Ацтек. Гроза надвигается - Дженнингс Гэри. Страница 143

Однако, миновав центр и приблизившись к западной окраине, мы увидели, что дотуда орава мародеров не добралась. Знакомый постоялый двор оказался на месте – в целости и сохранности. Оставив своих людей во дворе, я вошел внутрь и крикнул:

– Эй, хозяйка! Найдется у тебя комната для усталого почтека и его спутников?

Бью Рибе вышла на зов. Она была цела и невредима и выглядела, как всегда, прекрасно, но вот слова ее прозвучали неприветливо:

– Нынче в здешних краях не больно-то привечают мешикатль.

– Но конечно же, – промолвил я, все еще пытаясь придать разговору сердечность, – Ждущая Луна сделает исключение для своего названого брата, Темной Тучи. По просьбе Цьяньи я проделал такой далекий путь, чтобы узнать, все ли с тобой в порядке. Я рад видеть, что ты цела.

– Цела, – эхом повторила она. – И рада, что ты рад, потому как появление здесь этих буйных мешикатль твоих рук дело. Всем известно, что война разгорелась из-за пурпурной краски, которую ты пытался силой отнять у цью.

Я не мог не признать, что это правда.

– Но не станешь же ты винить меня за...

– Да уж, я и сама во многом виновата, – с горечью заявила Бью. – Кабы знать все заранее, да мы бы тебя вообще на порог не пустили! – Потом порыв злобы пошел на убыль, и она упавшим голосом продолжила: – Да ладно, что теперь толку жаловаться? Разумеется, ты можешь занять комнату и разместить там своих носильщиков. Слуги о вас позаботятся.

И с этими словами Бью Рибе развернулась и ушла. Я подумал, что она не только не рада нашей встрече, но даже не проявила из приличия родственного радушия. Так или иначе, но слуги действительно занялись размещением и устройством носильщиков и товаров, а мне подали еду. Когда я уже пообедал и курил покуитль, Бью проходила через трапезную. Намерения задерживаться возле меня у нее явно не было, но я взял девушку за запястье и остановил, заметив:

– Послушай, Бью, я прекрасно знаю, что ты недолюбливаешь меня, а если недавние осложнения с мешикатль усугубили эту неприязнь...

Она перебила меня, надменно изогнув похожие на крылья брови:

– Недолюбливаю? Испытываю неприязнь? Все это чувства. С какой стати я должна питать хоть какие-то чувства к мужу своей сестры?

– Ладно, – с досадой проворчал я, – дело твое: можешь ко мне вообще никак не относиться. Но разве ты не хочешь передать через меня весточку Цьянье?

– Ну что ж, передай ей, что меня изнасиловал ваш солдат.

Ошарашенный, я выпустил ее запястье, пытаясь найти нужные слова, но Бью Рибе рассмеялась и продолжила:

– О, только не надо меня жалеть! Я думаю, что по-прежнему могу претендовать на девственность, ибо он оказался исключительно неумелым. Своей попыткой унизить меня он лишний раз подтвердил укоренившееся мнение о наглости высокомерных мешикатль.

Совладав наконец с потрясением, я требовательно спросил:

– Как его звали? Я позабочусь о том, чтобы мерзавца казнили.

– Ты думаешь, он представился? – Бью снова рассмеялась. – Полагаю, то был не рядовой солдат, хотя не разбираюсь в ваших знаках различия, а в комнате было темно. Только представь: для этого действа он заставил меня облачиться особым образом. Мне пришлось вымазать лицо сажей и надеть черные затхлые одеяния, в каких ходят служительницы храмов.

– Что? – изумился я.

– Он не вдавался особо в объяснения, но я поняла, что обычной женщине, даже девственнице, его в полной мере не возбудить. Видишь ли, этому мешикатль необходимо воображать, будто он совершает святотатство.

– В жизни не слышал ни о чем подобном...

– Только не пытайся выгораживать своего земляка. И нет нужды мне сочувствовать, потому что в насильники – в нормальные насильники! – этот солдат никак не годился. Его тепули, если это вообще можно назвать тепули, представлял собой какой-то кривой прыщавый обрубок. А когда он пытался войти в меня...

– Пожалуйста, Бью, – взмолился я, – не надо! Тебе наверняка неприятно об этом вспоминать.

– Чего уж теперь, – сказала она холодно и как-то совершенно отстраненно. – Только представь, все считают меня жертвой насильника, а этот мерзавец даже не смог меня как следует изнасиловать. Его искалеченный тепули входил в меня одной только своей головкой или... не знаю уж, как вы это называете. Короче говоря, он проникал совсем неглубоко и никак, несмотря на все старания этого урода, не оставался внутри. Так что в конце концов семя этого мерзавца пролилось мне на ногу. Уж не знаю, можно ли лишиться девственности только частично, но думаю, что я все еще могу считаться девушкой. Очень надеюсь, что этот урод чувствовал себя еще более пристыженным и униженным, чем я. Он даже не мог смотреть мне в глаза, пока я раздевалась. Кстати, эти вонючие тряпки прислужницы жрецов он забрал и унес с собой.

– Знаешь, это как-то совершенно не похоже на... – беспомощно начал я.

– На мужественного, властного и сурового воина мешикатль? На настоящего мужчину вроде Цаа Найацу? – Она перешла на шепот: – Скажи мне откровенно, Цаа, смог ли ты хоть раз по-настоящему удовлетворить мою младшую сестренку?

– Пожалуйста, Бью, прекрати. Это неприлично.

– Джай цйаба! – выругалась она. – Что может быть неприличным для обесчещенной женщины? Если ты не хочешь ответить словами, то, может, покажешь? Докажи мне, что ты настоящий мужчина... О, не красней и не отворачивайся. Вспомни, я ведь уже видела, как ты проделывал это с матерью, но она так и не сказала нам тогда, хорошо ей было или нет. Впрочем, я не прочь выяснить это на личном опыте. Идем в мою комнату. Чего тебе стесняться, мною ведь уже пользовались? Правда, как-то не совсем по-настоящему, но...

Я решительно сменил тему:

– Я обещал Цьянье в случае чего забрать тебя в Теночтитлан. Дом у нас большой, комнат много. Так что, Бью, если тебе здесь плохо, то предлагаю перебраться к нам!

– Только этого мне не хватало! – отрезала она. – Жить под твоей крышей? Нет уж, уволь, я не собираюсь превращаться в приживалку!

Тут я не выдержал и громко заявил:

– Вот что, дорогая, с меня хватит. Я, со своей стороны, сделал все, что мог: уговаривал тебя, убеждал, предлагал помощь, сочувствие и братскую любовь. Я предложил тебе хороший дом в другом городе, где ты можешь высоко держать голову и забыть прошлое, но в ответ получил лишь колкости и злобные насмешки. Так вот, женщина: утром я уйду, а ты уж сама решай – один или с тобой.

Разумеется, Бью Рибе осталась.

Поскольку формально я считался странствующим купцом, правила приличия требовали, чтобы, посетив столицу сапотеков Цаачилу, я снова нанес визит вежливости бишосу Бен Цаа. Он принял меня, и я рассказал ему вымышленную историю: якобы до последнего времени я скитался по диким землям страны Чиапа и о событиях, происходящих в цивилизованном мире, узнал совсем недавно. Кроме того, я добавил:

– Конечно, владыка Коси Йюела догадался, что Ауицотль привел своих воинов в Уаксьякак по моему наущению. Поэтому я считаю своим долгом принести извинения...

Он небрежно отмахнулся:

– Не так уж важно, какие интриги стояли за этим походом. Главное то, что ваш Чтимый Глашатай явился с добрыми намерениями, дав нам надежду на то, что застарелая вражда между нашими народами наконец стихнет. Да и против дани, выплачиваемой пурпурной краской, я ничего не имею.

– Так-то оно так, – сказал я, – но ведь воины Ауицотля повели себя в Теуантепеке предосудительным образом, поэтому я как мешикатль обязан извиниться.

– Я совершенно не виню в случившемся Ауицотля. Я не слишком виню даже его солдат. – Должно быть, на моем лице отразилось удивление, ибо он пояснил: – Ваш Чтимый Глашатай быстро принял все необходимые меры, чтобы пресечь беспорядки: приказал удушить самых отъявленных преступников и умиротворил остальных обещаниями, которые, я не сомневаюсь, впоследствии выполнил. Кроме того, он не скупясь возместил причиненный его людьми урон. Не окажись его действия столь быстрыми и решительными, между нами, наверное, началась бы война. Нет, Ауицотль человек честный, порядочный и разумный.