Нежный плен - Джеллис Роберта. Страница 73

Джеффри заметил легкую улыбку на ее лице, и его сердце затрепетало от радости. Возможно, Джоанна уже радуется, хотя все еще не уверена в себе. Быть может, ее печаль и страх были порождены грязью, которой их пытались очернить при дворе. Или это только нежелание девушки изменить свою жизнь? Ни у кого нет такого снисходительного отца, как Иэн, или такого счастливого дома, как дом леди Элинор. Нелегко покинуть его и доверить свою жизнь другому…

Когда епископ закончил благословение и предложил Джеффри поцеловать свою жену, все уже посинели от холода. Джеффри просто жаждал поцеловать Джоанну и увидеть, что его ждет взамен, но он боялся реакции как ее, так и глазеющей толпы. Лучше предаться надежде, нежели рисковать здесь, чтобы стать постоянным объектом насмешек в будущем.

Джеффри едва коснулся губ Джоанны. Она ответила на его поцелуй с тем же очевидным равнодушием. Холод снова пронзил исстрадавшееся сердце Джоанны. Оно вдруг забилось сильнее в груди, когда Джеффри взял ее руку. Она не станет плакать! Нет, не станет!

Спокойствие не изменило Джоанне, даже когда леди Элинор крепко обняла ее и прошептала срывающимся голосом:

— Дитя мое, дитя, ты всегда будешь моей, моим ребенком!

Джоанна не успела уловить страх в этом стенании любви, ибо ее перехватила леди Эла. Та рыдала, по ее миловидному лицу ручьем текли слезы, глаза покраснели.

— Будь добра к нему, — тихо сказала леди Эла. — Поскольку ты мне как дочь, Джоанна, возмести ему все несчастья, причиненные мной.

Непоколебимое спокойствие Джоанны удалось нарушить лишь Иэну. Глаза его предательски блестели, он ничего не говорил, лишь прижал ее к себе, как прижимал тысячу Раз, когда она прибегала к нему за утешением после каких-нибудь неурядиц или наказания. Джоанна прильнула к Иэну, заменившему ей отца, и разрыдалась.

— Не плачь, любовь моя! — утешал девушку Иэн. — Джеффри — прекрасный человек, и я люблю его. Тебе нечего бояться. Если он обидит тебя, я убью его!

Джоанна перестала плакать так же быстро, как и начала.

— Нет, только не это! — в испуге прошептала она, уже Вообразив своего мужа погибшим от могучей руки отчима: Джеффри никогда не стал бы защищаться от него. — О Боже! Избавьте меня от этого гнетущего страха! Что бы ни случилось между мной и Джеффри, он всегда будет любить вас, а вы — его…

Тут Элинор силой оттащила Иэна от Джоанны и прошипела ему на ухо:

— Идиот! Не видишь, что она и так расстроена?! Тебе нужен очередной скандал?! Будь она еще мягкосердечнее, то уже умоляла бы избавить ее от брака, о котором так мечтала. Объясняю: она любит его, а он — ее! Им нужен только покой вдали от этого сумасшедшего дома, и все будет хорошо.

Многие желали молодоженам всего наилучшего, одни — вполне искренне, иные — с дурными надеждами, которые полностью противоречили их словам. И те, и другие считали, что их ожидания сбудутся. Жених и невеста, совсем сбитые с толку, посматривали друг на друга украдкой, полагая, что этого никто не замечает. Одни видели здесь страсть и любовь, а те, что желали новобрачным зла, — страх и подозрительность в их поведении. Истина заключалась в том, что обе эти группы были отчасти правы в своих толкованиях увиденного.

Хаос мыслей, теснившихся в голове Джоанны, имел одну положительную сторону. Обескураживающий факт, что Джон будет ее соседом и собеседником по застолью, дошел до девушки, лишь когда Джеффри подвел ее к столу и отодвинул скамью, чтобы она не задела кресло короля. Джоанна машинально присела в реверансе и скромно опустила глаза.

Теперь она не сомневается: этот день проклят! По одну руку от нее сидит Джон, его она ужасно боится и не любит, а по другую — Джеффри, которого боится теперь даже больше, чем его дядю!

Джоанна не находила слов для разговора ни с одним из них. Она не могла не только говорить, но и есть, ибо от нервного напряжения ей ничто не лезло в горло.

— Эй, Джоанна, взгляни-ка на меня! — послышался радостный шепот за ее спиной.

— Адам! — Джоанна почувствовала, что к ней пришло избавление.

— Видела щеголя? — с намеренной вульгарностью спросил он. Затем весело ударил сестру по спине, чуть н, пригнув ее к столу, и воскликнул: — Счастливая девчонка!

— Адам! — возмутилась Джоанна, хватаясь за ближайшую доступную ей опору, которой оказалось плечо Джеффри.

— Полегче! — прошептал тот. — Ты грубо обращаешься с моей собственностью.

— Простите! — с сокрушенным видом извинился Адам. — Я совсем позабыл, что продолжаю расти, а вы остаетесь маленькими. Но зато я вспомнил, как вы чуть ли не силой выгнали меня из комнаты однажды. — Жестом руки он показал, что не хочет больше говорить о прошлом. — О, я рад, что вы решились на придворную свадьбу! Это дало мне возможность заиметь полный сундук новой одежды и — посмотрите на меня! — прислуживать на величайшем пиру в королевском замке.

— Ты не протянешь долго, если не прекратишь болтать и не примешься за свои обязанности, — пробурчал Джеффри недовольно, хотя глаза его смеялись.

Слева от Джоанны раздался хохот. Девушка и Джеффри оцепенели, а Адам низко и изящно поклонился с предупредительной улыбкой на лице.

— Твой брат — отличный образец мужчины и совсем не испытывает страха перед членами королевской фамилии, — обратился Джон к испуганной не на шутку таким весельем Джоанне.

Опущенные до сих пор глаза девушки при взгляде на короля сверкнули. Ее губки сжались, а узкие ноздри расширились. Ни одна дикая лисица не выглядела бы более свирепо, защищая своих детенышей. Король, сам того не замечая, часто задышал. Только что он снова увидел лицо своего врага, который давно уже покоится в земле, — Саймона Ле-маня, каким оно бывало перед сражением. Но Джоанна уже поняла: нет нужды защищать Адама без всякой на то причины. В замечании Джона не было коварной угрозы, ничего, кроме доброжелательности, хотя на его лице и читалось удивление. Джоанна успокоилась. Сейчас ее занимали только собственные проблемы. К тому же она неоднократно слышала от Иэна, насколько изменился король в лучшую сторону. Хорошие отношения вкупе с осмотрительностью все же лучше открытой вражды.

— О, милорд, я думаю, что он — сущий дьявол, — спокойно ответила Джоанна. — Если где-то рядом озорничают, можете быть уверены, что либо он принимает в этих проказах участие, хотя и стоит в сторонке с самым невинным выражением лица, либо он и есть зачинщик.

Парочка смешных эпизодов из детства Адама оказалась как раз кстати. В глубине души Джоанна уже благодарила брата за вмешательство, ибо он помог ей непринужденно заговорить с королем. Она видела, как Адам что-то сказал Джеффри, слышала одобрение своего мужа и его замечание юноше, что тому следовало бы держать себя более подобающим случаю образом. Король принял за шутку то, что и было лишь шуткой. Тем не менее продолжение подобной игры могло оскорбить Джона, который, хотя и выглядит добрым, совсем не хочет быть таковым…

В словах Джеффри прозвучали такие здравомыслие и доброта, что Джоанна уже порицала себя за то, что предположила в нем дурные намерения, абсолютно чуждые его натуре. К счастью, ничто не нарушило уже внутреннее спокойствие Джоанны, хотя ей пришлось поддерживать разговор с Джоном и Джеффри в течение почти шести часов. Слуги Изабеллы оказывали Джоанне всяческие почести.

Пир предполагал четыре смены блюд, по десяти в каждой. Сначала подали заливного пескаря, за которым последовало запеченное брюшко лосося. Потом тушеные угри и вареную морскую свинью с горохом. За деликатесами внесли пряные блюда в виде запеченной в черном сахаре сельди с гарниром из зелени. Затем подали жаренную на вертелах щуку, жаркое из миног, палтуса и морской свиньи. Завершал первую смену блюд изумительный торт в виде высокой скульптуры из теста и желе, изображающей молодую девушку и молодого мужчину, держащихся за руки.

Музыканты, естественно, играли на протяжении всей трапезы, но, когда торт поставили на высоком столе, а менее значительные сладости разложили на других столах в порядке их важности, они завели еще более веселую мелодию. Отлично зная свои обязанности, Джеффри встал, подал руку Джоанне и вывел ее на свободное пространство посреди зала. Желающие потанцевать тут же последовали их примеру и почти полчаса отрабатывали поглощенные блюда и вина. Когда танцующие вспотели и запыхались совсем, слуги уже стояли наготове у дверей. Все вернулись на свои места. Глаза Джоанны горели от удовольствия, а лоб Джеффри был влажным от пота.