Песнь сирены - Джеллис Роберта. Страница 56

Эгберт кивнул головой.

– Знаю. Ваша жена только вчера возвратилась из Марлоу. Она ухаживала за ним, когда ему было совсем худо.

Моджер уставился на него, от ярости потеряв на минуту дар речи. Элизабет разрушила его планы! Что ж, тем лучше. Тогда нечего сожалеть о ее гибели. Сука! Шлюха… если не телом, так душой! Он оскалил зубы, и Эгберт в страхе замер: с памятной ночи в аббатстве хозяин стал каким-то странным. Однако Моджер смотрел куда-то мимо него, и слуга несколько успокоился. При этом он, однако, не забывал внимать инструкциям Моджера. Их разговор нарушила Эмма, вприпрыжку вбежавшая с чашей вина в руках. Моджер выхватил чашу из рук девушки и послал ее передать Элизабет, чтобы та ждала его в своей комнате. Эмма сделала недовольную гримасу, но выбрала для этого неудачный момент. Часто в подобных случаях Моджер называл Эмму очаровательной и целовал в надутые губки. На этот раз он ударил ее в лицо с такой силой, что та упала. Даже не повернув головы, чтобы взглянуть, как она будет подниматься, Моджер продолжал давать Эгберту наставления по организации убийства Раймонда.

Разговор шел тихо, и Эмма расслышала совсем немного, но и этого было достаточно, чтобы усилить ее страх перед человеком, которому принадлежала. Эмму охватило негодование, беспомощное и горькое негодование ребенка. Здесь она чуствовала себя одннокой, пленницей. В городе Эмма нашла бы себе нового покровителя, однако не представляла, где ближайший город и как туда добраться. Она передала Элизабет распоряжение Моджера, но не осмелилась даже намекнуть о подслушанном. Однако, вспомнив о нанесенном ей оскорблении, Эмма предупредила Элизабет, что Моджер в дурном настроении.

Это предупреждение едва ли было необходимым, ибо отпечаток ладони Моджера явственно проступал на бледной коже Эммы. Элизабет знала: люди Моджера уже давно прибыли – и полагала, что он по пути остановится в Марлоу. Прийти в ярость он мог от чего угодно. Об истинной причине Элизабет не догадывалась. Единственным ее желанием в этот момент было спрятаться подальше до тех пор пока не обретет ясность мышления и не преодолеет нахлынувший на нее страх.

Для этого она прежде всего сосредоточила внимание на Эмме и, вскрикнув при виде кровоподтека на ее щеке, предложила сделать компресс. Эмма испуганно оглянулась, и Элизабет поняла, что та опасается прихода Моджера. Тяжело вздохнув, она подошла к домашней аптечке, достала баночку с мазью и протянула ее Эмме.

– Ничего страшного, – прошептала Элизабет. – Возьми это и уходи. Если хочешь, попроси кого-нибудь из служанок сделать примочку. Тебе нет нужды встречаться с ним, пока он не позовет. Может быть, потом он успокоится.

Эмма тотчас пошла на поиски укромного уголка, где можно было бы спрятаться. Она даже не позвала служанок помочь ей и сама нанесла мазь на болевшую щеку, вздрагивая при мысли, что Моджер может в любую минуту вызвать ее к себе. Никогда прежде она не испытывала такого отвращения к своим обязанностям любовницы. Ей всегда нравилось доставлять наслаждение. Эмма была совершенно неразборчивой, и до сих пор ей нравились все мужчины независимо от их возраста и внешности. Теперь появилось одно исключение – Моджер, обходившийся с ней так жестоко.

Глава 17

Удар, нанесенный Моджером Эмме, предназначался Элизабет. Он и в самом деле вначале намеревался крепко побить свою жену. На время, перестав обдумывать убийство Раймонда, он переключился на нее. Не должно быть ничего, наводящего на подозрения, что у него плохие отношения с Элизабет накануне ее смерти и его повторной женитьбы. Наоборот, все должны видеть – она окружена нежной заботой. Поэтому Моджер бесшумно поднялся по лестнице в комнату жены, но не рассчитал и хлопнул дверью, закрывая ее за собой. Элизабет поднялась со стула, не в силах унять дрожь.

– Стой там, – мягко сказал Моджер. – Не поворачивайся. Оставайся на месте.

Он сказал это необычно мягким голосом, столь отличным от того, который ждала Элизабет, поэтому она выполнила все, как он сказал. Элизабет стояла совсем неподвижно, ее глаза были широко раскрыты от изумления, но пристально смотрели вперед. Моджер усмехнулся, обходя жену, и нанес ей резкий удар по затылку около левого уха. Не издав ни звука, Элизабет упала вперед. Но даже если бы она и вскрикнула, ее голос потонул бы в вопле Моджера, которым тот хотел заглушить возможный крик своей жертвы.

– Элизабет! – закричал он. – Что с тобой?

Моджер бросился к двери и рывком широко распахнул ее, с удовлетворением заметив, что к комнате спешат несколько служанок.

– Подойдите к своей госпоже, – приказал он. Затем встал на колени рядом с Элизабет и поднял ее, обхватив руками. – Вы, грязные дуры, – прорычал он, – разве не видите, вашей госпоже плохо? Она поднялась со стула и упала в обморок у моих ног. Скажите Эгберту, чтобы он послал за лекарем в Марлоу, – приказал Моджер, неся Элизабет к кровати. – Где ее служанка? – спросил он, а когда вошла Мод, приказал ей раздеть госпожу.

– Бедная леди! – бормотала Мод, всхлипывая и раздевая Элизабет. – Моя бедная леди! Я видела, она была нездорова, вернувшись домой. Она была уставшей до предела, такая тоненькая и дрожащая. О, моя бедная леди, моя бедная леди! Но она не отправилась спать, сказав, что хорошо себя чувствует. Поговорите со мной, дорогая, скажите что-нибудь вашей Мод…

– Прекрати это слабоумное нытье! – с раздражением сказал Моджер, хотя ему следовало бы расцеловать эту женщину не только потому, что она так восприняла обморок Элизабет, но и как того требовалось понимала его причину. И все же он должен был избавиться от нее до того, как жена придет в себя. – Довольно представлять здорового больным. Пошла прочь! Я присмотрю за своей женой.

Если Мод и была удивлена таким знаком внимания, то только до определенной степени. Элизабет никогда не делилась со своей служанкой семейными секретами, как это делали другие женщины, однако Мод все же не могла не знать, что Моджер не делил постель с женой. С другой стороны, никогда и ничто не указывало, будто между ними плохие отношения. Они никогда не ссорились, и Моджер, казалось, отдал управление хозяйством в руки Элизабет. Он мог предпочесть переспать с этой глупой замарашкой Эммой, нопонимал, что пропадет без хорошей хозяйки. Должно быть, подумала Мод, выходя из комнаты, именно Элизабет виновата в том, что Моджер не выполняет свои супружеские обязанности. Она бросила взгляд через плечо и увидела выражение тревоги на лице хозяина.

– Закрой дверь! – сказал он ей вслед. – Я не хочу, чтобы Элизабет потревожил шум, поднятый тобой.

Мод облегченно вздохнула. Наверное, господин присмотрит за леди. Ему не следовало было выгонять ее, леди привыкла, когда она ухаживает за ней, но все образуется.

Тревога Моджера была вызвана опасением, что Мод не успеет закрыть дверь до того, как Элизабет придет в сознание. И это опасение не было напрасным. Как только защелка двери опустилась, Элизабет поднесла трясущуюся руку к голове и застонала. Не обращая внимания на стоны жены, он встряхнул ее, приводя в чувство, и гадко улыбнулся, увидев, что она узнает его.

– Моджер… – прошептала она.

– А ты ждала Вильяма? – спросил он. – Глупая шлюха! Ты думаешь, я не знаю?

Элизабет молчала. Последнее, что она помнила, – это предостережения Эммы. Должно быть, подумала она, муж ударил ее, так как голова раскалывалась от боли. Для нее ужасным потрясением стало понимание: она недооценила Моджера. И все же, ошеломленная и смущенная, Элизабет осознавала, что не отважится открыть ему свою тайну. Спасительный путь выхода из этого ужасного положения – продолжать изображать перед Моджером пришибленную.

Выведенный из себя бессмысленным взглядом Элизабет, Моджер дал ей пощечину.

– Идиотка! – сказал он злобно, но тихо, чтобы его не было слышно за закрытой дверью. – Разве я не говорил тебе, Элис и этот наемник не должны видеть друг друга? Ты разрушила все. Ты знала, я не позволил бы тебе ухаживать за этим глупым ханжой…