Серенгети не должен умереть - Гржимек Михаэль. Страница 29

По английскому обычаю, мы едим салат прямо из горсти или кладем его на бутерброды. Чета Харвей – гостеприимные, очаровательные люди. Их взрослые сыновья сейчас разъехались во все концы земного шара.

Мы здорово промахнулись, затеяв ловлю зебр в кратере. Дело в том, что здесь, наверху, значительно прохладнее, зебры дольше не выдыхаются и выдерживают значительно более длительную погоню. К тому же они быстро сообразили, что от машины гораздо лучше бегать по кругу, чем по прямой, причем все время уменьшая круги. На этой скользкой траве, да еще на огромной скорости, мы не можем делать резких поворотов, поэтому, пока мы, чертыхаясь, разворачиваемся, наши жертвы трусят не спеша, затем переходят на шаг, а то и вовсе останавливаются и с интересом наблюдают за нашей эквилибристикой.

Потом начинается дождь, и в довершение всего наш вездеход переворачивается набок. Прямо с камерой в руках я лечу лицом в грязь; к счастью, никто не попал под машину. Мы никак не могли поставить ее снова на колеса, потому что было ужасно скользко. Это длилось до тех пор, пока мы наконец не выкопали рядом с задними колесами две ямы. И только тогда, раскачав машину, мы снова поставили ее в нормальное положение. Слава богу, удалось. Однако, когда автомобиль уже стоит на всех четырех, выясняется, что вытекло все масло. А без масла Гордону Харвею не доехать до дому.

Тут Михаэлю приходит в голову спасительная мысль. Мы мчимся к нашему самолету. Только два дня назад мы заправились маслом, так что восемь литров там еще наверняка осталось. Поскольку мотор прекрасно может обойтись и шестью литрами, мы совершенно спокойно можем отлить два.

К сожалению, подходящий гаечный ключ недавно в одной из мастерских Найроби кто-то «увел». Но другой, от автомашины, подошел. Когда Михаэль отвернул крышку, горячее масло вдруг полилось ему на пальцы. Тем не менее он, пересилив боль, успевает закрыть отверстие, прежде чем убежало все масло, иначе мы бы на целые сутки были арестованы в кратере. Затем мы переливаем эту черную жижу в машину.

Тем временем надвигается гроза, в восточной части кратера уже грохочет и сверкает. Но прежде чем над нами сомкнулись тучи, мы успели сесть в свою «Утку» и выпорхнуть через последнюю оставшуюся дырку. Лететь в облаках мы не решаемся, потому что можно наткнуться на какой-нибудь вулкан.

Над степями Серенгети небо совсем чистое. Мы берем курс на гору Банаги, маячащую далеко на горизонте. Наши планы сегодня сорвались. Но мы уже придумываем новые.

Серенгети не должен умереть - any2fbimgloader20.png

Глава седьмая

МЫ ОБНАРУЖИВАЕМ БРАКОНЬЕРОВ

Серенгети не должен умереть - any2fbimgloader21.png

Как много людей в наше время, совершая дальние перелеты, спит или поглощает жареную курицу с зеленым горошком, которую им любезно подает стюардесса, в то время как в нескольких километрах под ними проплывают изумительные девственные леса! Таким вечно спешащим куда-то пассажирам «воздушных автобусов» мы советуем хоть раз в жизни полетать по-настоящему. Вот хотя бы так, как мы с Михаэлем сегодня.

Изумительно свежее утро. Мы не собираемся ни считать животных, ни подвозить продукты из Найроби; мы решили просто так, бездумно парить в воздухе – мы сегодня отдыхаем. Виражами поднимаемся все выше и выше, пока гора Банаги и река Серонера не делаются совсем крохотными. Белая стрелка высотомера медленно ползет по циферблату. Нашим 250 лошадиным силам надо поднять в воздух добрых 12 центнеров груза. Поскольку Банаги расположен на высоте 1650 метров над уровнем моря, воздух здесь примерно столь же разрежен, как над горами Шварцвальда, так что поднимаемся мы медленно.

Кругозор наш все расширяется и расширяется. Теперь нам уже видна Ленгаи – «гора Господня», острая вершина которой в отдельные годы еще продолжает дымиться. А с другой стороны на горизонте начинает светиться серебристая полоска озера Виктория.

Закрылки на наших полосатых крыльях выпущены до предела, а плоскости пропеллера повернуты таким образом, что он делает три тысячи оборотов в минуту. Вот так, шаг за шагом, наша добрая «зебра» одолевает небо.

Мы достигаем белых кучевых облаков и прямо влетаем в одно из них. Нас сразу же обступает слепящий белый туман, восходящий воздух внутри облака заносит нас еще выше. Тем временем маленькая стрелка на циферблате все приближается к критической желтой полосе. Это означает, что мотор начинает перегреваться: в таком разреженном воздухе мы слишком медленно летим. Здесь уже не хватает спасительного ветра, который бы охлаждал тяжелоработающую машину.

Ничего не поделаешь. Приходится втягивать закрылки подальше и менять поворот лопастей винта; теперь мы летим уже в горизонтальном направлении. Стрелка высотомера замирает, а через 10 минут и мотор начинает остывать. Снова начинается борьба за высоту – шаг за шагом, метр за метром.

Наконец Михаэль говорит:

– Ну все, выше она не потянет: воздух слишком разрежен.

Мы сейчас парим на высоте 5733 метра над уровнем моря, или в 4100 метрах над нашим алюминиевым домиком там, внизу, в степи. Но мы ничего этого уже не видим, так как висим высоко над белыми кучевыми облаками. Под нами простирается какое-то неземное царство… Мы выключаем газ и зажигание.

Наступает тишина. Жуткая тишина. Пропеллер замедляет свой бег и наконец безжизненно повисает в воздухе – теперь это обыкновенная планка с концами, окрашенными в желтый цвет. Закрылки мы выпускаем с наклоном в 45 градусов – это их крайнее положение. Теперь наша «Утка» превратилась в планер, и у нас появляется ощущение настоящего полета – самолет парит в небе, точно гриф. Ветер со свистом проносится под нашими двенадцатиметровыми крыльями. Высотомер показывает, что в секунду мы снижаемся на три-четыре метра. Когда мы опустимся ниже, где воздух станет плотнее, спуск несколько замедлится. Я прикидываю, что так мы можем продержаться в воздухе больше четверти часа.

Где-то недалеко, над белым облачным ландшафтом, высятся глетчеры Килиманджаро. Даже здесь, в этом прекрасном заоблачном мире, он остается царственной горой. Так как теперь вокруг нас тихо, можно говорить друг с другом без микрофона. Мы смотрим вниз на белоснежные поля и беспорядочное нагромождение облачных гор. Неправдоподобный мир, созданный какими-то сверхъестественными силами, как умиротворяющий мираж той суровой твердой земной поверхности там, внизу. Хотелось бы «приземлиться» среди этого радующего глаз облачного ландшафта, лечь и слушать шепот духов… Мы единственные живые люди в этом потустороннем мире; мы закрываем глаза и, держась за руки…

Шлеп! Ощутительный шлепок по соответствующему месту выводит меня из мечтательного настроения. Горят отпечатки всех пяти пальцев. Михаэль же продолжает смотреть в пространство отсутствующим взглядом своих серовато-голубых глаз и едва подавляет насмешливую улыбку. В этом-то и заключается негласная договоренность между нами: надо не только застать другого врасплох, но и сделать это как раз в самую сентиментальную минуту. Михаэлю это удалось.

Теперь мы квиты, счет сравнялся: один – один.

Однако нас что-то начинает познабливать в наших рубашках с короткими рукавами; это оттого, что мотор больше не греет. Согревает только сознание, что достаточно одного нажатия пальца, чтобы его снова включить.

Шесть месяцев назад здесь пролетал один пилот на маленькой «Цессне». Он ввинтился высоко в воздух, чтобы над облаками беспрепятственно пересечь горы, однако не нашел потом «окошка», сквозь которое мог бы разглядеть землю. Ведь приземляться вслепую сквозь облака страшно опасно. Никогда не знаешь, как низко они нависают над землей – может быть, в 10 метрах, а возможно, в виде туманной пелены опустились на самую земную поверхность; бывает, что облака предательски скрывают горные вершины. В порту Найроби слышали, как этот пилот передал по радио, что через пять минут у него кончится бензин и что он не знает, где находится. С тех пор никто больше ничего о нем не слыхал, никто не знает, потонул ли он в жгучем рассоле озера Натрон или лежит, разбитый, в одном из глубоких ущелий в горах.