Нежный плен - Джеллис Роберта. Страница 80

Молчание Джоанны, ее грусть исходили скорее от ощущения вины, нежели от страха. Стоило Джеффри сказать, что он примчится на помощь к Адаму, как Джоанна тут же поняла: защищая Адама, ее муж подвергнет и себя огромной опасности. Ей тотчас же захотелось закричать, чтобы он предоставил Адама самому себе. Но отвратительная мысль бросить младшего брата на съедение волкам ради спасения мужа настолько ужаснула Джоанну, что она подавила в себе всякое желание говорить на данную тему. Все, что Джоанна смогла сделать, так это страстно прижиматься к Джеффри, пытаясь дважды или трижды за ночь полностью слиться с ним.

Такое необычное поведение Джоанны еще больше встревожило Джеффри. Он со дня на день откладывал свой отъезд в Мерси, а Джоанна охотно искала предлоги, чтобы муж оставался с ней подальше. Но на пятый день марта пришлось действовать, и незамедлительно: король начинал собирать силы для борьбы с Филиппом Французским. Это означало, что Джеффри следовало набирать войско.

Однако, как на грех, в одной из первых же схваток Джеффри был серьезно ранен.

Джоанне немедленно сообщили о прибытии мужа и его состоянии. Когда Джеффри осторожно несли с корабля на берег, слуге приказали галопом мчаться в замок. Пока молодого лорда везли по дороге, для него там все уже подготовили. Из глаз Джоанны брызнули слезы. Но решительно подавляемый ею страх тут же свернулся где-то в самой глубине ее души маленьким холодным клубком — слезами да причитаниями раненому человеку не поможешь. Джоанна невозмутимо приветствовала Джеффри, пообещав ему, что он скоро поправится. Потом обработала его раны и накормила, не переставая улыбаться.

Джеффри не мог найти ни одного изъяна в нежности и заботливости жены. Она ни на минуту не отрывала от него глаз. Более того — предупреждала все его желания, прежде чем он сам осознавал, чего хочет: попить, изменить позу или облегчиться. Джоанна нежно и весело говорила с ним на любую тему, которая, по ее мнению, могла заинтересовать и отвлечь его, всегда готова была почитать ему или затеять какую-нибудь азартную игру, когда он чувствовал себя лучше.

И тем не менее где-то внутри себя Джеффри ощущал пустоту. Он видел до этого лишь любящих жен — леди Элинор и леди Элу. По сути дела, ни одна из них не знала, что такое покой. Обе женщины имели склонность проявлять свою любовь и удовлетворение в вечном недовольстве. Когда Иэн получал ранение в сражении, Элинор то называла его болваном за неосмотрительность, то пылко обнимала и целовала. Когда был ранен граф Солсбери, Эла бранила его за опрометчивость и любовь к риску, которая могла оставить ее вдовой, щедро сдабривая свое ворчание ласками. Джеффри совсем не хотел, чтобы Джоанна вела себя подобным образом. Он часто удивлялся, откуда у Иэна и отца столько терпения по отношению к своим женам. Джеффри не знал, чего хочет. Будь он уверен, что внимание, которым окружила его Джоанна, — лишь выражение ее любви, он считал бы себя счастливейшим человеком на земле. Сомнения мучили его, а внимание Джоанны было так дорого Джеффри, что он боялся потерять его, задав подобный вопрос.

Если не считать естественного страха за физическое состояние Джеффри, Джоанна была необыкновенно счастлива своим браком. Она не сомневалась, что Джеффри любит ее. Он охотно говорил ей о своей любви и признательности всякий раз, когда благодарил Джоанну за заботу о нем. Теперь она любила его так же сильно, а следовательно, гораздо лучше понимала каждый взгляд и жест Джеффри. Когда Дела его пошли на поправку, ей, как ни странно, стало не по себе. Что-то в глазах Джеффри говорило ей, что не все так уж и хорошо, что за всеми его «спасибо» и «любимая» кроется неудовлетворенность. Джоанна ломала голову, пытаясь понять, чем не угодила мужу, но не находила ответа. Сознавая, что больному человеку нельзя надоедать вопросами, она тем не менее постоянно спрашивала его: «Чего ты еще хочешь?»

Джоанне так хотелось угодить Джеффри, что она стала Делить с ним постель задолго до того, как он достаточно окреп, что, по ее мнению, было весьма глупо. Нет, это не причинило ему вреда: Джоанна хорошенько заботилась о том, чтобы Джеффри не двигался и его рана не открылась снова. Ее предупредительность успокаивала его, но только на время. Вскоре в его глазах появлялась прежняя озабоченность, хотя он и улыбался при этом. Единственное, что уяснила себе Джоанна, — неудовлетворенность Джеффри не имеет к ней никакого отношения, он ручается, поскольку не находится с армией. Страх за Джеффри настолько овладел Джоанной, что отравлял даже ее радость его присутствия, делал ее поведение неестественным.

Благодаря молодости и физическому здоровью от природы, а также безграничной нежности и вниманию жены Джеффри поправлялся очень быстро. От него не ускользнуло, что по мере его выздоровления, а он уже занимался верховой ездой и упражнялся с Тостигом в поединках, Джоанна все сильнее отдаляется от него. Разговаривать о войне ей было противно. К сожалению, определить, в каком направлении дуют порывы чувств Джоанны, не представлялось возможным. Все, кого она любила, в какой-то степени оказались втянутыми в войну: Адам охранял Кемп и часть побережья близ него; Иэн находился с королем в лагере у Барем-Даун; Элинор, полагаясь на способности дочери управлять Роузлиндом, осталась в Мерси, пока сэр Джон находился в королевских войсках в Ипсуиче. Джеффри не решался спросить у Джоанны, за кого она боится больше всего. Она сама только усилила его терзания, отказавшись вообще говорить что-либо, когда он стал рассуждать, где лучше встретить Филиппа: на суше или на море. Джоанна не хотела чувствовать себя виноватой, если Иэн, а возможно, и Адам подвергнутся опасности в сражении на земле. Но в глубине души она знала, что любой выбор был бы для нее слишком тяжелым.

Джеффри так и не дождался никакого признания от Джоанны.

В двадцать шестой день мая в Роузлинд вечером приехал граф Солсбери, очевидно, чтобы навестить сына. Он был искренне рад увидеть Джеффри почти полностью поправившимся. Граф привез с собой новости огромной важности. Они полностью поглотили его, иначе граф заметил бы, с каким холодком приветствовала его невестка. У Джеффри отлегло от сердца: значит, Джоанна понимает, что граф Солсбери намерен вернуть Джеффри к его обязанностям, если он вполне здоров, и это злит ее. Джеффри тихо посоветовал Джоанне придержать язык и с искренним вниманием стал слушать, что говорит отец.

Когда граф Солсбери закончил, Джеффри лишь улыбнулся, но глаза его загорелись:

— Когда мы выступаем?

— А ты готов? — с тревогой и гордостью за сына спросил граф.

Джоанна так воткнула в ткань иглу, которой расшивала перчатку, словно это был кинжал, нацеленный в самое сердце графа Солсбери.

— Конечно! — заверил Джеффри отца. — Я все еще немного неловок, но всю последнюю неделю ездил верхом и занимался фехтованием с Тостигом.

Джоанна швырнула пяльцы для вышивания на стол с такой силой, что добрая половина пряжи взлетела в воздух и свалилась на пол. Граф Солсбери отвернулся, а Джеффри улыбнулся жене. Джоанна прикусила губу и молча удалилась из зала в свою комнату.

— Боюсь, Джоанна не придерживается того же мнения, мой мальчик, — с беспокойством сказал граф Солсбери. — Я не отрицаю, что крайне нуждаюсь в тебе. Когда тебя ранили, мне словно правую руку отрубили. Однако лучше все оставить как есть. А то не дай Бог тебя ранят снова или откроется эта рана… Я не уверен, что должен поверить тебе на слово. Наверное, я сам спрошу Джоанну…

— Нет! — перебил его Джеффри. — Клянусь вам, что я не переоцениваю свое состояние! Осмотрите меня сами, и вы увидите, что я абсолютно здоров. Если бы это было не так, Джоанна сразу же сказала бы вам. Когда мы выступаем?

— Подготовку начинаем завтра утром, а отправляемся послезавтра с утренним приливом, — ответил граф, которого все еще не оставляли сомнения.

— Отлично! — воскликнул Джеффри. — Тем меньше будет злиться Джоанна! А теперь, поскольку она ушла, расскажите мне, что нас ждет.