Сказкоешка-Сладкоешка - Куду Рээт. Страница 3

— При чем тут мера? — фыркнул ежик. — Каждый глаз сам должен знать, куда смотрит. Не стану же я сам мучиться и мерить. Какая неблагодарность!

И ежик отвернулся от них.

А потом пошел — фыркая, что-то бормоча и громко шурша.

На берегу пруда

Беляночка устала. Она едва передвигала ноги, но после встречи с ежиком нечего было и думать остановить кошку. Раза два девочка попыталась показать ей замысловатый корень или забавный пенек, но кошка ничего не замечала. Знай спешила вперед, потому что хотела поспеть к обеду у гномов. Ведь за обеденным столом, когда вся семья в сборе, больше всего разговоров. И комната наполняется разными вкусными голосами. Тут уж кошке есть чем поживиться.

— Ой, кошечка, миленькая, — взмолилась, наконец, Беляночка, задыхаясь. — Постой, посмотри, что там, на берегу пруда происходит?

— Подумаешь, пруд, — фыркнула кошка, однако остановилась, так что Беляночка налетела прямо на нее.

Но кошка смотрела не на пруд, а на вывеску, висевшую между двумя елями и преграждавшую дорогу к пруду.

— «Кот лета»? — прочитала Беляночка.

— Что-то не припомню таких родственников! — удивилась кошка. — Чудеса да и только, ни разу не встречала летнего кота.

— Причем тут коты? — выскочила из-за дерева проворная белочка.

— Ну да, смышленая белочка, — замурлыкала кошка, — естественно, я не осмелилась бы назвать своей родственницей вас. Но между деревьями висит очень любопытная вывеска — «Кот лета»!

— Что же в ней любопытного? — удивилась смышленая белочка. — Вывеска как раз для того и висит, чтобы отваживать незваных гостей.

— Ясно, ясно, сейчас мы уйдем, — снова замурлыкала кошка. — Только с чего вы взяли, что упоминание именно о коте может кого-то отвадить? В старину для этого служили львы или медведи, или уж, на худой конец, волки.

— Кто же нынче боится волков? Или медведей? И даже могучего льва? А вот над моей надписью придется поломать голову. Что перевесит — «кот лета» или «котлета»? Если важнее окажется котлета, то гость отправится к выдре за водографией.

— Так вы сторож? — догадалась Беляночка. — Во всех музеях у дверей стоят тетеньки и спрашивают билеты. И в театре, и в кино.

— Никакой я не сторож и не билетер, — немного обиделась белочка. — Здесь ни у кого нет ни билетов, ни приглашений, ни пропусков. Просто я этой надписью стараюсь отогнать от пруда непрошенных гостей, ведь я — разумная белка и горжусь своим умом.

— Ум, конечно, каждому на пользу, — завела свою песню кошка. — Только почему у вас «Кот лета», а не «Котлета»? Ведь такая надпись не до всякого дойдет.

— До умного дойдет, — возразила белка. — А у кого ума не хватает, у того и не до чего доходить.

— До чего доходить — это ваша забота, — мяукнула кошка. — Чтобы заниматься своими прудографиями. Только «кот лета» никак не может быть «котлетой».

— Почему не может? — обиделась белка. — Если уж я взялась за дело, то, значит, я знаю, что делаю.

— Вы, как всегда, правы, умница белочка. Мне не хочется с вами спорить, — замурлыкала кошка. — Никакой разницы: «кот лета» или «котлета».

— Ваши высказывания не совсем уместны, моя милая, — заметила недовольно белочка. — Если и дальше так пойдет, то, пожалуй, из вас и правда придется сделать котлету.

— Ладно, ладно, давайте-ка лучше пойдем к пруду и посмотрим, чем занимается выдра, — примирительно сказала кошка.

— Это вы серьезно? — подозрительно прищурилась белка.

— Да, да, — подтвердила кошка. — У Беляночки точно такое же представление о выдре, какое было у лягушки о медведе.

— Хм, — кашлянула белка. — Что-то не припомню, какое было у лягушки представление о медведе. Я не говорю, что не знаю, я просто не помню.

— Ничего, зато я помню, — усмехнулась кошка. — Как известно, лягушка любила спать в следах от лап медведя и воображать, что она сама — медведь. А медведю ничуть не нравилось находить в своих следах лягушкины фантазии.

— Наверно, на них было неудобно наступать, — вмешалась Беляночка. — Бабушка всегда говорит, что пол надо так чисто подметать, чтобы на нем босиком не чувствовалось ни единой песчинки. Ведь лягушкины фантазии были величиной не с песчинку, а куда больше. Может быть, даже острые, как кнопки. Или липучие, как клубничное варенье.

— Послушай, Беляночка! — замурлыкала кошка. — Лягушка и не думала воображать кнопку или клубничное варенье. Значит, ее фантазии были величиной с медведя. Вот это и злило медведя: фантазии величиной с медведя, только на медведя совсем не похожие. Из каждого медвежьего следа выглядывало медвежье изображение на разные лады: одно — с шеей жирафа, другое — с рогами оленя, третье вовсе с львиной гривой. Конечно, медведь выходил из себя.

— Что ты хочешь этим сказать? — обиделась Беляночка.

— Я хочу сказать, что спать в следах от лап медведя можно, если уж очень хочется, но ни в коем случае не следует вкладывать в них свое представление о медведе, как это делала фантазерка-лягушка.

— Где лягушка видела таких медведей? — удивилась смышленая белочка.

— Она не видела, она воображала, — ответила кошка. — Когда я воображаю себе Беляночку, она вполне может быть как Белоснежка, хотя на самом деле это вряд ли так.

— Медведь мог бы показаться лягушке, — сочувственно заметила Беляночка. — Обоим стало бы легче.

— Медведь-то показался, да лягушка закрыла глаза, — терпеливо объясняла кошка. — Лягушка спрятала голову в траву и проквакала, что придуманный ею медведь больше похож на медведя, чем настоящий медведь, потому что настоящий медведь только бродит да пугает бедных лягушек и вообще на себя не похож. Медведь, конечно, взревел: «Я тебе покажу, какой медведь настоящий!» Ну, лягушка и плюхнулась в пруд.

— В этот самый пруд? — оживилась Беляночка.

Они благополучно миновали белкину вывеску и направились к пруду.

— Очевидно, в этот! В какой же еще? — рассеянно отозвалась кошка.

На берегу пруда суетилась выдра: таскала какие-то странные коробочки, рассматривала их, обтирала и полоскала. На берегу пруда стояли сорока, крот, крыса и маленькая куница. Сорока наклонилась над водой, увидела свое отражение и вскрикнула от восторга.

— Ну как? Годится? — важно спросила выдра.

— Да, да, конечно, именно такое фото мне и хотелось — с широко раскинутыми крыльями! — застрекотала сорока.

— Прошу, прошу, — поклонилась выдра, зачерпнула в берестяную коробочку воды и сунула коробочку в клюв сороки.

— Что они делают? — заинтересовалась Беляночка.

Кошка презрительно фыркнула, но на этот раз Беляночка не отстала:

— Пойдем, посмотрим, — попросила она.

— По очереди, только по очереди, — всполошилась выдра, когда Беляночка подошла слишком близко к воде.

— Что? Какая очередь? — изумилась Беляночка.

Если мама занимала очередь в магазине, то было ясно, что домой так скоро не попадешь. Но здесь-то магазина не было, и покупать было явно нечего.

— Какая непонятливая, — сердито обнажила зубы крыса. — Мы получаем из пруда великолепные водографии. Где только твой ум?

— Я, кажется, забыла его на белкиной вывеске, — испугалась девочка и украдкой ощупала голову.

— Да уж, у белки ничего назад не получишь. Где что-нибудь без присмотра осталось, то попадает прямо к ней, — злорадно усмехнулась крыса. — А за голову ты зря хватаешься: так, наощупь, даже шапку потерянную не найдешь, не то что ум.

— Верно, крысулечка, — заискивающе пропела кошка, и страшные зубы крысы обнажились в широкой улыбке. — Я бы вам охотно рассказала историю о том, как река искала свой хвост, а это вам не шапка и не ум.

— Просим, просим, — еще шире заулыбалась крыса, а Беляночка подивилась, как вообще можно улыбаться с такими страшными зубами. Крысиные зубы зловеще поблескивали и, казалось, они живут отдельно от их хозяйки.

— Итак, — ласковым голосом начала кошка, как обычно начинала все свои истории. — История о том, как река искала свой хвост. Хвостом мог бы быть источник, от которого река брала свое начало. Источник был маленький, а устье реки гораздо больше. У змеи, между прочим, точно так же: голова больше хвоста. И река была похожа на змею. Начиналась она около источника, а голова бывает чаще всего там, где что-нибудь начинается. У человека голова тоже не там, где пальцы ног, и у кошки голова не там, где хвост. Голова там, где голова. Река думала и думала. И не знала, думает она головой или хвостом. Наконец река так устала думать, что свернулась кольцом и решила отдохнуть. Только думать-то больше и не понадобилась. Свернувшись, река превратилась в озеро, а у озера нет ни головы, ни хвоста. Одна сплошная вода!