Кровные узы - Асприн Роберт Линн. Страница 6

— Наказание?! — взбешенно воскликнул художник. — Тебе недостаточно потери одного ребенка? Она не согрешила! Почему она должна страдать из-за нас?

— Ну ударь меня! — воскликнула Джилла. Может, это сняло бы часть душевной боли.

Лало молча оглядел ее, и его лицо исказилось.

— Женщина, если бы я мог ударить тебя, я сделал бы это много лет назад.

Джилла закрыла лицо руками, и он снова повернулся к Иллире.

— Ты сделала это, и ты должна все исправить. У меня здесь есть краски и чистые листы для остальных карт. Все равно никто из нас сегодня не заснет. Ты опишешь мне недостающие карты, С'данзо, я нарисую их, и затем ты снова будешь гадать!

Иллира исхудалой рукой откинула назад тяжелые волосы.

— Живописец, я знаю, что сделала, — бесчувственно произнесла она. — Бери краски, я опишу карты, но это вся помощь, которую ты получишь от меня. Похоже, дарование, которым я злоупотребила, оставило меня.

Лало передернулся, но лицо его осталось непроницаемым. Подойдя к столу, он начал открывать баночки с красками. Джилла молча смотрела на него, ибо она никогда не видела у мужа такого лица.

— Семерка Мечей называется Красной Глиной, это карта ремесленника-гончара, — начала Иллира, и Лало взял кисть.

Застонала Латилла, и Джилла, забыв о С'данзо, наклонилась над девочкой, чтобы успокоить ее.

Ночью толпа начала вытаскивать умерших и их имущество на улицы, чтобы сжечь, но вид корчащегося в огне дорогого шитья и расплавленного золота оказался слишком невыносим для многих из тех, у кого были нелады с законом, и фанатики начали запаливать дома, зачастую даже не проверяя, не остался ли внутри кто-нибудь живой. Пасынки вместе с Третьим отрядом коммандос были поглощены тем, что не давали пламени распространиться в зажиточные кварталы города, а Уэлгрин во главе воинов гарнизона защищал дворец от орущей толпы, требующей смерти принца Кадакитиса и бейсибской шлюхи. К тому моменту, когда красное око солнца появилось над горизонтом, пелена на небе напоминала колдовскую погоду, но это зло целиком исходило от смертных или, возможно, от Смерти.

Когда Лало наконец проснулся, ему потребовалось некоторое время на то, чтобы определить, где он, и понять, что голова раскалывается, а шея затекла не от чумы, а оттого, что он заснул, упав на стол, и серый свет, пробивающийся сквозь занавески, означает не прохладный полумрак рассвета, а мрачный полдень. Со стоном живописец потянулся, заморгал и огляделся вокруг.

На столе перед ним лежали последние карты С'данзо. Иллира неподвижно застыла в кресле. На мгновение потрясенный Лало решил, что она мертва, и понял, что ужас и отвращение, которые он испытывал прошлой ночью, исчезли, оставив только глубокое отчаяние. Джилла сидела возле кровати, словно изваяние, но когда Лало зашевелился, покрасневшие глаза на ее изможденном лице открылись.

— Как…

Это слово вырвалось у Лало хриплым карканьем, и он сглотнул, пытаясь заставить голос повиноваться.

— Она еще жива, — сказала Джилла, — но вся горит.

И испуганно посмотрела на мужа.

Лало с усилием поднялся на ноги, вспоминая, что .он чувствовал, когда Черный Единорог соскочил со стены, и подошел к жене. Единорог явился детищем его гордыни и был всего лишь одним, хотя и худшим, из его грехов за эти годы. А единственный грех Джиллы был порожден отчаянием. Возможно, это еще больше сблизит их друг с другом, но в данный момент Лало не мог сказать ей об этом.

Вместо этого, опустив руки на массивные плечи Джиллы, он начал мягко гладить ее по волосам. Латилла беспокойно заворочалась, погруженная в лихорадочный сон, затем снова затихла. Девочка раскраснелась, и Лало показалось, что ее скулы стали выпирать сильнее и под кожей проступил череп. Его руки судорожно сжались, и Джилла, обернувшись, спрятала лицо у него на груди.

— Ты была права насчет Единорога, — тихо произнес художник. — Но мы избавились от него. Найдем какой-нибудь способ справиться и с этим.

Джилла посмотрела на него, ее глаза блестели непролитыми слезами.

— Ох, глупый ты мой! Ты заставил меня испытать стыд за все те годы, когда я считала, что только мне приходится прощать…

Глубоко вздохнув, она тяжело поднялась на ноги.

— Да, мы сделаем что-нибудь — обязательно! Но сначала нужно умыться и достать что-нибудь поесть!

Пол содрогнулся под ее шагами, когда она подошла к двери и окликнула девушку, прислуживавшую им.

Когда они закончили завтракать, Лало почувствовал себя чуть-чуть более работоспособным. Вдалеке гулкая дробь барабанов храма смешивалась с нечленораздельным ревом толпы. Служанка Миртис сказала, что жрецы Ильса согласились на закате совершить жертвоприношение Дириле. Все надеялись, что запах бычьей крови ублажит богиню и толпу. В противном случае могло случиться так, что объединенных усилий гарнизона, пасынков и Третьего отряда коммандос окажется недостаточно для того, чтобы помешать царственной крови потечь там, где должна пролиться кровь быка, а в этом случае император вряд ли будет ждать нового года, чтобы «усмирить» то, что осталось от города.

Лало сел за стол и принялся разглядывать пеструю кучу карт. Примечательно, что, учитывая его духовное и физическое состояние прошлой ночью, они оказались вообще на что-либо похожи, ведь движением его руки управляло зрение прорицательницы. Лало удивился и решил, что-с художественной точки зрения эти карты превосходят те, которыми владела С'данзо до этого, подавив вспышку гордости, породившую у него эту мысль. Он не помнил, как рисовал карты, — все похвалы принадлежали Силе, водившей его рукой. А красота исполнения карт не будет иметь никакого значения, если они не исправят нанесенный вред.

— Я пробовала гадать, пока вы оба еще спали, — сказала Иллира, когда девушка унесла посуду. — Бесполезно, Джилла. Карты продолжают ложиться так, как мы разложили их тогда.

— Тогда надо попробовать что-то другое, — решительно кивнула Джилла.

— Разложи их по-другому, — сказал Лало, — чтобы они предвещали исцеление.

— Я уже пробовала, — беспомощно ответила С'данзо. — Но в полученном образе нет силы. Я чувствую это. Они пробовали еще и еще, но Иллира сказала правду.

Карты оставались не. более чем красивыми картинками, образующими узор на скатерти. Яркие краски с издевкой сияли в палящих лучах полуденного солнца.

Иллира пошла вытереть грудь и личико Латиллы. Лало, вздохнув, снова перетасовал колоду. На этот раз самой верхней картой оказалась Арка, массивные ворота, чье основание было испещрено высеченными магическими символами, значение которых не могла прочесть даже Иллира. За воротами просматривалась пышная зелень, возможно, сад. Лало расфокусировал свой взгляд, отчаянно пытаясь придумать, нельзя ли сделать что-то еще. Зелень задрожала перед его взором, и художник внезапно ощутил чарующее чувство: эта картина была ему знакома.

Заморгав, он снова посмотрел на карту и стал тереть глаза. Обыкновенным зрением он не видел ничего, и все же было что-то… Джилла, наклонившись, стала наливать воду ему в стакан, и движение ее руки послужило толчком к воспоминанию о белой руке, наливающей кароннское вино из хрустального графина в золотой кубок, — это была рука Эши, и происходило это в стране богов.

— Лало, на что ты смотришь? — спросила Джилла.

— Я не уверен, — медленно проговорил он. — Но, кажется, я знаю, где смогу найти ответ…

— На улицу нельзя, — встревожено воскликнула Иллира. — Прислушайся!

Даже до Улицы Красных Фонарей доносился шум беспорядков в городе, и Лало вздрогнул.

— Я и не собирался, — просто ответил он. — Я намереваюсь пройти внутрь, вот сюда…

Он указал на Арку на карте. Иллира изумленно уставилась на него, но на лице Джиллы отразилось понимание, а вместе с ним — страх.

— Если ты собираешься погрузиться в транс, я отправлюсь с тобой, чтобы быть уверенной, что ты не забудешь вернуться! — едко заметила она. — У меня больше нет возможности завлечь тебя назад, как я сделала это в прошлый раз.