Роузлинд (Хмельная мечта) - Джеллис Роберта. Страница 45

– Не вини себя, – настойчиво прошептала она.– Единственное, что ты сделал, – был таким, как ты есть.

О, Саймон, если бы ты знал моего дедушку, ты бы понял, почему я полюбила тебя!

Что-то изменилось в его лице, которое до этого было непроницаемым. Саймон знал, что он еще не настолько стар, чтобы не любить молодых девушек. Их было более чем достаточно при дворе, и не одна возбуждала в нем интерес. Если бы Элинор была не такой, какая она есть, уверенная в своем месте и положении, волевая, умная и страстная – возрожденный образ королевы, который был с Саймоном вот уже сорок лет, – он бы тоже ее никогда бы не полюбил.

Такое совпадение, что она – его идеал, а он – ее, уже чересчур! Саймон не был религиозен, но не отрицал, что все на земле предопределено Господом. Он знал страсть, и знал, что он не раб этой страсти. Если на пути вставал вопрос чести, Саймон мог подавить эту страсть. Но если Господу будет угоден этот союз, если только эта мысль не просто успокоение для его больной совести…

– Мне следовало бы отвезти тебя ко двору сразу же, – начал он неуверенно.– Ты всю жизнь была окружена стариками, а тебе надо было узнать молодых мужчин, которые могут разбудить твои чувства! Элинор мягко засмеялась и взяла его за руку:

–Не говори глупостей. Я и не думала, что люблю тебя, пока мы не приехали ко двору, и я смогла сравнить тебя с другими. Только после того, как я имела удовольствие танцевать и разговаривать со всеми этими льстивыми, изысканно одетыми тупицами, я поняла, какая награда досталась мне. Уверяю тебя, я не слепо влюбилась в твое прекрасное лицо. И я не отношу себя к тем гранд-дамам, которые желают иметь при себе трубадура-воздыхателя. Саймон, лучше придумай, как мы можем пожениться!

К удивлению Элинор, Саймон не разразился гневными протестами. Он так яростно принялся кусать нижнюю губу, что Элинор, опасаясь, как бы он ее не оторвал, закрыла его рот своей рукой, и он поцеловал кончики ее пальцев… Но он не смотрел на нее, его взгляд устремился мимо, на темную тень, падающую от деревьев. И Элинор испугалась, подумав, что кто-то наблюдает за ними. Она тоже взглянула через плечо. Там никого не было, только листья мягко шелестели в лунном свете.

Наконец, Саймон нарушил молчание. Его голос дрожал.

– Нет, я ничего не буду делать. И даже думать об этом не буду. Если на то воля Божья, то я с радостью приму этот дар. Скорее всего, мне следует пойти к королеве и сказать, что я не оправдал ее доверия…

– Саймон! – воскликнула Элинор.– Я…

– Не угрожай мне, – предупредил Саймон, и было в его голосе что-то, что удержало Элинор.– Этого я тоже не сделаю, потому что в том, что между нами произошло, я чего-то не понимаю. Я оставляю это в руках Господних. Вреда не будет, если я не скажу об этом королеве. Завтра или, может быть, послезавтра я уеду…

Вспомнив об этом, Элинор затаила дыхание:

– Саймон, ты ведь не будешь искать смерти? Ты не… Он рассмеялся вполне естественно:

– Что? Провалить кампанию и романтично умереть, не оправдав веру короля и королевы? Девочка, ты начиталась баллад. Я иду сражаться с валлийцами, а мертвый воин – плохой командир!

Ужасная мысль о том, что Саймон может искать смерти, отпала. Саймон был из тех людей, которые искали бы в ней покоя, когда их мысли и чувства в беспорядке, но не тогда, когда этот покой может запятнать их честь или не позволит выполнить долг. И все же груз проблем – не лучшее оружие для битвы с противником.

У Саймона был небольшой отряд людей, и Элинор могла снабдить его еще тремя сотнями воинов, которые по ее приказу будут сражаться рядом с ним. Элинор вернулась к тому, с чего она начала, когда они пришли в сад.

– Почему ты засмеялся, когда я предложила тебе своих воинов из Роузлинда? Разве это глупо? Они хорошие воины, Сэр Андрэ подтвердит это.

– Это совсем не глупо. Это благородно, Элинор. Она быстро отвела взгляд в сторону, чтобы он не увидел ее страха.

– Как благородно? Им уже заплачено за службу до конца года, Я не могу забрать деньги обратно. Сэр Андрэ ведь не мог знать, что король Генрих умрет и мне назначат опекунство. И вот они там сидят, едят мою говядину, баранину, рыбу, ссорятся, доставляют неприятности женам серфов. Мне встанет дешевле, если ты возьмешь их с собой. Они ведь будут на довольствии короля, и будут морочить головы валлийским женщинам. Но, Саймон, почему ты смеялся?

Он рассмеялся вновь.

– Потому что ты так молода, неопытна и красива, потому что ты взяла меня за руку и увлекла в этот романтический лунный сад, напоенный ароматом цветов, и вдруг начала говорить, как убеленный сединами пятидесятилетний воин…

– Лучше скажи: седовласый восьмидесятилетний лорд, и ты будешь прав, – улыбнулась Элинор, – как будто здесь был мой дедушка.

Внезапно она обняла его и спрятала свое лицо у него на груди.

– Но Саймон, здесь ведь есть и молодая девушка, и она чувствует и видит лунный свет, и цветы, и то, как близок час разлуки с любимым. Береги себя, Саймон, береги себя!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Саймон вытер пот с лица и слегка повел плечами, чтобы мокрое, влажное белье, наконец, отлипло от тела. Он не контролировал свои движения, равно как и потоки ругательств, слетавшие с его губ, слушая донесения разведчиков. Не было никого и ничего в этой деревне, если можно было назвать деревней те жалкие двадцать хижин, крытых соломой, которые виднелись вдали.

Но, тем не менее, кое-что обнадеживало: разведчики обнаружили свежие следы копыт, и поскольку в такой бедной деревне не могло быть своих лошадей, а пахать можно и на быках, значит, следы оставили пришлые всадники. Саймон знал, что отряд Мортимера шел от Вигмора, а Браозе должен быть где-то южнее, к западу от Монтгомери. Следовательно, здесь уже побывали валлийцы.

Небо над промокшими деревьями было таким же серым, как их одежды. На нем не было ни единого просвета, чтобы определить положение солнца, – Саймон уже давно перестал ориентироваться во времени, и только желудок, который с начала похода успел прилипнуть к хребту, иногда давал о себе знать, требуя наполнения, независимо от того, день это или ночь. Все запасы пищи уже кончились, хотя расходовали их экономно, а валлийцы не оставляли после себя ничего, чем можно было бы поживиться. Конечно, что-то удавалось добыть на охоте, но это бывало очень редко. Валлийцы с особой тщательностью истребили или распугали почти всю дичь в лесах и забрали с собой в горы соленое и вяленое мясо.

Саймон попытался определить, который час, по тому времени, которое прошло с того момента, как он проснулся, но усталость и расстройство планов делали его недоверчивым к своим собственным ощущениям. Он уже не знал, что и думать: то ли для него время замедлило свой ход, то ли ускорило свой бег по сравнению с реальностью. К тому же он постоянно дремал в седле. Ночи часто нарушались набегами валлийцев, или, что еще хуже, сигналом тревоги, за которым схватки не следовало. Поэтому сейчас, если валлийцы где-то рядом, есть возможность сразиться с ними, это пошло бы отряду только на пользу. Однако это могло оказаться и ловушкой, чтобы заманить их в лес, где враги смогут легко с ними справиться под покровом ночи.

В такой ситуации лучше принять самый безопасный вариант, чем затем сожалеть о потерях, решил Саймон.

Послышался резкий свист, означающий, что в деревне все спокойно, и Саймон направил своего коня вперед. По крайней мере, они хоть поспят сегодня под крышей, и, если темнота не скоро опустится на землю, часть воинов отправится на охоту, и принесет что-нибудь. Тепло и еда тоже поднимут дух воинов. Саймон нахмурился: ничто не поднимет дух его воинов лучше, чем бой, в котором они смогут убить нескольких валлийцев. Но рано или поздно это случится.

Теперь Саймон с благодарностью вспоминал две прошлые военные кампании в Уэльсе, завершившиеся полным провалом. Он не отличался особым умом в военных делах, но никогда не забывал полученных уроков и старался извлечь из них максимальную пользу, будь то победа или поражение. Он еще не потерял ни одного воина, несмотря на тактику горцев – разделить и уничтожить, которая себя вполне оправдала. Он еще не попал ни в одну ловушку, расставленную врагом.