Серебряное зеркало - Джеллис Роберта. Страница 29

— И это не имело ко мне никакого отношения, когда ты просила меня взять тебя? Ты кричала не от страстного желания?

Она склонила голову, но чувствовала на себе его беспокойный взгляд и не смогла солгать:

—Да…

Краска стыда залила ее лицо, шею и грудь. Но даже не эта краска остановила Альфреда, готового усомниться в истинности слов, которые она прошептала, а то, что нельзя было не увидеть — соски Барби набухли у него на глазах. Это немое свидетельство доказывало, что ее слова были правдой, а сам он — дураком. Альфред подумал, что даже самые искушенные любовницы не могли бы вызвать такую реакцию по своему желанию.

— Мне стыдно.

Второй раз она прошептала это тише, и он положил ей руку на плечо, а другой приподнял ее подбородок так, чтобы можно было заглянуть ей прямо в глаза.

— Не из-за того, что ты соединилась со мной, — настойчиво проговорил он. — Никогда не стыдись. В тебе нет ничего, что бы ни казалось мне прекрасным.

«И ничего непохожего на других женщин», — с горечью подумала Барбара.

— Я чувствую себя так, будто я для тебя обычная шлюха, а ты получаешь удовольствие только от моего тела.

— Мне очень мало известно об обычных проститутках, — ответил Альфред, — но я сомневаюсь, что они вообще испытывают какое-то удовольствие. Вот почему я нечасто посещаю их, Барби… — Его голос зазвучал умоляюще. — Не прячь от меня свою радость или добьешься того, что разрушишь ее. Я люблю тебя. Я не получу настоящего удовольствия, если ты не получишь никакого. Ты превратишь в яд зов моего тела.

— О нет, — твердо сказала она. — Я этого не перенесу.

Это была правда. Барбара хорошо знала, что кратчайший путь отдать мужа в руки другой женщины — быть холодной с ним в постели.

— Я хочу, чтобы мы были счастливы как муж и жена, и я охотно научусь у тебя всему, что увеличит нашу радость в постели и не только.

Он привлек ее ближе, и она охотно поддалась, наклонившись вперед в ответ на его легкое движение. Альфред нежно поцеловал ее в лоб, обрадованный этой своей победои гораздо сильнее, чем выигрышем на турнирном поле. Ни золото, ни драгоценности, ни почести не могли сравниться с тем, что предложила Барби. Может быть, она не любит его, но она отбросила все страхи, которые испытывала до того, как их связали узы брака. Она хотела быть счастливой и сделать счастливым его! Он был на полпути, ведущем в сад, где находились чертоги любви.

— Так ты хочешь учиться у меня? — пробормотал он. — Тогда мы будем играть в «делай, как я» и увидим, кто выиграет приз.

Он наклонил голову и поцеловал ее в губы. Ему было интересно, что станет делать она. Но когда он приоткрыл рот, ее рот тоже приоткрылся, и они снова вместе легли. Когда его рука скользнула вниз по ее животу к бугорку Венеры, она нашла его увеличившуюся плоть, и у него было достаточно времени, прежде чем окунуться в неистовое блаженство, какого он никогда не знал прежде, подумать о том, что она уже выиграла у него. Она доверяла ему многие годы и сейчас в точности повторяла то, на чем он настаивал, — что бы он ни делал, она пыталась повторить.

Барбара была в полном восторге от того, как развивались события. Исчезли ее самые худшие страхи, что ей не удастся скрыть свой бурный отклик при физической близости с мужем и что она может показаться ему глупой домашней коровой. Она видела его сомнения, когда он пред-лджил ей не быть холодной, и его удовлетворение, когда она сказала, что хочет учиться у него. У него было достаточно сомнений в ней, и это сохранило его интерес к тому, как она будет вести себя, — по крайней мере, на время. И теперь у него была надежда на будущее. Альфред, конечно, показал ей все, что давало ему величайший восторг из чисто эгоистических соображений. И наверняка она делала бы те вещи, которые могли доставить ей особое удовольствие. Для нее мало значило, где он целовал или ласкал ее; все, что он должен был делать, — желать ее, и это ее зажигало.

Теория была превосходной, но на практике это оказалось почти невозможным. Не потому, что ей не хотелось подражать движениям Альфреда, и, конечно, не потому, что какие-то места, которых она касалась или целовала, были неприятны ей. Напротив! Все, что он делал, доставляло ей удовольствие, и все, что делала она, раздувало маленький любовный восторг в такое адское пламя, что она уже не следила за тем, что делала. Она помнила только переплетение тел, теплоту и давление, которое угрожало расколоть ее и настолько заполнило зияющую пустоту в ее ощущениях, что она стремилась вовлечь его дальше, несмотря на боль. Но была ли это боль? Что бы это ни было, все смешалось, переплелось, спуталось и разбухало, разбухало, пока она не взорвалась или не умерла. Она умирала? Это был ее крик? Конечно, голос, который стонал все тоньше и тоньше, не был ее собственным. Но ее горло болело от крика, такого пронзительного, каким кричат жертвы при пытке на дыбе.

— Барби? Барби?

Нет, она не умерла. Губы Барбары чуть тронула улыбка, пока она медленно открывала глаза. Альфред наклонился над ней, его смуглое лицо выглядело обеспокоенным.

— М-м-м-м? — откликнулась она.

Он вздохнул и лег на спину.

— Слава богу, я не повредил тебя, — пробормотал он. — Ты пустила меня слишком далеко. Я потерял контроль.

Сейчас Барбара не воспринимала слов. Важнее было, что Альфред ничего больше не сказал и дал ей уснуть. Сейчас она жаждала этого больше, чем его любви.

11.

Барбapa проснулась первая, разбуженная прикосновением тела Альфреда, поскольку с детства спала одна. Она увидела его лицо, и сердце забилось от радости. Во сне его лицо разгладилось, оно дышало покоем и умиротворением. Но первой осознанной мыслью Барбары была та, что ей не удалось рассказать ему о короле. Только вообразите, как он был глуп, беспокоясь о ее реакции на подарок жениха, в то время как сам находился в центре такой тонкой политической интриги! Но это была глупость, которую легко можно простить.

Нежно улыбаясь, Барбара выбралась из постели и направилась к двери звать Клотильду принести ей воду для умывания. Она резко остановилась, вспомнив, что не одета, а Шалье, может быть, ждет за дверью приказаний своего господина, и повернулась, чтобы взять платье. Надевая его, она мельком взглянула на все еще мирно спящего Альфреда и тут вспомнила, что он теперь находится на службе у принца. Прежде чем она остановилась и подумала, что Шалье, конечно, вызвал бы своего хозяина, она метнулась к постели и потрясла Альфреда за плечо.

— Во сколько ты должен быть у принца? — спросила она, когда его глаза открылись.

Он выпрямился, оперся на спинку кровати, проведя рукой по лицу, зевнул и покачал головой.

— Сегодня нет службы.

— О, — смущенно улыбнулась Барбара. — Мне следовало догадаться, что ты попросил, по крайней мере, один свободный день. Мне жаль, что я тебя потревожила!

Но Альфред убрал руки от лица и пристально посмотрел на нее.

— Это очень интересно, Барби. Ты сказала, что я попросил освободить меня от службы, но я не просил. И Эдуард не дал мне выходной, хотя я думаю, только потому, что мы оба забыли. Я не попросил, а он не предложил. Это Генрих де Монфорт сказал, что мне полагается свободный день, и он сказал мне это позавчера, когда мы пировали за счет твоего отца. Я не задумался над этим, только сам Генрих был, как обычно, погружен в раздумья, но теперь… Тебе не казалось, Барби, что наш свадебный пир никогда не кончится?

— Конечно, казалось. Я едва не потеряла разум от нетерпения…

— О? В самом деле?

Он так быстро поймал ее руку и усадил к себе на колени, что она не успела воспротивиться. Она твердо оттолкнула его, когда он сорвал у нее только один поцелуй, и вырвалась, встав и сказав с ледяным негодованием:

— Не время для постели. — В ответ на его обиженное выражение ее брови очаровательно приподнялись, и она добавила: — В конце концов, я еще не знаю, нравится ли мне это.

Обида исчезла с лица Альфреда, сменившись легкой самодовольной улыбкой.