Нежный плен - Джеллис Роберта. Страница 11

Однако Джеффри, казалось, не обратил внимания ни на ее замечание, ни на краску стыда на лице.

— Я думал о церкви, — сказал вдруг он. Ведь необходимо что-то говорить, что угодно, только не то, о чем он на самом деле думает. — Некоторые земли, через которые я ехал, находятся в плачевном состоянии. Там хоронят людей прямо у дороги. Я слышал, что в Даргэме умершим отказали даже в последних ритуалах.

— Некоторые священники просто глупы! — ответила Джоанна, и глаза ее полыхнули огнем возмущения. — Почему несчастный слуга должен страдать из-за ошибок своего хозяина?! С тех пор как король Джон оскорбил папу, хотя мне не очень понятны некоторые подробности этого дела, вполне резонно, что папа воздел на короля свой карающий перст. Однако зачем ему наказывать отлучением от церкви весь народ? Мы же не отказывались от послушания.

— Полагаю, папа думает, что король сжалится над своим народом.

Смех Джоанны, каким она встретила эти слова, звучал далеко не весело.

— О чем ты говоришь?! Подобные слова могут спровоцировать осведомителей папы на еще более скверные меры.

— Но, возможно, папа просто хотел продемонстрировать королю свою силу, предупредить, что способен и на ужасную кару.

Джеффри гораздо больше увлекала игра эмоций на лице Джоанны, нежели история короля и папы.

— Самое ужасное уже свершилось: король отлучен от церкви. Не думаю, что это сильно отразилось на нем, но вот наш народ… Помнишь ли ты Седрика Саутфолдского? Он много лет служил посыльным у моей матери.

— Нет, я… ах да, помню. Что же с ним?

— Он умер несколько недель назад. Когда он был очень болен, его жена приходила ко мне вся в слезах, жалуясь, что священник не дает ему причастия. Бедного старика подвергли такой пытке накануне смерти!

— Господь сжалится над ним… — пробормотал Джеффри. — Невыносимая смерть для преданного слуги и хорошего человека…

— Слава Богу, он умер с миром, — сказала Джоанна и сурово сжала губы. — Я послала к Седрику отца Франциска, чтобы он утешил старика. Кроме того, я отхлестала провинившегося святошу, привязала его к хвосту своей лошади, долго тащила и бросила далеко от поместья. Теперь на его месте правит службу молодой священник, который более честно выполняет свой долг передо мной и Богом.

Джеффри выпрямился и прямо посмотрел на свою невесту.

— Ты отхлестала его и протащила лошадью по земле? Но…

— Но что?! — раздраженно перебила его Джоанна. — Разве он вправе вызвать меня на суд епископа Винчестерского? Станет ли Питер де Роше, который ужинает каждый день с отлученным от церкви королем, отрицать, что существуют разумные пределы в послушании папе? Я не прошу этого священника ежедневно открывать церковь для мессы, но почему вынуждено страдать наше будущее? Для умирающего навеки захлопнутся врата рая, когда его лишают последнего причастия, обрекая на вечные муки только из-за прихоти священника. Грехи Седрика ничтожны, если они у него вообще были. Почему он должен гореть вечно в аду, а не наслаждаться Божьей благодатью из-за ссоры между королем и папой, к которой он не имеет вообще никакого отношения?

— Не знаю, — угрюмо ответил Джеффри. — Где его похоронили?

— О, матушка все устроила, когда об отлучении объявили еще в первый раз. Под кладбище мы отвели место за церковью. Теперь всех наших людей хоронят там, и отец Франциск уверяет, что, как только отлучение отменят, он освятит это место.

— Надеюсь, Господь пошлет ему долгую жизнь, — сухо заметил Джеффри.

Джоанна строго посмотрела на своего жениха:

— Джеффри, расскажи мне, чем вызвана та ссора. Матушка и Иэн никогда не говорили об этом. Они вообще не говорят о короле, разве что по необходимости… а я не люблю спрашивать их, потому что… потому что вижу страх в глазах матушки, когда Иэн заговаривает на эту тему. Она боится за него.

— Я тоже. Хорошо, что он уехал в Пемброк. Ссора между королем и папой разгорелась из-за пустяка: кого назначить архиепископом Кентерберийским. Король намеревался посадить на это место Джона Грея, а…

— Эту жабу?! — воскликнула Джоанна.

— Твоя матушка скорее назвала бы его ослиной задницей.

Глаза Джоанны засверкали веселыми огоньками, хотя на лице застыла печать серьезности.

— Манеры и язык замужней дамы не подходят для невинной девушки, — церемонно-наставительно сказала она.

Выражение лица Джоанны было столь очаровательным, что Джеффри невольно сжал лютню в руках, задев ее струны.

— Я не очень-то люблю нашего короля, — призналась Джоанна. — И не хотела бы видеть Джона Грея в качестве архиепископа, но… но нельзя во всем винить одного короля. У него есть право и полномочия участвовать в таких серьезных назначениях… Вот так всегда, — грустно-серьезно произнесла Джоанна. — Стоит вам обмануть ожидания церкви, как вас тут же сожрут заживо.

— Разве подобные речи приличествуют скромной девушке?

Джоанна подняла на жениха огромные глаза и с притворной невинностью спросила:

— Разве я употребила какое-нибудь непристойное слово, милорд?

Джеффри снова покраснел. Впервые за все время Джоанна назвала его милордом, и, хотя слово прозвучало в форме шутки, Джеффри было необыкновенно приятно.

— Каждое слово в отдельности вполне благозвучно, но в рамках всей фразы — нет, — покачал головой Джеффри и рассмеялся, но тут же снова стал серьезным. — Однако всему этому не видно конца. Поначалу, пока короля не покидала надежда на примирение, он е зздерживался от вмешательства. Но, убедившись в непреклонности папы, Джон стал грабить церковные владения, причем конфисковывал даже распятия, чтобы переплавлять затем все это в золото и серебро.

— Но в этом есть свои преимущества, — сухо заметила Джоанна. — По крайней мере реквизиции уберегли нас от расходов на войны с Шотландией и Ирландией. То же и с Уэльской кампанией… Тебе же известно, Джеффри, что король не призвал всех на войну. Он производит набор наемников. По сути дела, последние два года требования Джона настолько несущественны, что многие вассалы и смотрители замков, находившиеся у нас в долгу, уже покрывают свои расходы.

— Не обольщайся. Думаешь, нам все это сойдет с рук? Ты ведь знаешь, на что способна церковь. Рано или поздно короля вынудят заключить мир, а пока Джон не согласится вернуть награбленное, об этом не может быть и речи. Откуда, по-твоему, будет пополняться королевская казна?

Оказывается, не один Джеффри сомневался по поводу размеров захваченной королем церковной собственности. Питер де Роше, епископ Винчестерский, говорил почти то же самое.

Король, к которому епископ пришел для разговора, оторвался от созерцания «живых картинок» и поднял глаза на святого отца. Эти два человека до смешного контрастировали между собой, несмотря на одинаковые цвет кожи, прически и бороды, стриженные на один манер. Король Джон за последние годы располнел, приобретя поразительное сходство с винной бочкой, наделенной головой и конечностями. Епископ Винчестерский был тощ как скелет.

— Возможно, — заговорил бархатным мелодичным голосом Джон, — к тому времени я достигну своей цели. Я уже накинул ярмо на Ирландию и Шотландию. Когда же усмирю Уэльс, времени для заключения мира будет предостаточно. Тогда-то я и поторгуюсь с английскими баронами. — Он злорадно улыбнулся: — Кто посмеет отказать мне в деньгах, когда придется возвращать долг церкви?

— Очень мудро, милорд, — раздался благозвучный женский голос.

Мужчины перевели взгляды на «живые картинки», которыми любовался Джон.

Годы, казалось, не тронули Изабеллу Ангулемскую в такой степени, как ее супруга. Смуглая, как и Джон, она обладала бездонными, словно колодцы, огромными черными глазами, затененными длинными ресницами и увенчанными тонкими красивыми бровями, блестевшими, как шелк. Нос у нее был небольшой и прямой, а темно-розовые губы образовывали изысканной формы бантик. Чудесная смуглая кожа, казалось, говорила о скрытой страстности Изабеллы. Созерцать эту женщину доставляло физическое наслаждение. Ее по праву называли первой красавицей Европы.