Холм демонов - Абаринова-Кожухова Елизавета. Страница 87

— Ну, это уже похоже на сказки, — разочарованно махнул рукой Рыжий.

— Какие там сказки! — возмутилась левая голова. — Про это многие в Мухоморье наслышаны, и до сих пор еще такие чудики находятся, что по болотам ходят и всех подряд лягушек целуют!

— Ну и дураки, — заключила правая голова.

— Это было бы слишком просто, — раздался позади голос Чумички. Надя вздрогнула:

— Ты всегда так неожиданно появляешься…

— Так я не один, а с Васяткой, — усмехнулся Чумичка. Действительно, рядом с ним стоял Васятка и с живым интересом изучал малопонятные письмена в колдовской книге.

— Ну и что же там слишком просто? — переспросил детектив.

— Я говорю, слишком уж просто — пришел, поцеловал и получил княжну. Наверняка ведь тот заморский колдун какую-нибудь закавыку придумал. — Чумичка взял у Васятки книгу. — Здесь сказано, что для расколдования княжны надобно, чтоб ее поцеловал не просто кто попало, а Иван-царевич.

— Ну, где ж мы вам Ивана-царевича возьмем? — безнадежно махнул рукой Рыжий.

— Бедная сестра Марфа, — вздохнула средняя голова. — Мы с ней, как сейчас помню, не всегда ладили, а все жаль…

— Себя бы лучше пожалела, — пробурчала правая голова.

— Погляди, Чумичка, — Васятка потянул колдуна за рукав, — здесь еще стоит слово «корысть», и почему-то оно написано вверх ногами.

— Ума не приложу, — развел руками Чумичка. — Да по-моему это слово не к Марфе вовсе относится…

— А я так думаю, что к Марфе, — уверенно заявил пастушок.

— Ну и что оно, по-твоему, означает? — спросил Дубов. — Говори, Васятка, не стесняйся!

— Я так считаю, что все дело в нем и есть, — смущаясь, сказал Васятка. — Не то тут главное, чтобы княжну поцеловать, и даже, может быть, не то, чтобы это сделал Иван-царевич, а чтобы по чистой душе, безо всякой корысти.

— Ну, ты уж скажешь! — хмыкнул Чумичка.

— А по-моему, Васятка мыслит правильно, — задумчиво произнес Дубов. — Князь Григорий и тот чародей, что заколдовал и вас, и княжну Марфу, они ведь явно судили о людях по себе, в смысле что и представить не могли, чтобы кто-то стал ходить по болоту и целовать лягушек совершенно безо всякой корысти. Так что эти злодеи как бы могут спать спокойно.

— Почему «как бы»? — не понял Рыжий.

— Потому что они слишком плохо думают о людях, — ответил детектив, — и это их в конце концов погубит.

— Что вы имеете в виду, Василий Николаич? — недоуменно спросил Рыжий.

— Кажется, у меня имеется на примете человек, способный расколдовать Марфу.

— В вашей реальности? — вскинул брови Рыжий. Дубов утвердительно кивнул.

— Но откуда у вас возьмется Иван-царевич?

— Не совсем царевич, конечно, — сказал Василий, — но если он возьмется за поиски княжны, то уж совершенно бескорыстно, уверяю вас!

— Кажется, я догадываюсь, кого вы имеете в виду, — заметила Надя.

Глава сыскного приказа сидел за столом у себя в кабинете и, попивая чай с бубликами, внимательно изучал сводку событий за минувший день:

«В столицу был доставлен помощник ново-мангазейского городского казначея Митька Загрязев, уличаемый в измене Царю и Отечеству, многих смертоубийствах и мздоимстве безо всякой меры. Из дознаний оного Митьки Загрязева видно становится, что заговор весьма широк был и что замешаны в нем многие Царь-Городские бояре. Принято решение послать в Новую Мангазею особую следственную дружину, а также взять под стражу бывшего столичного градоначальника князя Длиннорукого».

— Ну и дела, — присвистнул Пал Палыч, — никогда я не доверял Длиннорукому, но чтобы он в заговоре состоял — это уж чересчур!..

Пал Палыч продолжил чтение:

«Во время народного гуляния по случаю победы нашей славной дружины беспорядков не имело места быть, но некие мелкие воры, воспользовавшись скоплением народа, произвели ряд покраж из карманов и сумок, и число их вдвое превосходит обычное».

— Совсем охамели эти ворюги, — покачал головой глава приказа. — Даже в такой день…

И Пал Палыч перешел к отчету о бытовых происшествиях — пьянках, мелких драках и обсчете покупателей на рынке. Жизнь Царь-Города постепенно входила в свое обычное русло.

Со стороны аллеи, ведущей к терему от большой дороги, донеслось приглушенное цоканье копыт.

— Ну, кого там еще черти принесли? — покачал головой майор, первым услышавший эти звуки.

На лужайку въехала серебряная карета, запряженная тройкой белых коней. Едва экипаж остановился, возница соскочил со своего места, распахнул дверь, и из кареты вышел собственной персоной царь Дормидонт. Все, кто находился на лужайке или на веранде, склонились в почтительном поклоне, если не считать Змея Горыныча, который мирно дремал под березками и был почти неразличим в сгустившихся сумерках.

— О, да тут все, понимаешь, в сборе! — поприветствовал царь присутствующих. — И ты, боярин Владлен, здесь! А, Рыжий, и ты тут? Да ладно, не боись, я нынче в духе. — Царь двинулся к веранде. — Ага, да вы тут чаи гоняете. Налей-ка и мне, эскулап. Токмо без той гадости, что ты давеча подбавил Длиннорукому.

— Да что вы, Государь! — дежурно запротестовал Серапионыч, наливая Дормидонту чашку, но тот махнул рукой:

— Ничего, боярин Владлен, не отпирайся. Не виноват же ты, что от твоего снадобья из князя вся его суть истинная поперла. Оказалось-таки, что он в заговоре, понимаешь, состоит. Ну, ужо я ему покажу, башку отрублю, как пить дать! — Царь с удовольствием отхлебнул чаю. — Эх, чудная погодка. Было бы посветлее, так в лапту, понимаешь, сыграли бы…

— Какими судьбами, батюшка? — осторожно спросила Танюшка, присаживаясь за стол.

— Да в городе совсем заморочили, — вздохнул Дормидонт. — Едва только пришла весть о нашей победе, как наши бояре ко мне заявились — мол, поздравляем тебя, царь-батюшка, и все такое. А сами готовы были меня со всеми потрохами Григорию сдать. И так мне, понимаешь, противно стало, что решил я на все плюнуть да и отъехать в свой терем. — Дормидонт резко повернулся к дочке: — Ну, Танюшка, довольно я наслышан от воеводничьего гонца о твоих доблестях с покойным боярином Андреем…

— Да что ты, батюшка, — смутилась царевна.

— Мы выполняли свой долг, — скромно заметил «покойный боярин Андрей».

— Ну ладно, дочка, я с тебя снимаю высылку из столицы, — продолжал царь. — Проси у меня все, чего хочешь!

— Только в разумных финансовых пределах, — поспешно добавил Рыжий.

— Тятенька, позволь мне выйти за Рыжего! — выпалила Танюшка.

— Тьфу, заладила! — топнул ногой Дормидонт. И вдруг широко, по-доброму, улыбнулся: — Ну да ладно уж, ради такого случая — согласен!

— Правда, батюшка?! — Не веря своему счастью, царевна бросилась на шею к Дормидонту.

— Многая лета жениху и невесте!!! — громогласно заревел майор Селезень.

— Черт, совсем оглушил, — проворчал Чумичка.

— Только как же я вас, понимаешь, благословлю? — задался вопросом царь. — Я ж не знал, что такое дело будет, священника бы с собою прихватил, иконку чудотворную…

— Священник у нас есть, — заметила Чаликова. — Государь, позвольте вам представить: отец Александр, майор, то есть настоятель Каменской церкви.

— Ну, вы уж хватили, Надежда, — слегка опешил майор. — Пока что я еще никакой не священник…

— Ну и что? — не растерялась Надя. — Тут ведь тоже пока что еще не свадьба. А только помолвка.

— Постойте, я что-то не понял, — тряхнул головой Дормидонт. — Вы что, собираетесь стать священником?

— Да, место приходского священника в Каменке оказалось вакан… то есть свободным, — выдал справку Рыжий, — и Александр Иваныч хотел бы его занять. И я прошу вас, Государь, способствовать этому назначению. Дело в том, что майор, находясь в Каменке, уничтожил обоз с тайным оружием князя Григория и теперь желает там поселиться, дабы, по его словам, крестом и мечом бороться с нечистой силой.

— Недурственно, — Дормидонт с симпатией оглядел Селезня. — Хоть рукоположение священников — это не моя епархия, но, в конце-то концов, царь я али не царь? Отныне будешь священником.