Коварный заговор - Джеллис Роберта. Страница 55
— Твое лицо могло бы совратить даже святую. Но если оно соблазнит кого-нибудь еще — и я окажусь рядом, — оно станет выглядеть совершенно иначе, когда я доберусь до него.
— Откуда, ты думаешь, я найду силы для подобных вещей, если ты будешь рядом?
— Я не заметила в тебе никакой слабости даже после того, как ты притворно закричал: «Хватит!» Как тебе не стыдно было нарушить мой честно заработанный отдых?
— Как мне не стыдно? — воскликнул Иэн. — А чего ты ожидала?
Вместо ответа Элинор благодарно рассмеялась. Непривычный к супружеской постели, Иэн постоянно просыпался, когда Элинор придавливала его бедром или рукой. Он реагировал не как муж, а как любовник, принимаясь ласкать Элинор, готовясь к очередному сеансу любви, вместо того чтобы просто принять ее сонные объятия как знак удовлетворения и привязанности.
Элинор не останавливала его частично потому, что, когда в достаточной мере пробуждалась, чтобы что-то сказать, она уже была готова сама принять его ласки. А частично потому, что считала, и совершенно справедливо, что ее отказ обидит его. У них еще будет достаточно возможностей прояснить это недопонимание, когда они укрепятся в своих взаимоотношениях, если Иэн не поймет это сам, без всяких объяснений.
Однако Элинор добилась своей цели. Она не знала, действительно ли она очистила его мысли от той потерянной любви или просто повернула их в более приятное русло, но лицо его просветлело. Он притянул ее к себе и поцеловал, что дало Элинор повод перейти от слов к делу. Она с чувством ответила ему и тут же отстранилась.
— Ежик, — заметила она. — Правда, я никогда не целовала ежей, но представляю, что это должно быть примерно так, как целовать тебя сейчас. Давай позовем брадобрея, чтобы он побрил тебя, Иэн. О небо, посмотри в окно — мы наверняка пропустили уже две мессы.
Будь это первый брак Элинор, знатные леди и джентльмены пришли бы рано утром, чтобы разбудить жениха и невесту и проверить окровавленные простыни как свидетельства девственности невесты. Поскольку такого свидетельства едва ли можно было ожидать от женщины, которая была уже тринадцать лет замужем и родила четверых детей, пришлось обойтись без этой второй части ритуала брачной ночи.
— Ты хочешь, чтобы я тебе перевязала ногу, или сначала побреешься? — спросила Элинор, резко хлопнув в ладоши, призывая служанок.
— Я обойдусь без перевязки, — уверил Иэн, неохотно выпуская ее.
Элинор откинула покрывало и залилась смехом.
— Я навешу на твое орудие замок и запру на ключ. Как ты еще смеешь жаловаться на недостаток сил?
Но глаза ее уже переместились на его колено, и она поняла, что Иэн говорил правду. Хотя весь вчерашний день шина была снята, опухоль практически исчезла, и даже синева немножко побледнела. Колено заживало. Все еще смеясь, она снова накрыла его одеялом и отправила одну из служанок за оруженосцами.
— Твоя готовность к исполнению супружеского долга шокирует Гертруду и Этельбургу, — поддразнила она. — Ты ведешь себя нескромно. К тому же я не хотела бы, чтобы они подумали, будто я совсем не удовлетворила тебя и ты оставался в таком печальном состоянии всю ночь.
С этими словами она выбежала из комнаты, оставив своего мужа одновременно в отчаянии и очарованного. Одно было ясно: он, похоже, не утомится, даже если проведет всю зиму с Элинор в замке. Без сомнения, она сумеет найти какие-нибудь новые хитрые способы развлечь его, но сегодняшнее утро было не для подобных шарад. Как хорошо, подумал он, вылезая из кровати, что Элинор послала за оруженосцами. Без сомнения, они окажутся полезны, чтобы натянуть на него одежду и доспехи, — правда, при условии, что кто-нибудь из них знает, где его одежда. Иэн-то точно не знал. Последние пять дней за ним ухаживали Элинор и ее служанки. Все, что он знал, это то, что каждый раз, когда ему необходимо было одеваться, перед ним возникали великолепные наряды, каких он прежде никогда и не видывал. Правдой было и то, что половину этого времени он был слишком сердит, чтобы спрашивать, откуда берутся эти вещи, а вторую половину времени у него находилась для разговоров более важная тема.
Как только прибыли Оуэн и Джеффри, Иэн понял, что ему следовало бы знать Элинор получше и не предполагать впредь, что хоть что-нибудь, включая и брачную ночь, может лишить ее практичности. Прежде чем он успел сказать хоть слово, Оуэн разыскал и протянул ему ночной горшок. Иэн так зашелся от смеха, что чуть не выронил его. Действительно замок и ключ! Элинор прекрасно знала, что ему нужно! В следующий момент, увидев, как Джеффри направляется в соседнюю комнату, он окликнул его:
— Куда ты идешь?
— За вашей одеждой, господин. Гертруда сказала зайти за одеждой к ней.
— А, ладно, только не входи в спальню. Леди Элинор там одевается.
Мальчик покраснел и торопливо вышел за дверь. Иэн приподнял бровь. Если Джеффри все так же невинен, как кажется, его следовало бы немного просветить в нужном направлении. Оуэн помог своему хозяину надеть халат и затем подвел к стулу возле разожженного очага. Словно по сигналу вошел брадобрей. Оуэн подошел к Джеффри, чтобы помочь ему принести доспехи Иэна, все еще тяжеловатые для мальчика.
К тому времени, как брадобрей закончил свою работу, Джеффри уже вернулся. Он натянул на ноги своего хозяина темно-бордовые штаны. Иэн улыбнулся, почувствовав прикосновение тонкой шерстяной ткани, более подходящей для выходного наряда. Элинор явно стремилась произвести впечатление на вассалов и кастелянов. Даже будучи готовым к этому, он присвистнул, когда дело дошло до шелковой рубашки и нижней туники. Она хорошо сочеталась со штанами. Он указал пальцем на расшитый драгоценными камнями воротник.
— Это уж слишком, — запротестовал он. — Я задохнусь, если попытаюсь натянуть его на голову.
— Но вы же не будете сражаться сегодня, зато как это красиво. — Голос Джеффри задрожал от волнения.
Иэн улыбнулся и не стал больше спорить. Это действительно так. Сегодня он должен изображать величественного лорда, а не боевого командира. Кольчуга, последовавшая далее, снова заставила Иэна рассмеяться и шутливо прикрыть рукой глаза. Она была вычищена до такой степени, что сверкала серебром в свете камина. Каждое стальное колечко было вымыто, вычищено и отполировано от ржавчины, крови, грязи и копоти, которые накопились на ней за недели, проведенные им в открытом поле.
— Настоящее произведение искусства, — похвалил он. — Это же только подумать, сколько часов пришлось провести за этой работой. Кого я должен благодарить?
— Леди Элинор, я полагаю, — сказал Оуэн, улыбаясь. — Она приходила и следила за тем, чтобы кольчуга была вычищена как следует. Нам пришлось три раза возвращаться и доделывать. А если вы имеете в виду, чьи пальцы и ногти царапали и терли каждое звено, то это делали мы, по очереди, главным образом Джеффри и я, но и Джейми помогал, и даже Бьорн.
Изн почувствовал такой прилив тепла и нежности, что не мог больше ничего сказать. Он достиг того, что было для него почти раем. Пылкое внимание Элинор к каждой детали этого великолепного костюма не только свидетельствовало о том, какая она хорошая жена, но и показывало, что она сама не собиралась затмевать его нарядами, что могла бы сделать чрезвычайно искусно. Это долг его оруженосцев, безусловно, чистить его доспехи, но, шутил или нет Оуэн насчет трижды возвращенной кольчуги, этот долг был исполнен с тщанием и любовью. К тому же любовь к нему и гордость за него прямо-таки светились на лицах мальчиков в это утро.
И превыше всего было то, что Джейми и Бьорн тоже помогали выполнять эту работу, хотя это явно не входило в их обязанности, и Элинор не могла попросить их делать это. Они действовали просто по зову сердца. Все то, что обрушилось на Иэна до того, как он попал к Саймону, излечилось любовью. Сейчас точно так же любовь окружила его, и на несколько мгновений он испытал такую радость, что лишился дара речи.
От этих счастливых мыслей его отвлек шепот Оуэна, обращенный к Джеффри: