Коварный заговор - Джеллис Роберта. Страница 86

— Элинор! — взревел Иэн, появляясь на пороге. — Иди сюда!

Служанка, которая только собиралась вновь умолять свою госпожу, ахнула от ужаса и скрылась. Элинор подняла горящий взгляд на лицо Иэна, но решила, что не стоит еще более распалять его, отказываясь подчиниться. Уступчивой сделал ее не страх — Элинор бывала битой и раньше, и хотя это ей не очень нравилось, она не слишком боялась этого, — смягчила ее душу боль, которую она увидела в глазах своего мужа под гневом, и кровь, все еще ярко-красная, заливавшая его тунику и доспехи.

Тем не менее, войдя в спальню, она раздраженно зашипела. Ковер и пол были залиты вином, стол и стул были перевернуты. Дорогой кувшин и кружка, помятые, валялись на полу.

— Где ты была? — рявкнул Иэн.

— Я выполняла твои обязанности. Я предложила рыцарям, которых ты победил, прийти сюда и поговорить с тобой завтра.

— Что?! Куда ты вмешиваешься, сука?! Тебе в твоей жадности даже не могло прийти в голову, что я не желаю брать с них выкуп. Как ты посмела?!

— В жадности?! — взвизгнула Элинор, и все ее сочувствие смылось новой волной обиды и гнева. — Я жадная?!

Ты взял мои драгоценности, чтобы отдать другой женщине, и называешь меня жадной? Куда я вмешиваюсь? Ты — отвратительная и черствая скотина! Ты победил этих людей на поле боя, и они, как честные люди, пришли выкупить свою честь, а ты бросил их, словно они не более чем побитые паршивые собаки. Ты, наверное, считаешь себя единственным в мире человеком, обладающим гордостью?!

Справедливость слов Элинор в некоторой степени погасила бушевавшую в Иэне ярость. Он не подумал о том, как его поступок видится, с точки зрения побежденных. Он стоял, вцепившись руками в стул, задыхаясь от усталости и огорчения.

— Как я могу взять с них выкуп? — вздохнул он. — Как я могу смотреть им в глаза после того, что ты сделала?

— А что я сделала? — переспросила Элинор, растерявшись. Она не могла даже представить, о чем он говорит. — Что я сделала?

— Ты опозорила и обесчестила меня. — Голос его дрожал, а в глазах засверкали слезы, усиливая их темный блеск. — Ты сговорилась с кем-то из команды противников и купила мою безопасность, словно я какой-то слабенький полудурок, неспособный защитить сам себя.

— Полудурок?! Если ты способен сказать такое, то явно переоцениваешь себя. В тебе дурости явно больше половины!

— Ты хочешь сказать, что ты не имеешь отношения к действиям тех шести рыцарей, которые напали на ФицУол-тера и де Квинси? Ты пытаешься отрицать, что ты и была тем «врагом», который покупал рыцарей, чтобы сражаться «против» меня?

— Нет, я не утверждаю, что совсем невинна в этом деле. Однако, как бы ни обстояло дело с твоими мозгами, с моими все в порядке.

— Я считал, что этот заговор вонял до небес. Он был настолько грубый, глупый, что не мог не быть просто шуткой…

— Шуткой? О, это была дорогая шутка. Да, эти люди работали на меня. А на кого бы ты предпочел, чтобы они работали? На короля?

— Но — взмолился Иэн. — Зачем ты так почему? опозорила меня?

— Ой-ой-ой, какие мы гордые! — выкрикнула она сорвавшимся от обиды и возмущения голосом. — Да! Потому что — пусть я дура! — я предпочитаю стоять здесь и слушать твои идиотские оскорбления, нежели оплакивать твое тело. Это тебя устраивает?

— Ты не считаешь меня способным постоять за себя?! — бушевал Иэн.

— А что, я мешала тебе стоять за себя? — бросила в ответ Элинор. — Разве кто-нибудь поднимал за тебя меч? Кто-то отвлекал Арунделя? Кто-то направлял удары на Альбини во время вашей дуэли? Кто-то оттаскивал одного из рыцарей, когда тебе приходилось биться с двоими? Я отдала один-единственный приказ: проследить, чтобы тебя не ударили в спину люди из твоей собственной команды. Проглоти это, дубина, прежде чем бубнить о позоре и бесчестье!

— Я не хочу иметь отношение…

— К чему ты не хочешь иметь отношение? — гневно оборвала его Элинор. — Назови хоть один бесчестный поступок, который совершил один из этих людей, и он тут же предстанет перед тобой и будет наказан, как ты пожелаешь. Может быть, кто-нибудь из них ударил кого-то из своей собственной партии? Скажи уж тогда, что ФицУолтер и де Квинси были честными людьми, спешившими тебе на помощь, когда увидели, что ты в беде. Что неправильного в действии тех шестерых рыцарей? Эх, ты, осел! Да, я имела дело с такими людьми, как ты, всю жизнь! Я знаю вкус чести!

— Ты вообще вкусно готовишь, но в данном случае твое блюдо вышло с душком.

Элинор безразлично пожала плечами.

— В данном случае мясо оказалось подпорченным. Ты знаешь, что я в этом не виновата. Не хочешь же ты сказать мне, что никакого заговора против тебя не было?

— Если и был, то тебе не следовало вмешиваться — это мое дело.

— Ах вот как! — огрызнулась Элинор. — И что же ты предпринял, чтобы справиться с этим делом? — Она на секунду отвернулась и затем снова посмотрела на него горящими глазами. — Уж если ты заговорил о чести, позволь мне напомнить тебе об одной клятве, которую ты давал и которую ты, кажется, пытаешься игнорировать. Когда ты предложил мне стать твоей женой, ты уверял меня, что станешь щитом для меня и моих детей от всяких обид. Возможно, тогда король и желал мне зла, но это ничто по сравнению с тем, что он чувствует ко мне сейчас. Ты как-то легко забываешь, что ты теперь не можешь распоряжаться своей жизнью, как тебе захочется. Вместе с тобой пропаду я, и Адам, и Джоанна. Так что твое дело является и моим делом!

Иэн обошел стул, на который опирался, и тяжело сел. Взгляд его скользнул с лица Элинор на пол, словно он слишком устал смотреть на нее.

— Нельзя сказать, что я не знал или не беспокоился, — наконец мягко ответил он. — Я сделал все, что мог. Я заявил вслух, почти обвиняя короля, и добился его обещания…

— Тьфу, дурак! — плюнула Элинор. — Я знаю, что ты сделал. Я была там. Наверное, он действительно больше не будет принуждать меня к новому браку. Вместо этого не пройдет и недели, как найдется какая-нибудь причина, чтобы засадить меня в тюрьму. И там я буду прозябать до смерти. И Адам тоже умрет. А Джоанну будут использовать, как проститутку, пока ее не отдадут какому-нибудь псу, которого он выберет. Только…

— Остановись!

Крик боли и ужаса заставил Элинор прийти в себя. Она прикусила язык. Она не хотела говорить этого. Иэн был такой человек, что втемяшит себе в голову все эти ужасы и будет пережевывать их. У него и без этого плохой сон. Элинор подошла к нему и ласково положила руку ему на плечо.

— Ладно, не стоит говорить о том, что уже прошло и, возможно, никогда уже больше не всплывет. Я только хочу, чтобы ты знал, почему я вмешалась в твои дела. Забудем об этом. Через неделю мы уедем отсюда и окажемся в безопасности на своей земле. Если дела государства станут такими жаркими, как ожидается, король забудет о нас.

В груди у Иэна было так тяжело, словно он все еще сражался в бою.

— Я не смогу вынести этого, — пробормотал он. Подавив искушение заметить, что ему и не пришлось бы выносить это, поскольку он был бы мертв, Элинор расшнуровала и сбросила с его головы капюшон кольчуги.

— Если ты сегодня собираешься идти на торжественный ужин, дай мне подремонтировать твою одежду.

Тут ей в голову пришло, что плохое настроение Иэна вовсе не было вызвано какой-то неприветливостью со стороны его «возлюбленной». Элинор понимала, что невозможно определить, что это за женщина. По меньшей мере треть из них постоянно бросали призывные взгляды в сторону Иэна. Теперь, однако, когда она уже была в курсе, то могла проследить за направлением взгляда самого Иэна. Элинор увлеклась этой мыслью, но не могла припомнить ничего особенного. Может быть, он был слишком осторожен, но еще вероятнее, что она просто не заметила, поскольку была занята другими делами. И кроме того, раньше она ни о чем не подозревала.

Но Иэн покачал головой.

— Я не могу туда пойти, — сказал он и с трудом сглотнул. — Элинор, давай уедем отсюда. Если мы отправимся прямо сейчас, то доберемся до Кингслера еще до полуночи.