Пламя зимы - Джеллис Роберта. Страница 96
Это делало возможным радостно встречать каждый новый день, но я никогда не испытывал большего облегченья чем тогда, когда примерно на полпути между Батом и Бристолем, мы встретили Роберта Глостера и, в установленном порядке передали ему Матильду. Как только его войска оказались в поле зрения, она приказала Мелюзине ехать с ней. Непроизвольно, я схватил Кусачку за повод и удержал ее. Мелюзина как-то странно посмотрела на меня, но не протестовала, а Матильда, не оглянувшись, поскакала вперед с епископом Винчестерским. Возможно, она поняла, что Мелюзина не послушалась ее. Но когда группы разделились, я услышал такой пронзительный вопль, что не смог разобрать даже слов. И увидел, что Глостер смотрит на нас положив руку на меч. Он послал человека за епископом Винчестерским, который, что-то отвечая, тоже смотрел на нас, а человек поскакал назад к Глостеру. Граф пожал ему руку в присутствии своей сестры, а затем повернул свою лошадь назад, к Бристолю, хотя Матильда не двигалась, и я мог все еще слышать ее голос.
Люди Глостера были вынуждены съехать с дороги, выстроившись вокруг нее, отбрасывая длинные тени, которые доставали до нас. Я почти осадил Барбе, чтобы избежать прикосновения этих темных теней. Это было глупо: тени не могли причинить вреда, а сама Матильда уже не была угрозой. Но претензии Матильды на трон с Робертом Глостером в роли главного советника были совершенно другим делом. Я видел, как тени коснулись епископа Винчестерского, который наблюдал, как группа двигается прочь. Матильда теперь либо молчала, либо быстро говорила и следовала за братом. На минуту я подумал, что епископ собирается скакать за Глостером, но он повернул назад и подъехал к нам.
– Леди Мелюзина, не говорили ли вы Матильде, что желаете быть в ее свите? – спросил он. – Она, по-видимому, убеждена, что вы желаете оставить сэра Бруно.
– Я не знаю, как она могла подумать такое, милорд, – спокойно ответила Мелюзина, хотя ее голос показался мне несколько странным. – Она знает, что я не стала прислуживать ей ночью, так как хотела быть с моим мужем. Я могла сказать, что рада оказать ей услуги. Но со всей любезностью я не могла бы сказать ничего иного.
– Да, да, конечно, – сказал епископ с каким-то отсутствующим видом, так как его мысли были где-то далеко. – Ну тогда, давайте вернемся в Бат, – более оживленно добавил он через минуту, – и решим, можем ли мы продолжать путь вместе.
На мой взгляд это было бесспорно, но моим долгом было сразу же присоединиться к королю и, конечно, я не мог взять с собой Мелюзину. Я сказал Винчестеру, что, если можно, я послал бы Мелюзину на восток с тремя моими людьми и Эдной, но испытал облегченье и признательность, когда Винчестер сказал, что может взять ее к королеве. Я подумал, что Мелюзине это также было бы приятно, однако, когда в тот день мы остались одни, она дала волю взрыву ярости, хотя это было бессмысленно. Еще в начале нашей совместной жизни я объяснял до хрипоты, что когда король воюет, мое место рядом с ним, а не возле жены. Наконец, не зная, что еще сказать, я заверил ее, что с Винчестером она будет в полной безопасности. В ответ она залепила мне пощечину, и я разгорячившись, ушел спать на чердак конюшни.
Мы расстались лишь немногим более вежливо. Поднимая ее в седло, я повторил несколько раз:
– Мне самому очень жаль, что я не могу взять тебя, Мелюзина.
И она ответила:
– Не беспокойся, я поняла очень хорошо, – и повернула Кусачку к лошади епископа Винчестерского.
Я проклинал императрицу Матильду всю дорогу от Бата до Валингфорда, где присоединился к королю. Вероятно, было несправедливо обвинять императрицу в моей ссоре с Мелюзиной, но прежде я никогда не видел свою жену такой безрассудной. Казалось из Матильды истекал яд и отравлял любого, кто проходил мимо нее. Я прискакал в королевский лагерь с настроением убивать, но возле Валингфорда не было боевых действий. Стефан предпринял несколько ложных атак, но крепость была слишком сильной, чтобы взять ее штурмом без больших потерь. Когда я прибыл, армия занималась строительством двух маленьких деревянных крепостей на небольшом расстоянии от Валингфорда. С их помощью армия Стефана могла бы не допустить, чтобы люди Глостера доминировали на местности. Это не улучшило моего настроения. Если бы я это знал, то сам проводил бы Мелюзину к королеве. Целая неделя ушла на то, чтобы сделать эти небольшие крепости обороноспособными.
К счастью, когда мы маршировали на запад к Бристолю, который означал новую осаду, что снова не давало мне утешения, один остроумный командир группы фуражиров принес весть, что удерживаемая врагом крепость при Керни плохо охраняется. Мы были на месте в этот же день поздно вечером и на следующий день взяли ее штурмом. В этот день я убивал достаточно, так как оказался первым на штурмовой лестнице и сразу прикончил троих: одному перерезал горло, другому вспорол живот, а третьего перебросил через стену после того, как отрубил ему руку. Я не подсчитывал полный итог, но Стефан присудил мне лишнюю долю добычи, так как я, должно быть, отличился во время штурма. На следующий день я почувствовал себя немного лучше, а еще через два дня – даже совсем бодрым, глядя на панораму еще большего сражения, когда депутация от города Мальмесбури пришла с поклоном к Стефану, чтобы он избавил их от тирана, который хитростью взял Маль-месбурийскую крепость. Стефан услышал, что крепость попала в руки Роберта Фиц Хуберта, но ничего не сделал, так как этот человек был родственником Вильяма Ипрского. Однако, выслушав, какие мерзости Фиц Хуберт навязал городу и жителям сельской округи, даже Ипрс испытал отвращение и не смог сказать ни слова в защиту своего родственника. Он не протестовал, когда король ввел войска в Керни и изменил направление своего марша с юго-запада на северо-запад. Но мне это не доставило никакого удовлетворения. Я не мог ослабить разрывавшую меня ярость, потому что город открыл свои ворота королю, а Фиц Хуберт малодушно сдал крепость безо всякого сопротивления. Из уважения к Ипрсу Фиц Хуберту позволили свободно уйти, и все за исключением меня, – я знаю, что был не прав – радовались, что такое укрепленное и такое близкое к узлам сопротивления восставших место пало в незапятнанные руки короля. В советах, созванных, чтобы определить, куда нанести следующий удар, было светлое чувство уверенности. Я, насколько мог, оставался в стороне и придерживал язык, так как чувствовал, что как черный ворон готов накаркать несчастье. Я знал, что скверное настроение одного человека не может накликать беду на других (И чаще плохие новости приходили, когда я был в наилучшем расположении духа), но я не мог отделаться от чувства вины, когда стряслась беда. Король, посоветовавшись с другими военачальниками решил взять Троубридж. Это вместе с Мальмесбури и Керни, давало бы нам половину кольца из центров сопротивления, от которого можно было бы начинать мощные атаки на Бристоль. Более того, взятие Троубриджа было бы сильным ударом против Мильса Глостера (неблагодарный дьявол, который высказался за императрицу, как только она высадилась на берег несмотря на милости Стефана, оказанные ему), поскольку им владел Хумфери де Боюн, сын жены Мильса. Мы стояли лагерем в нескольких милях от этого места, обсуждая, когда и как атаковать, когда несколько возбужденных и окровавленных мужчин прибыли с новостями, что Мильс, двигаясь маршем с большими силами, почти такой же численности, как и армия Стефана, вокруг нашего тыла, атаковал и разрушил крепости, которые построил король, чтобы контролировать Валингфорд и угрожает напасть на Лондон.
Я дежурил в королевской палатке и увидел внезапное уныние на лицах присутствующих. Губы Вильяма Ипрского были плотно сжаты, Валеран разразился грубой бранью, Джоффрей де Мандевилль уставился в землю с окаменевшим лицом. Хотя я не был большим начальником, но достаточно долго пробыл на королевской службе, чтобы понимать, что вассалов Стефана волновали отнюдь не разрушения центров сопротивления или потеря людей. Если бы поражение нанесли люди Валингфорда или местные сторонники, люди короля сердились бы, но не очень-то волновались. Так сильно сразило их то, что Мильс смог пройти маршем с армией пол-Англии и без единого слова донесения из графств, через которые он проходил.