Обезьяны, человек и язык - Линден Юджин. Страница 26

Оставив блокнот с записями, Люси занялась шнурками моих туфель, пытаясь получше завязать их в узелки, и пришла в неописуемую ярость от бесконечно преследовавших ее неудач. Чтобы отвлечь ее внимание, Футс пригласил ее повозиться и поиграть. Одна из игр заключалась в следующем. Роджер брал солнцезащитные очки и делал вид, что проглатывает их, сидя перед Люси в профиль и пронося очки мимо открытого рта с той стороны лица, которую Люси не могла видеть. Люси, сочтя это занятие необычайно веселым и находясь в нескольких сантиметрах от Роджера, с неослабевающим интересом и возбуждением наблюдала за его несложными фокусами. Сразу же после окончания занятия Люси схватила очки и, прихватив с собой свое небьющееся зеркало, перемахнула через комнату на другую кушетку. Держа зеркало зажатым в ногах, Люси к своему величайшему удовольствию повторила трюк с очками, пронося их мимо рта со стороны лица, невидимой в зеркале, – в точности, как это делал Роджер. Затем она просигналила жестами: «гляди, глотаю». Проделав трюк трижды, Люси плюнула на зеркало, озадаченно взглянула на свое исказившееся отражение и вытерла слюну пальцем.

У Люси были и собственные любимые игры, в которые она играла с Роджером. Иногда она отбирала у него наручные часы или какой-нибудь другой предмет и не желала отдавать до тех пор, пока он не изобразит жестом правильное название предмета. Еще раньше Роджер заметил, что Уошо обладает своеобразным грубоватым чувством юмора. Однажды, прогуливаясь верхом на плечах у Роджера, Уошо помочилась на него, а затем изобразила знак «смешно». При этом она выглядела весьма довольной собой.

Когда Люси отбирает у Роджера часы и не отдает, пока он правильно не назовет их, или когда она берет зеркало и играет сама с собой, проделывая фокус с «проглатыванием» очков, она, конечно, подражает своим воспитателям. Но такое подражание не менее осмысленно, чем игры детей в одиночестве, когда они разговаривают со своими игрушками и называют их по именам. Подобно ребенку, Люси разговаривает сама с собой, играет со «словами» и использует такие периоды самопогруженности для совершенствования в языке. Как бы то ни было, нам не следует принижать роль подражания – и у человека, и у человекообразных обезьян. Это эволюционно возникшее свойство позволяет обучаться новым типам поведения. Оно придает поведению необходимую гибкость.

Голландский психолог Адриаан Кортландт, посещавший и Футса, и Гарднеров и наблюдавший шимпанзе на воле, считает, что сами Гарднеры придают недостаточное значение играм такого типа. Ему представляется также, что самоограничения, накладываемые постановкой эксперимента, не позволяют людям, которые работают с «говорящими» шимпанзе, уяснить себе многое из происходящего. Однажды Кортландт застал Уошо за «чтением» иллюстрированного журнала. Обнаружив изображение тигра, она сделала знак «кошка», а увидев рекламу вермута, просигналила знак «пить». Кортландт назвал подобное поведение «размышлением вслух» и заметил, что в отсутствие специального поощрения Уошо предпочитает размышления вслух беседам с Гарднерами. В результате Кортландт пришел к выводу, что «человекообразные обезьяны думают больше, чем говорят».

Для стороннего наблюдателя упомянутое размышление вслух гораздо более убедительно, нежели подборка данных о глубине проникновения языка в жизнь обучаемых шимпанзе. Действительно, детеныши шимпанзе не просто угождают своим хозяевам, стремясь заработать вознаграждение или решить поставленную перед ними задачу, но и сами упражняются со своим новым приобретением – языком. Поведение такого типа вполне оправданно у ребенка, и было бы удивительно, если бы шимпанзе, способные овладеть языком, не использовали его такими побочными способами.

В этот второй день моих наблюдений за Люси я обнаружил также, что ее поведение опровергает представление о том, будто порядок слов в сигнализации шимпанзе определяется исключительно подражанием, а не ощущением структуры предложения. Роджер заметил, что Люси постоянно использует правильный порядок слов в таких трехсловных комбинациях, как, например, «Роджер щекотать Люси». Увидев, что Люси несколько раз предложила Роджеру пощекотать ее, я задумался над тем, что же произойдет, если Роджер скажет: «Люси щекотать Роджер», и спросил его, ставился ли такой опыт.

Он ответил отрицательно и, призадумавшись на минуту о возможных печальных последствиях такого эксперимента, повернулся к Люси и сказал: «Люси щекотать Роджер». Люси в это время сидела рядом с Роджером на кушетке. Мгновение она выглядела озадаченной, но потом быстро ответила: «Нет, Роджер щекотать Люси». Роджер повторил снова: «Нет, Люси щекотать Роджер». В этот момент по мимолетному блеску глаз Люси я увидел, что она все поняла. Она возбужденно вскочила на ноги и начала щекотать Роджера, а он крутился и вертелся, не очень убедительно пытаясь изобразить хохочущего шимпанзе. На протяжении нескольких минут Роджер и Люси обменивались взаимными любезностями, по очереди прося и щекоча друг друга. Весь этот эпизод был тут же отснят на видеоленту.

Подобное поведение шимпанзе допускает и другие объяснения, не предполагающие наличия у Люси зачаточного понимания синтаксиса. Прежде всего синтаксис амслена – не простая копия синтаксиса английского языка. Кроме этого, поскольку высказывания вроде «Люси щекотать Роджер» очень коротки, возможно, что Люси понимает их скорее в соответствии с некоторой семантической, чем синтаксической схемой. Не обращая внимание на то, что на месте подлежащего стоит «Люси», а не «Роджер», обезьяна могла попросту подметить, что Футс всегда использует этот порядок слов, когда речь идет об игре с щекотанием.

Но Футс обучил Люси говорить именно «Роджер щекотать Люси» и сам иной раз повторял эту фразу, когда собирался пощекотать свою ученицу. Таким образом, даже в том случае, если слова, связанные с игрой в щекотание, произносились Роджером, Люси привыкла ожидать, что после этих слов пощекочут именно ее. Нечто ведущее к игре в щекотание должно было заключаться в самих словах, а не в том, кто их говорит. Футс тотчас заметил, что Люси правильно интерпретирует различие между такими вариантами, как «Роджер щекотать Люси, я щекотать ты» и «ты щекотать я, Люси щекотать Роджер». До того случая, который я наблюдал и описал выше, Люси ни разу не слышала предложения «Люси щекотать Роджер», и, стало быть, она не могла просто связать этот набор слов с какой-либо подходящей ситуацией.

Все сказанное снова возвращает нас к синтаксическому объяснению этого происшествия: по всей вероятности, после некоторого замешательства Люси поняла общий смысл порядка слов в предложении. Хотя грамматика амслена и отличается от английской, в стенах института знаки амслена объединялись в комбинации в соответствии с правилами английской грамматики. Уошо, как и Люси, в конце концов освоила нечто подобное грамматически правильному порядку слов; однако в процессе обучения она постепенно переходила от одних предпочитаемых комбинаций к другим, и это обстоятельство сильно затрудняет возможность количественных оценок. В начальном периоде Уошо помещала субъект действия перед объектом, а глагол – в самом конце предложения. По завершении обучения она использовала традиционный порядок слов: субъект действия – глагол – объект действия (подлежащее – сказуемое – дополнение).