Всегда ты, и только ты — и ты остаешься ею.

Элинор вытянула руку, и Иэн взял ее в свои. Он нежно потянул ее к себе, но она другой рукой уперлась ему в плечо.

— Я должна тебе еще кое-что сказать, что еще труднее выразить словами, передать истинный смысл. Иэн, я любила Саймона, как женщина может любить мужчину. Я не хочу, чтобы ты думал, что я забыла его. Но между мной и Саймо-ном было тридцать лет разницы. Мы с ним в такой же мере были отцом и дочерью, как и мужем и женой. Тогда я этого не понимала, а теперь осознала благодаря тому, что возникло между тобой и мной, — это что-то совершенно иное. Я люблю тебя, Иэн, как девушка любит юношу, — и для меня это первая любовь.

Иэн ничего не ответил на это. Он не мог говорить, да и нечего было говорить. Он сжал ее лицо ладонями, нежно и бережно, как нежно и бережно держат хрупкий стеклянный предмет, редкий и драгоценный, поцеловал ее и уложил рядом. Они оба лежали без сна. Их счастье было слишком велико, чтобы возникала еще потребность подсластить его снами. Но в конце концов плоть не выдержала, и пришел сон.

Утром Элинор спросонок услышала какую-то беспокойную суету в передней. Она повернулась на бок и попыталась зарыться лицом в плечо Иэна, чтобы заглушить голос совести. Это, однако, не помогло. Ее дыхание защекотало рану на плече Иэна и разбудило его.

— Да. Что случилось?

— Иэн, пришел Солсбери. Мне не хотелось будить тебя, но я должна тебе об этом сказать.

— Джеффри!.. — закричал Иэн, вскочил с кровати и бегом бросился в соседнюю комнату.

Элинор бросилась вслед за ним, поспешно завернувшись в одеяло.

— Что случилось с ним? — спросила она. — Он не просыпается?! Он ослеп?! У него головокружение?!

— С Джеффри все в порядке, — успокоил их Солсбери, переводя взгляд с одного обеспокоенного лица на другое. — Бог смилостивился надо мной, отдав его в такие любящие руки.

В прошлом время от времени Солсбери пытался отвести гнев своего брата от того или иного человека. Если ему это не удавалось, он просто пожимал плечами и выбрасывал это дело из головы. Джон был дороже ему любого другого человека. Если он и не понимал во всей полноте истинный характер своего брата, он по крайней мере знал достаточно, чтобы считать, что если его нельзя изменить, нужно принять таким, как есть, — или потерять совсем. Сейчас впервые с тех пор, как они были маленькими детьми, Солсбери всерьез раздумывал над тем, чтобы оказать активное давление на Джона. Он многим был обязан Иэну, любил этого человека и к тому же, вновь увидев Джеффри после многомесячной разлуки, окончательно решил, что его сын войдет во взрослую жизнь под покровительством Иэна, и только его. Джеффри становился таким, каким видеть своего сына мечтал любой отец, — и такие мечты редко воплощались.

Письмо, которое Солсбери прочитал, прояснило для него одну вещь. Джон хотел, чтобы Иэн умер, — и его особенно не беспокоило, если вместе с ним умрет и Джеффри. Гораздо более страшную идею, скрывавшуюся между строк письма, Солсбери не увидел. Отчасти это было связано с тем, что он все еще не мог позволить себе поверить в истинные намерения Джона. А в придачу такого рода ревность, которая двигала королем, была столь чужда натуре Солсбери, что он не мог придумать ни малейшего мотива, который бы заставлял Джона желать смерти его сыну. Перед ним теперь открывались два пути: либо забрать Джеффри из-под опеки Иэна и предоставить Иэна своей судьбе, либо защитить Иэна от Джона.

— Я пришел говорить не о Джеффри, а… о короле. Элинор хотела что-то сказать, но сдержала слова, готовые сорваться с ее языка. Солсбери лично прибыл сюда, чтобы спасти Иэна, и к тому же, если бы он не привел ее людей, исход битвы вполне мог оказаться другим. Она даже этого не могла ожидать от него.

И все-таки он был братом Джона. Элинор вернулась в спальню и вынесла оттуда Иэну халат. Затем она вышла за дверь и разыскала слугу, которому поручила принести ее багаж. Урывками она слышала, как они обсуждали письмо, которое Солсбери принес с собой показать Иэну. Покончив наконец со всеми хозяйственными делами, она подошла к Иэну и протянула руку за письмом.

Иэн рассеянно отдал ей письмо, не задумываясь над тем, что делает. К счастью, мужчины были так увлечены проработкой возможных последствий пленения Ллевелином Гвен-винвина, что не обратили на нее внимания. Для Элинор намерения короля были ясны до омерзения. Джон явно надеялся, что Гвенвинвину хватит глупости уничтожить всех троих — Иэна и обоих мальчиков — и затем полагаться на милость Джона в борьбе за верховную власть в Уэльсе. Ей, столь недавно избавившейся от своих припадков разрушительной ревности, был достаточно ясен двойной мотив Джона.

Элинор не приходило в голову отказаться от Джеффри, поскольку это не спасло бы Иэна. Она ни в коем случае не поддержит эту идею. Джеффри был частью Иэна, а Иэн был ее! Ее внимание привлек нарастающий гул голоса Солсбери:

— Я сделаю это в любом случае, Иэн. Вы можете только помешать или помочь мне — вот и все.

— Но, Вильям, я же не могу отказаться от своих жизненных обязанностей, осаду Кемпа нужно довести до какого-то конца…

— Я думаю, что вы обнаружите это дело уже законченным, — с горечью прервал его Солсбери. — Думаю, замок уже в руках ваших людей. Откуда, вы думаете, взялись эти четыре сотни наемников, которые были обещаны Гвенвинвину?

Наступила неловкая пауза. Иэн и без того догадывался, что именно люди короля удерживали Кемп. Он предполагал, что кастелян отказался бы от сопротивления, если бы в замке не оказалось наемников. Первый кастелян положился на обещание короля прислать людей, которые должны были атаковать Иэна сзади. Почему Джон не выполнил этого обещания, Иэн не знал. Может быть, люди были заняты где-то в другом месте; может быть, король впал в очередную спячку, когда даже простое письмо становилось слишком большой проблемой для него.

Причина этого была несущественна. Второй кастелян, наученный опытом взятия первого замка, сразу сдался. Он был изгнан, конечно, но никакого другого наказания не понес. Очевидно, третий потребовал от Джона каких-то больших гарантий, нежели просто обещание. Иэн надеялся, что наемники сообщили кастеляну, что уходят, и дали ему шанс сдаться. Он надеялся, что они не набросились предательски на гарнизон и не перерезали его.