Пламя зимы - Джеллис Роберта. Страница 81

Ответ на этот вопрос я получила в ночь, последовавшую, как всегда, за вечером. Королева удалилась в свою спальню, а я с грустью разрешила Эдне уложить обратно в сундук роскошную красную ночную сорочку, сшитую мною для Бруно. Ткань на нее, а также серебряные и золотые нитки дала мне Одрис. Хотя большая часть работы была выполнена в Джернейве, мне все-таки нужно было еще немного ее дошить и вышить узоры. Для этого мне пришлось использовать каждую свободную минуту, которую я могла урвать и в Улле, и в дороге.

И вот, подходил к концу канун Крещения и я уже потеряла всякую надежду, что Бруно вернется, когда в дверь внизу постучали. Через минуту вышел брюзгливый привратник и предложил мне следовать за ним к ожидавшему меня мужу.

Я не помню, поблагодарила ли его. Я даже забыла о сорочке, которую Эдна до сих пор держала в руках. Просто чудом следует считать то, что я догадалась схватить с сундука плащ, прежде чем бросилась к выходу. Я даже не остановилась у дверей, чтобы спросить Бруно, хочет ли он войти, а просто упала в его объятия не заботясь о возможной неприглядности своего поведения. Бруно горячо поцеловал меня, но затем поднял голову и рассмеялся:

– Чувствую, мне не придется просить прощение за то, что я все приготовил. – Он еще крепче прижал меня к себе, будто не замечая, как я начала отстраняться.

– Какое прощение? Что ты сделал? – Я не узнала свой голос, таким тонким он стал от ревности, сковавшей мне горло.

Бруно, казалось, не заметил и этого и засмеялся снова:

– Я нашел комнату на ночь для нас, но она находится в том самом публичном доме, где спят наши люди.

Один из слуг держал рядом факел. Я смотрела на веселое лицо Бруно и знала, что он, в свою очередь, видит мое, которое, конечно, не было таким веселым. Я даже не уверена, понял ли он, что я рассердилась; может он вообразил, будто я потрясена радостью, ибо продолжал так же весело:

– Ну-ну, Мелюзина никто и не думает, что ты хочешь женщину. Да и я не буду жаловаться, если ты соединишься с мужчиной, который приведет тебя туда.

– Ты считаешь, что это подходящее для меня место? – закричала я, вырываясь из его рук.

Наступило недолгое молчание, потом Бруно сказал:

– Это неподходящее место для любой женщины, но у некоторых нет и такого выбора. – Он больше не смеялся. – Я позабочусь о том, чтобы дорога была свободна, и нам никто не встретился.

Я совсем забыла, что его мать была путаной, а когда категоричность в голосе Бруно напомнила мне об этом, была так охвачена ужасом и раскаянием, что не могла ни двигаться, ни говорить.

– Извини, если обидел тебя, – продолжал он ничего не выражающим тоном, – но я думал… нет, не надо. Вовсе не обязательно вести тебя туда. Сейчас в двух словах расскажу то, что должен. Я был в Ноттингеме с приказом капитану королевских наемников подготовиться к выступлению на север. Послезавтра. Король будет…

– Ты идешь на войну? – выдохнула я. – Завтра?

– Да. – Тень кривой улыбки набежала на его лицо. – Если ты все еще желаешь избавиться от меня, можешь помолиться об этом.

Он ждал ответа, но я не могла выдавить из себя ни звука. Бруно нахмурился:

– Я постучу, чтобы привратник открыл тебе дверь.

Все еще не в силах говорить, я встала у него на пути и загородила дверь. Я почувствовала как он склонил голову, но, слава Богу, не мог видеть моего пылающего лица. Потом Бруно сказал неуверенно:

– Мы не можем больше оставаться здесь на холоде, Мелюзина. Нам некуда идти. Для нас нет ни одной свободной лачуги, ни одной кровати. Некоторые люди спят в конюшнях, под ногами у лошадей, я…

– Пойдем туда… туда, где ты нашел комнату, – проговорила я дрожа.

Бруно стоял не двигаясь, и тогда я оторвалась от него, взяла за руку и потянула в темноту.

– Ты не туда идешь, – сказал он ласково и привлек меня к себе, подняв мой капюшон и укрывая полой своего плаща.

Я дрожала от страха, а не от холода, но боялась что-либо сказать, чтобы не расплакаться. По приказу Бруно стражник открыл небольшую калитку в дворцовой стене. Корми освещал факелом наш путь. Мы молча миновали несколько улиц. У двери дома, как две капли воды похожего на остальные, Бруно остановился и распорядился было, чтоб Корми вошел и послал какую-нибудь женщину на кухню, но я закричала:

– Нет, не надо! Мне не нужны женщины. Ты меня не понял…

Мы вошли, и я ничего не увидела – только большую комнату, тускло освещенную живым огоньком из очага в противоположном конце. Кажется, вблизи него на полу качались чьи-то тени, но я была слишком погружена в свои страдания, чтобы что-нибудь замечать. Однако первый приступ страха начал проходить, едва я подумала, что могу потерять Бруно завтра, хотя, конечно, сражения и не начнутся в тот же день.

Если бы мы задержались здесь на несколько минут, я осмотрелась бы повнимательнее, но Бруно подтолкнул меня к лестнице. Это была не приставная лестница, а нормальный деревянный лестничный марш, и выводил он на чердак. Поднявшись наверх, я очень удивилась, увидев несколько маленьких комнаток вместо большого открытого пространства, как ожидала. Наверняка в комнатах были люди, но Бруно быстро повел меня по узкому проходу к дальней двери. Зайдя в комнату, я снова удивилась: четыре восковые ароматические свечи в прикрепленных к стене подсвечниках ярко освещали низкую кровать, заполнявшую все пространство от внешней стены чердака до толстых досок, которые отгораживали эту комнату от центрального прохода. В углу, на достаточном удалении от кровати виднелась большая жаровня с ярко пылавшим углем.

– Скоро ты согреешься, – сказал Бруно. – Иди, садись на кровать. Не бойся, она чистая. Перед тем как зайти к тебе, я был здесь и заставил их поменять белье.

– Это не от комнаты и не от холода, – прошептала я, позволяя ему усадить меня рядом с собой. – Я боюсь.

– Чего?

Я повернулась и посмотрела на Бруно, но он выглядел действительно удивленным.

– Того, что я окажусь вдовой, глупый! – воскликнула я довольно раздраженно. – Разве ты не говорил мне, что завтра уходишь ша войну?

Он захохотал, затем откинул капюшон с моей головы приподнял мое лицо за подбородок и крепко поцеловал. И опять засмеялся, когда я его оттолкнула.

– Но, Мелюзина, – он взял мои руки в свои, – я участвовал во многих сражениях. Тебе не надо за меня беспокоиться. Извини, что я дразнил тебя, когда говорил, что ты хочешь от меня избавиться. Серьезно, здесь столько же риска, сколько в том, что ты поранила бы меня вот этой маленькой игрушкой.

Выпустив мои руки, Бруно сбросил плащ, покопался в своем кошельке и положил мне на ладонь маленький ножик, украшенный драгоценными камнями.

– Это подарок на память, чтобы ты помнила, как трудно было нам вначале. А вот это… – он положил на мои колени небольшой предмет, обернутый тканью, – это скромный знак моей благодарности за ту радость, которую ты мне подарила.

Я раскрыла сверток и коснулась сережек и ожерелья, таких красивых и изящных.

– Ой, а я забыла свой подарок для тебя! – вскрикнула я негромко. – Хотя все равно ты не сможешь сейчас им пользоваться, раз должен идти на войну.

– Достаточно знать, что ты помнила обо мне. – Бруно погладил меня по голове.

– Я все-таки должна была взять его с собой! – я опять расплакалась. Почему-то я не ощущала себя изменницей отцовским заветам, сокрушаясь о том, что забыла подарок для Бруно. Да и расстраиваться из-за опасности, грозившей ему, при том, что я давно уже не проливала слез по своим ушедшим навсегда родным, – была ли в этом какая-нибудь несправедливость?

– Это ночная сорочка. – Я всхлипнула. – Я видела у тебя нет ни одной. В первый же день после нашего венчания, когда я должна была думать только о том, где бы достать кинжал, заметила, что у тебя нет ночной сорочки и решила сшить.

– Не плачь Мелюзина. Я не могу вынести этого.

Он поцеловал, а потом нежно промокнул губами мои слезы на одной щеке и на второй. Я снова задрожала, но не от холода или страха. Губами поймала его губы и слилась с ним в поцелуе. В это время Бруно вытащил булавку, скрепляющую мой плащ и сбросил его с моих плеч. Я не помню, как он освободил меня от остальной одежды, как успел снять свою. Я ему в этом не помогала и даже чуть-чуть мешала, не желая ни на миг выпустить его из объятий. Мне было стыдно, но я не могла совладать с собой. Я нуждалась в том, чтобы чувствовать его тело на себе и внутри себя. Теперь, когда он, такой сильный и нежный, был рядом, мне больше не нужно было бояться одиночества.