Искусство наступать на швабру - Абаринова-Кожухова Елизавета. Страница 36

Пока Софья Ивановна хлопотала на кухне, дабы не ударить в грязь лицом перед дорогими гостями, за столом шел обычный сумбурный разговор, перескакивающий с одного на другое.

Серапионыч, бывавший в особняке на Барбосовской в его лучшие времена, предавался воспоминаниям:

— Да уж, я-то помню, какие приемы здесь задавал совсем еще недавно покойный Дмитрий Иваныч Лавантус — и сандвичи наша милейшая Софья Ивановна готовила для весьма импортантных персон. Тут и министры бывали, и депутаты, и всякие заезжие знаменитости… — Доктор рассеянно отхлебнул из чашки, куда наряду с заваркой уже успел набулькать малую толику из своей легендарной скляночки.

— А теперь Софье Ивановне приходится сдавать комнаты внаем, — вздохнула Заплатина. — Удивительная женщина — перенесла такой удар, все потеряла, и мужа, и богатство, и положение в обществе, а как держится!

— Там, говорят, целая история приключилась, — заметил Женя, — но очень уж темная.

— Что за история? — тут же заинтересовалась Чаликова.

Серапионыч отпил еще немного чая:

— Покойный Дмитрий Иваныч Лавантус был главой весьма процветающего «Болт-банка». Но вот в один не слишком прекрасный день он скоропостижно скончался с явными признаками отравления, а еще через несколько дней выяснилось, что его заведение — полный банкрот. Многие так и потеряли свои вклады… В общем, Женя прав — темная история. И стоит ли ее ворошить?

— Но ведь по факту смерти было возбуждено уголовное дело, — вспомнила Заплатина. — И вы, Василий Николаич, кажется, каким-то образом участвовали в расследовании?

— В частном порядке, — нехотя ответил Дубов, подливая себе немного «Сангрии». — Главными подозреваемыми в смерти Лавантуса проходили его супруга Софья Ивановна и его главный конкурент, глава банка «Грымзекс» господин Грымзин.

— Вот как? — изумился Серапионыч. — Впервые слышу!

— Естественно, достоянием широкой общественности эта история не стала, — кивнул детектив, — и почтеннейшей публике пришлось довольствоваться таблоидными статьями репортера Ибикусова, где он сладострастно расписывает труп Дмитрия Иваныча со следами как пред-, так и посмертных страданий. Что же касается Грымзина, то его банк после смерти Лавантуса и падения «Болт-банка» резко взмыл вверх и сейчас практически не имеет в нашей республике ни одного достойного конкурента. Кроме того, дотошные следователи установили, что незадолго до трагедии оба соперника-банкира неоднократно тайно встречались в загородной резиденции Грымзина. В общем, слухи ходили самые темные, не буду их сейчас пересказывать. Но Грымзин сумел «отмазаться» — у него же была возможность и нанять самых лучших адвокатов, да и, чего греха таить, просто воздействовать на следствие. В общем, Софья Ивановна имела реальный шанс пойти под суд за убийство собственного супруга, тем более что она была последней, кто его видел живым. После гибели Лавантуса Софья Ивановна действительно потеряла все, кроме этого особняка, и ей оставалось только одно — обратиться за помощью ко мне…

— Но вы были уверены в ее невиновности? — перебила Надя.

— Я должен был установить истину, — скромно ответил детектив, — но, едва прикоснувшись к этой истории, явственно почувствовал, что тут замешаны некие влиятельные силы, заинтересованные не в том, чтобы установить истину, а чтобы увести от нее как можно дальше. И тогда я понял — это дело как раз по мне. В общем, после моего расследования все подозрения были сняты и с Софьи Ивановны, и с Грымзина.

— И кто же?.. — затаив дыхание, спросила госпожа Заплатина.

— Софья Ивановна очень просила меня об этом не распространяться, и я с нею полностью согласен — огласка совершенно ни к чему. Могу только сказать, что виновник получил по заслугам, хотя и способом не совсем корректным с точки зрения юриспруденции. Ну а ваш покорный слуга стал квартиросъемщиком второго этажа в этом уютном особняке. — Сыщик приложил палец к устам: — Кажется, Софья Ивановна уже несет нам сандвичи, так что давайте переменим тему.

И действительно, в гостиную вплыла хозяйка с огромным блюдом, на котором возвышалась гора бутербродов. Гости могли отдать должное мастерству Софьи Ивановны — каждый из сандвичей являл собою своего рода произведение кулинарного и художественного искусства и ни разу не повторялся. Василий быстро сдвинул бутылки, освободив почетное место посреди стола, куда вдова и водрузила блюдо.

— Угощайтесь, господа, — произнесла Софья Ивановна и присела за стол между Женей и Ольгой Ильиничной Заплатиной. — Как я поняла, сей пир горой вы устроили по случаю успешного расследования? Ах, расскажите, я такая любопытная.

— Да-да, расскажите! — поддержали ее Женя и Заплатина, еще не знакомые с делом во всех подробностях.

— С удовольствием, но только я неважный рассказчик, — пожал плечами Василий, — да и дело-то, по правде говоря, можно было бы считать довольно заурядным, если бы не некоторые не совсем стандартные методы, которые мне пришлось применить. Вот доктор, пожалуй, мог бы рассказать лучше моего. — Дубов искоса глянул на Серапионыча.

— Что ж, с превеликим удовольствием, — тут же откликнулся Серапионыч и, подлив в чай еще немного жидкости из скляночки, взял с блюда бутерброд в виде кораблика с алым парусом, искусно сделанным из кусочка помидора. — Значится, так. Жила-была на свете, а точнее — в нашем славном граде Кислоярске поэтесса, и звали ее Софья Кассирова…

В отличие от Дубова, Серапионыч и в самом деле был прекрасным рассказчиком. Софья Ивановна, Женя и госпожа Заплатина, затаив дыхание, внимали каждому слову доктора. Правда, писательница при этом еще и прикидывала, каким бы способом использовать сию удивительную историю для сюжета будущего романа.

— И тут я вижу — на полу лежит ее распростертое тело, а кругом валяются пачки с фальшивыми долларами, — азартно вещал Серапионыч. Василий подумал, что здесь доктор допустил небольшую фактологическую неточность (бездыханную Кассирову обнаружил не он, а соседи), но не стал его поправлять — в конце концов, какая разница. Главное, что дело сделано и справедливость восторжествовала.

Надя перегнулась через стол и шепотом спросила:

— А в том деле насчет убийства мужа Софьи Ивановны… Там что, и вправду кроются какие-то темные тайны?

— Любое убийство само по себе дело темное и отвратительное, — столь же тихо ответил Дубов. — Но вам я могу сказать, что в нем был крепко замешан Железякин. Думаю, он до сих пор жалеет, что вляпался в эту историю.

— А что так?

— В то время он набрал отряд подводных спелеологов, чтобы искать затонувшее золото. Ну, это отдельная история, после как-нибудь расскажу. А Лавантус узнал и…

— Господа, вы будете слушать, или как? — раздался прямо над ухом детектива голос Серапионыча.

— Ах, да-да, простите, — спохватился Василий. — Мы вас внимательно слушаем.

— На чем же я остановился? В общем, едва госпожа Кассирова очнулась и поведала мне сию безрадостную повесть, то я понял: Дубов — вот единственный, кто сможет распутать этот запутанный узел! — Доктор налил себе еще чая и добавил содержимого скляночки. — Ибо Василий Николаевич, — доктор размешал смесь чайной ложечкой, — воистину Великий Сыщик, равного коему в мастерстве и бескорыстии не найдешь во всем белом свете!

— Владлен Серапионыч! — взмолился Дубов.

— Ну, не буду, не буду, — доктор зачерпнул ложечку и отправил в рот. — Эх, чудный чаек!.. Так на чем же я бишь остановился? Да-да, вспомнил. Госпожа Кассирова отправилась на встречу к бизнесмену, который оказался самым банальным жуликом. Как, впрочем, и его посредник…

Чаликова вновь наклонилась к Дубову:

— Я только не поняла, почему вы так гуманно поступили с этими аферистами. Не только не проучили, но даже оставили им десять процентов.

Дубов невесело улыбнулся:

— К сожалению, Наденька, нам здесь приходится считаться с кислоярской спецификой. Дело в том, что и «бизнесмен», и Петр Петрович «елки-моталки» — ближайшие сотрудники могущественного Феликса Железякина, тягаться с которым мне пока что не по плечу. Так что сдавать их правоохранительным органам не было никакого смысла. А при имеющемся исходе они, скорее всего, ничего предпринимать не станут — ведь эту аферу с письмами и «куклой» они провернули, как я понимаю, без ведома Железякина, который их за такую топорную самодеятельность по головке бы не погладил. Так что сами видите — в наших условиях, чтобы добиться справедливости, иногда приходится идти обходными маневрами, и гуманизм тут не при чем… Погодите-погодите, — спохватился Василий Николаевич, — кажется, я подумал обо всех, кроме того истинного бизнесмена-мецената, которому наши прохиндеи сбывают чужие письма. Вдруг он не разобравшись таки купит у них нашу милую фальшивку?