Нежный плен - Джеллис Роберта. Страница 109

Элинор и Иэн прибыли вечером в тот же день. Адам просто расцветал на глазах, разговаривая с родителями, утешающими и успокаивающими его. В поведении Джеффри, однако, ничего не изменилось: глаза его оставались тусклыми, а голос — безжизненным. Он не ответил на ласки Джоанны, когда она мыла его, и ей пришлось отказаться от проявления своих чувств.

Когда они легли спать, Джоанна сделала еще одну попытку. Однако, возбудив мужа, она допустила ужасную ошибку. Он не говорил ничего дурного, не причинял жене своими действиями боли. Был терпелив и внимателен, ожидая, когда Джоанна достигнет оргазма. Наконец этот кульминационный момент наступил — даже угнетенность не смогла перебороть физическое возбуждение Джоанны. Но не благодаря Джеффри. Это был не Джеффри, а далекий, равнодушный мужчина, холодный до самого конца.

На следующий день Адам вытянул Джоанну в сад, намереваясь успокоить сестру, чтобы она не беспокоилась о Джеффри.

— Тебе незачем бояться за него. Он не утратил своих способностей. Его раны ничуть не мешают ему. Клянусь Богом, он совершенно не нуждается в моей охране! Возможно, я капельку сильнее его, но он гораздо подвижнее и искуснее меня. Мне приходилось стараться изо всех сил, чтобы держаться с ним наравне.

Конечно, Джоанна боялась не этого, а того, чего и сама не смогла бы объяснить. Тем не менее она поблагодарила Адама и поцеловала его, извинившись за то, что ему приходится переживать за нее и она навлекла на него неприятности. Если бы она не обратилась к нему за помощью, он не оказался бы участником смертоносного марша Джона по восточным землям. Адам стиснул зубы, но ответил, что ни о чем не сожалеет: это научило его кое-чему.

Новые познания Адама обнаружились тем же вечером, когда вся семья собралась у очага.

— Иэн, будете ли вы верны своей клятве королю, если на Англию нападет Людовик? — спросил Адам.

— Ты ведь знаешь, что буду, — удивился Иэн. — И не потому, что меня напугали бесчинства короля, свидетелем которых ты стал. Это мерзко и ужасно, конечно, но пострадавшие все же отчасти заслужили то, что с ними произошло. Каким бы ни был Джон, он — законный король. Он больше не собьется с пути истинного. Когда мы вышвырнем Людовика, хочет того папа или нет, мы свяжем Джона Хартией вольностей, и в королевстве воцарятся мир и справедливое правление.

— С Джоном вы этого никогда не добьетесь, — отрезал Адам. — Хартия здесь ни при чем. Даже верные бароны, те, что повсюду следуют за королем, ненавидят его. И не из-за того, что он сделал. Я видел собственными глазами, что это за необходимые меры, о которых вы так спокойно говорите. Его ненавидят потому, что он получает удовольствие от подобных дел. Я ненавижу его, Иэн, а я еще ни к кому и никогда не испытывал ненависти!

Иэн открыл было рот, чтобы заставить юношу замолчать. Но тот ведь не подчинялся ему. Адама еще не посвятили в рыцари, а он, несомненно, повзрослел и стал сам себе хозяином.

— Ясно, — с горечью произнес Иэн. — А что на этот счет скажешь ты, Джеффри?

— Я? Мне нечего сказать. Адам абсолютно прав. Пока королевством правит Джон, мира мы не дождемся. Если он будет править и дальше, мы еще станем свидетелями того, как отец идет против сына, а брат — против брата. Но и победа Людовика тоже ничего не изменит. Мира все равно не будет. Сначала он убьет наследников Джона, лишив нас тем самым объекта сплочения. Затем поставит над нами иноземных господ, не знающих наших обычаев. Потом придумает, как лишить нас права владения землей, и передаст ее своим людям. А из тех, кто уцелеет по его милости и нашей смиренности, он выжмет последние соки, чтобы вести свои войны во Франции, Фландрии и Савойе… Англию снова охватит бунт.

— Что же ты будешь делать в таком случае? — спросил Адам, не вполне убежденный, но определенно потрясенный услышанным.

— Ничего, если удастся. Если же король призовет меня, я буду сражаться за него. Я дал клятву. Иэн прав: Джон — законный король. Мне останется лишь пожелать себе смерти и молить об этом Господа.

— Несмотря на клятву, я не могу сражаться за короля! — не удержался Адам.

Но Джоанна вряд ли услышала его страстные восклицания. Она вдруг поняла, что Джеффри думает только о ней, хотя и не смотрит на нее. Он бросил на нее мимолетный взгляд и тут же отвел глаза. Джоанна замерла. Он ненавидит ее! Но почему? Почему?! Потому, что она боролась за его жизнь, когда он сам хотел себе смерти?

Джеффри вполне хватило и этого единственного взгляда. Джоанна такая красивая, такая страстная, такая нежная и чуткая! На все вопросы о чувствах своей жены Джеффри уже получил ответ, когда под Рочестером появился Адам, Страх за мужа заставил ее подвергнуть опасности даже своего нежно любимого брата. Теперь не оставалось сомнет ний, кто владеет сердцем и душой Джоанны. Джеффри страстно убеждал себя, что он не безнадежный трус, что может собраться с духом и вонзить нож в восхитительное горло или в сердце Джоанны, в ее нежную, белую грудь…

Это было бы единственным милосердным проявлением его любви к ней. Но на него он никогда не решится… Никогда. Будет продолжать смотреть, как она разрывается на части от страха за мужа, своих людей и близких или ее разорвут в буквальном смысле этого слова. Он видел… Нет, он не должен думать об этом! Прежде чем это случится, он найдет в себе мужество убить ее. Найдет!

Адам, Иэн и Элинор еще долго разговаривали этим вечером. Джоанна не знала, слышал ли Джеффри их беседу. Он сидел и смотрел то на одного, то на другого, но она чувствовала всем своим телом, что он видит только ее. Джоанна тяжело поднялась с кресла и пошла в спальню. Она залилась безудержными слезами, пока совсем не обессилела и уснула. На следующее утро Джоанна проснулась поздно. Адам уже уехал. Джеффри тоже. Элинор все поняла; увидев недоумение на лице дочери.

— Джеффри поехал к морю, чтобы осмотреть корабли, — сказала она. — Он вернется к обеду.

Джоанна вся сжалась, готовясь отразить очередной удар, но матушка ни о чем не стала спрашивать ее, равно как и не проявила сочувствия. Элинор сразу же перешла к неотложным проблемам, которые Джоанна оставила ей нерешенными. Она детально объяснила своей невнимательной дочери, какие распоряжения собирается дать и почему.

Иэн не сразу догадался, чем удручена Джоанна. Ему потребовалось два дня, чтобы выяснить причину ее огорчений. После этого Элинор пришлось спешно отправить Иэна в Айфорд, пока тот не убил своего зятя. К счастью, Джеффри очень быстро подготовил выбранные им корабли и отплыл, чтобы присоединиться к флоту короля, который стоял в устье Темзы и на рейде у Дувра.

Следующие несколько недель прошли относительно спокойно. Не было того страха и напряжения, как накануне войны в 1212 году, но атмосфера в стране оставалась мрачной, зловещей. В восемнадцатый день мая случилось новое несчастье. Невероятной силы шторм унес корабли и уничтожил весь флот. Ворота Англии оказались открытыми для захватчиков, которые не замедлили появиться через четыре дня. Армия Джона не встала на их пути. Трубы возвестили об отступлении. Король приказал всем разойтись и уехал в Винчестер.

Джеффри вернулся в Роузлинд. С каменным лицом он сказал Иэну, что его отец отдалился от короля. Джеффри не стал ничего объяснять. Он намерен отправиться в свои владения, где и собирается остаться. Джоанна тотчас же принялась собирать свои вещи.

Когда Джеффри вошел, поцеловал ее и назвал любимой, она подавила в себе готовый было вырваться крик, не задрожала и не отпрянула от мужа. Однако нелегко было вынести объятия живого трупа.

Иэн проводил падчерицу на женскую половину и стал умолять ее остаться, позволив Джеффри уехать одному. Джоанна покачала головой.

— Я люблю его, — спокойно сказала она. — Хотя и не хотела этого. Я знала, что любовь приносит лишь страдания, но теперь уже поздно говорить об этом. Я люблю его.

Положение с каждым днем менялось к худшему. Людовик почти не встречал на своем пути сопротивления. Замки один за другим открывали перед ним свои ворота. К августу сдались две трети баронов. Затем появились слабые надежды на перемены.