Вересковый рай - Джеллис Роберта. Страница 15

Возвратиться – значило обнаружить перед всеми ее не заслуживающий внимания дешевый план исключить потребность в Саймоне. Стыд нечасто охватывал Рианнон. Бесстрашие и честность защищали ее от таких действий, которые могли вызвать стыд. Ей было знакомо подобное уродливое душевное переживание, возникающее исключительно как результат определенной небрежности, которая порой делала ее невосприимчивой к нуждам и чувствам других. Теперь эта беззаботность плюс страхи, которые Саймон пробудил в ней, подтолкнули ее к подобному поступку, кажущемуся ей постыдным.

Не было возможности скрыть то, что она натворила, – или была? Рианнон сделала движение, усаживаясь более прямо, и две белки, собиравшие себе пищу у ее ног и принявшие ее за неживое существо, сердито защелкали и прыгнули за ближайшее дерево. Она могла сказать, и это было бы отчасти правдой, что выполняла распоряжения отца. Это означало добавить явную ложь к тому стыду, который она уже испытала… Нет! Лучше исчезнуть скрытно, до того, как Саймон узнает, что она находилась при дворе.

И не увидеть его? Что-то будто оборвалось в Рианнон, отдавшись странной болью. Ни одно чувство не будет реальным, она знала это. Что за польза, если она не увидит Саймона, с горечью говорила она самой себе. Если бы он знал, чего она желала, то, вероятнее всего, не захотел бы иметь с ней дело. Такой вывод не вызвал горечи, какую, по-видимому, должен был вызвать. Рианнон знала, что любовь порождает снисходительность. Пусть Саймон услышит самое худшее из уст других. Если он придет к ней после этого…

Обдумывая свои планы, Рианнон не учитывала Мэта – фактор, который, как она вскоре установила, нельзя было игнорировать. Она забыла о необычной тяге Мэта к обществу Саймона. Когда она вернулась в Абер, чтобы предупредить тех двоих, кто сопровождал ее, и упаковать свои вещи, то обнаружила, что Мэт пропал. Она звала его в женских покоях и конюшнях, в амбарах, на улице, и все безрезультатно.

Рианнон была удивлена. Хотя Мэт частенько убегал или не отзывался на ее голос, обычно он стремился вернуться в замок на холме и держаться поближе к ее ногам или же прибегал, как только она начинала упаковывать вещи. Существовало лишь одно место, где он мог находиться и не слышать ее зов, – большой зал.

Она хотела надеяться, что Саймона там уже нет. На всякий случай с величайшей предосторожностью Рианнон выглянула из-за двери неподалеку от возвышения, где стоял трон ее отца. То, что она увидела, заставило ее задержать дыхание от смешанного чувства изумления и ярости и исключило всякую возможность тайного бегства из дома отца.

Саймон и ее отец разговаривали очень серьезно приглушенными голосами, причем Саймон сидел на стуле, стоящем рядом с троном Ллевелина. Однако Рианнон едва ли заметила своего отца или его позу. Что заставило ее онеметь от удивления и охвативших ее чувств, так это вид Мэта, устроившегося на коленях у Саймона и начинающего довольно мурлыкать, как только Саймон приподнимал его морду и нежно почесывал под подбородком. Бегство было исключено!

В ярости Рианнон отправилась сообщить своим людям, что передумала. Они остаются в Абере. Затем она прошла в женские покои и распаковала свои вещи. И, наконец, с глазами, сверкающими вызовом, направилась в большой зал. Там ее ждало еще большее крушение надежд. Саймона и ее отца уже не было. Мэт, однако, сразу же подошел к ней, высоко подняв хвост, мурлыча и глядя прямо в злые глаза Рианнон, необычайно довольный самим собой.

– Предатель! – горько воскликнула она. – Вот как ты награждаешь за всю мою верную службу тебе?

Приглушенный крик страха заставил Рианнон неторопливо повернуться. Она почти готова была сказать, что это лишь шутка, но Маллт, дочь Арналлта, и Кэтрин, дочь Пола, две леди, находящиеся поблизости, уже спешили прочь, осеняя себя, вне всякого сомнения, крестным знамением от сглаза. Теперь эти две дурочки, вероятно, разнесут по всему дому, что она подтвердила предположение, будто является ведьмой, и Мэт – ее господин. На мгновение Рианнон захотелось на самом деле быть ведьмой и лишить сплетниц дара речи, чтобы глупые языки перестали молоть нелепицы, но – увы! – она не обладала подобной силой.

Расстроившись и осознавая, что, возможно, лишь ухудшит положение вещей, пытаясь объяснить или поговорить с кем-нибудь до того, как успокоится, Рианнон отправилась на прогулку. На этот раз Мэт следовал за ней, что позволило его хозяйке отпустить несколько не совсем приятных для него замечаний по поводу его характера. Она вернулась, только когда начало смеркаться, не успокоившись как следует, но решив сказать Саймону правду и тем самым очистить рану стыда.

– Ваш отец говорит, что вы изменили свое решение, – сказал Саймон, целуя ее руки.

– Изменила свое решение относительно чего? – холодно нанесла встречный удар Рианнон, снова приходя в бешенство.

«Относительно меня», – готов был произнести Саймон, но подавил желание, понимая, что вел себя необычайно бестактно. Горя желанием немедленно и бесповоротно связать себя обязательствами по отношению к ней, он сказал то, что должно оскорбить гордость любой женщины, и, что еще хуже, показал себя самоуверенным дураком. То, что Рианнон могла доверить своему отцу и что Ллевелин мог рассказать из добрых намерений, нельзя было раскрывать без всякой на то причины.

– Относительно вовлечения в политические дела вашего отца, – сказал он, глядя на джентльменов, которые походили друг на друга злорадным блеском в глазах.

Рианнон посмотрела через плечо и поспешно выдернула свою руку из руки Саймона. Возможно, он считал направленные на них взгляды смешными, но она так не думала.

– Я рада снова видеть вас, сэр Саймон, – сдержанно произнесла Рианнон, – но я не одета по-вечернему.

– Вы прекрасны в любом платье, леди Рианнон, даже с репьем в волосах вместо жемчуга, – попытался сделать комплимент Саймон. Когда Рианнон надменно сморщила свой носик и собралась уже повернуться, он продолжил с ложной серьезностью: – Кажется, мне больше нравится репей. Это действительно так. Его сбор обходится не так дорого, что должен учитывать муж, который не слишком богат.

Она не могла удержаться от смеха. Саймон знал, что у нее было достаточно драгоценностей, чтобы не требовать еще больше от мужа, как он знал и то, что ее мало заботило, носила она рубины или шлифованные камни, которые можно иметь довольно просто: сначала их добывали в земле, а затем природные окатыши очищали. Даже в этом случае, по уэльским меркам, Саймон был богат.

– Вы не оставляете мне надежды на то, что эти джентльмены, – Рианнон кивнула на четверых мужчин, стоящих теперь поблизости, – будут обескуражены моим внешним видом? Заверяю вас, что не будут. Они тоже предпочитают репей. Тогда приданое, которое даст мне отец, можно будет использовать на цели, более достойные, чем мои украшения.

– Вам не нужны украшения, – сказал один.

– Есть нечто более достойное, чем ваши украшения! – воскликнул другой.

Двое других, более сообразительные, не сказали ничего, предполагая ловушку. Рианнон подняла свои изящно изогнутые брови, готовясь пронзить неразумных льстецов их же копьем остроумия. Но прежде чем она смогла похвалить экономность одного, который мог предложить красивые слова взамен богатых подарков, или пожаловаться, что другой считал ее такой некрасивой, что приемлемой оказалась бы любая сумма денег, затраченная на побрякушки, с целью скрыть ее истинную внешность, Саймон изменил ее цель.

– Мы все вскоре сможем стать достаточно богатыми, чтобы не беспокоиться о вашем приданом или стоимости богатых подарков, – провокационно предположил он.

Мгновенно внимание четверых молодых людей переключилось на другую тему. Самый старший из них, Оуэн Брогинтон, не попался в ловушку Рианнон, но жадность опрометчиво толкнула его в силки, расставленные Саймоном.

– Как же так, если принц Ллевелин запретил набеги? Вы считаете себя свободным от выполнения его приказа по причине ваших английских связей?

– Вовсе нет, – вежливо ответил Саймон, игнорируя оскорбления в виде презрительно упомянутых английских связей. – Я вассал принца Ллевелина и не имею ни намерения, ни желания не подчиняться любому приказу, который может исходить от него, но у меня есть сведения… – он позволил этим словам прозвучать заманчиво.