Холм демонов - Абаринова-Кожухова Елизавета. Страница 32

Царская карета въехала в город и, процокав по мостовым, остановилась возле терема Рыжего. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Дормидонт и сопровождающие его лица поднялись на второй этаж, где располагалась спальня хозяина. Царь решительно распахнул дверь, а остальные тактично остались в коридорчике. Впрочем, через полупритворенную дверь им все было хорошо слышно, а кое-что и видно.

— Что это вы, понимаешь, удумали?! — гремел из спальни царственный голос Дормидонта Петровича. — Я тебе доверил дочерь мою, а ты…

— Государь, я люблю Татьяну Дормидонтовну и прошу вас ее руки, — донесся из спальни невозмутимый голос Рыжего.

— Батюшка, благослови нас! — заголосила Танюшка, после чего из спальни раздался невнятный стук.

— Это они на колени встали, — пояснил Дубов. Баронесса изловчилась заглянуть в спальню и убедилась в правоте Василия — Рыжий и Танюшка действительно стояли на коленях перед Дормидонтом Петровичем, но одеты (или, вернее, раздеты) были почти так же, как во время последнего яблочно-блюдечного телесеанса.

Однако, судя по всему, царь отнюдь не спешил благословить молодых на счастливый брак.

— Жаль, не прихватил я своего посоха, — зарычал Государь, — а то благословил бы вас так, что потом бы, понимаешь, бока год ныли! А тебя, дочка моя разлюбезная, выдам замуж за князя Длиннорукого…

— Только не это! — с ужасом завопила Танюшка. — Ведь он же старый и лысый!..

— Зато положительный человек, — уже несколько успокаиваясь, ответил царь. — И вообще, нечего рассуждать, когда царь велит. А ты, зятек соломенный, собирайся — засажу тебя на месяц в темницу.

— Как прикажешь, Государь, — совершенно спокойно и даже почти весело ответил Рыжий. Казалось, он был рад, что так легко отделался. — Позвольте только сдать текущие дела.

— Это верно, — согласился Дормидонт Петрович, — дела сдать нужно. Ну ничего, в темнице и сдашь.

— Мне хотелось бы, чтобы их принял Борька, — попросил Рыжий, надевая кафтан прямо поверх исподнего.

— Ну, Борька так Борька, — не стал спорить царь. — А кстати, знаешь ли ты, поганец, отчего я тебя так мягко наказал?

— На все ваша воля, царь-батюшка, — с низким поклоном молвил Рыжий.

— А вот и не моя. Госпожу Чаликову благодари, это она, чистая душа, за тебя попросила!

— Что?! — вскочил Рыжий. — Она жива?

— Жива, разумеется. И не токмо она. — Государь распахнул двери спальни. На пороге стояли Дубов, Чаликова, майор Селезень, баронесса Хелен фон Ачкасофф и Чумичка. При их виде Рыжий беззвучно раскрыл рот и стал медленно оседать на постель.

Вскоре Дормидонт Петрович покинул терем, прихватив с собой Рыжего, Каширского и Танюшку — первых двоих для доставки в темницу, а третью — не то в монастырь, не то под домашний арест. Удалился и Чумичка, и гости остались одни (если не считать немногочисленной прислуги) в доме Рыжего, где им предстояло провести почти месяц — до следующего полнолуния.

— По правде говоря, у меня сейчас одно-единственное желание — от всей души выспаться, — призналась Надя.

— Аналогично, — коротко добавил Селезень. Госпожа Хелена и Василий Дубов тоже откровенно позевывали — действительно, за последние несколько ночей нашим путникам поспать почти не довелось.

Все четверо разбрелись по своим горницам, но вволю отоспаться им не удалось и на сей раз — причиной преждевременного пробуждения стали крики и вопли, доносившиеся с улицы.

— Все ясно — народ выражает радость по поводу очередной опалы Рыжего, — спросонья пробормотал Василий, с трудом подымаясь с постели. Но в данном случае проницательный сыщик несколько промахнулся — ликование было вызвано не политическими, а скорее техническими причинами. По улице несколько человек богатырской внешности толкали майорский «Джип», а сзади валила городская толпа. В кабине важно восседал уже знакомый путникам Борька — тот самый, которому Рыжий, отправляясь в темницу, собирался сдать дела. «Дорвался до руля», неприязненно подумал Василий. «Джип» завели во двор, и толпа разочарованно разбрелась. А уже через несколько минут Дубов, Чаликова, майор и баронесса принимали в гостиной комнате Борьку и одного из «богатырей», которого преемник Рыжего представил как кузнеца и народного умельца Прова Викулыча.

— Вот, Александр Иваныч, тот человек, что починил вашу самоходную телегу, — сообщил Борька.

— Да там всегой-то одна какая-то хреновина полетела, на которой искорка проскакивает, дак я ее маненько подковал и взад присобачил, — почесывая огромную черную бороду, неожиданно высоким голоском промолвил Пров Викулыч. — Должна работать. — И, немного подумав, добавил: — Овродя бы.

— Ну так пойдем, Викулыч, посмотрим, в чем там дело, — обрадовано вскочил Селезень.

— Погодите малость, — удержал его Борька. — У меня к вам предложение от нашего Государя — стать одним из Царь-Городских воевод.

— Передайте Государю мою признательность, — прогудел майор уже из дверей, — но я предпочел бы остаться простым консультантом.

— Кем-кем? — не разобрал Борька.

— Ну, советником. — Дверь за Селезнем и Викулычем закрылась. Борька непринужденно уселся за стол:

— Государь просил передать, что вы можете жить здесь, сколько вам будет угодно.

— Мы не хотели бы злоупотреблять гостеприимством Государя, — дипломатично ответил Дубов, — и, скорее всего, через месяц покинем Царь-Город.

— Но, может быть, у вас имеются какие-то пожелания? — продолжал допытываться Борька.

— Единственное — неусыпно следите за Каширским. Не давайте ему ни малейшего шанса сбежать!

— Учтем, — тряхнул кудрями Борька. — Ну что ж, мне пора. Если что, обращайтесь прямо ко мне. — И преемник Рыжего резво покинул гостиную, едва не столкнувшись в дверях с майором Селезнем.

— Ну, Викулыч — молодец, — радостно загромыхал майор, — Починил машинку так, что любо-дорого! Можем ехать хоть сейчас.

— А бензина до городища хватит? — с сомнением спросила баронесса.

— Должно хватить, — уверенно ответил Александр Иваныч. — В крайнем случае горилкой заправим. Доберемся!

За ужином Василий сообщил:

— Я тут побывал в рабочем кабинете нашего радушного хозяина и, уж извините, это чисто профессиональное, немного покопался в его бумагах.

— Ну и как? — живо заинтересовалась баронесса.

— Там я нашел тетрадку с его личными записками — нечто вроде дневника. Но большая часть записей сделана на иностранных языках — кажется, на немецком и французском. Сам я ими, увы, не владею…

— Разберемся, — уверенно пробасил майор Селезень. — Хотя мне как офицеру претит рыться в чужих бумагах.

— Ничего, Александр Иваныч, это пятно на вашей офицерской чести мы возьмем на себя, — успокоила его Чаликова.

— Лично я как историк просто обязана копаться в чужих бумагах, — заметила баронесса. — Это мой профессиональный долг!

После ужина все прошли в кабинет Рыжего, и Василий продемонстрировал ученическую тетрадку, почти до половины исписанную мелким почерком — судя по всему, и тетрадь, и шариковую ручку, коей были сделаны записи, Рыжий приобрел во время одного из нелегальных визитов в тот мир, из которого прибыли Дубов и его спутники.

— Между прочим, это лучший способ шифровки, — заметила баронесса. — Насколько я понимаю, здесь иностранными языками никто не владеет.

— Только Рыжий, — задумчиво добавила Чаликова. — Странно…

— Тут записи последних нескольких дней, — пояснил Дубов. — Более ранние дневники он, должно быть, хранит в другом месте. Вот здесь, на первых страницах, текст, как я понял, по-французски. Может быть, кто-то из вас владеет этим языком?

— Я владею, — к общему изумлению заявил майор Селезень. И пояснил: — Когда-то я состоял при советском военном атташе в солнечном Кот д'Ивуаре, вот маленько и научился.

Взяв тетрадку, майор начал, то и дело останавливаясь и подбирая слова, переводить текст «с листа»: