Ацтек. Гроза надвигается - Дженнингс Гэри. Страница 33

Некоторые мальчишки, правда, все-таки продолжали беспечно использовать ее, в том числе и Пактли. Видно, у меня на лбу было написано, как я его за это презираю, ибо однажды Пактли подошел ко мне и угрожающе сказал:

– Значит, Крот слишком печется о своем здоровье и не хочет пачкаться о маатиме? А вот, по-моему, это лишь оговорка: ты и хотел бы, да не можешь! Но дело даже не в этом: советую тебе не слишком осуждать мое поведение, поскольку не стоит порочить репутацию будущего родственника.

Я воззрился на Пактли с недоумением.

– Да-да, – рассмеялся он, – прежде чем сгнить от болезни, которой ты тут всех стращаешь, я успею жениться на твоей сестрице. Даже будь я и вправду убогим, волочащим ноги идиотом, она не посмела бы отказать такому знатному жениху. Правда, мне не хотелось бы ее принуждать, так что предупреждаю тебя, предполагаемый братец: Тцитцитлини не должна ничего знать о моих забавах с Даром Богов. Иначе я тебя убью.

И он зашагал прочь, не дожидаясь моего ответа, который я, впрочем, все равно не мог бы ему дать, поскольку онемел от ужаса. Не то чтобы я боялся кулаков Пактли: он уступал мне и ростом, и силой. Но будь этот юноша даже слабаком и карликом, он все равно оставался сыном нашего правителя, а теперь еще и затаил на меня злобу. А ведь я жил в постоянном страхе с самого того времени, когда мальчишки затеяли соревнования по рукоблудию, сменившиеся соитиями с Даром Богов. Разумеется, насмешки сверстников задевали меня, но страх был сильнее уязвленного самолюбия. Пусть уж лучше все будут уверены в моем мужском бессилии. Пактли был самодовольным наглецом, но не дураком, и появись у него хоть малейшее подозрение насчет того, что я вовсе не слабосилен, а просто растрачиваю свою мужскую силу в другом месте, он непременно заинтересовался бы, где именно. И уж он бы мигом догадался, что на нашем маленьком острове я не могу тайно встречаться ни с одной женщиной, кроме...

Тцитцитлин впервые обратила на себя внимание Пактли, когда была еще совсем девочкой, когда посетила дворец: они с матушкой ходили посмотреть на казнь его старшей сестры, уличенной в измене мужу. А совсем недавно, на весеннем празднике Великого Пробуждения, Тцитци возглавляла танцовщиц на площади пирамиды, и ее танец поверг сына правителя в смятение. С тех пор Пактли всячески искал с ней встреч и прилюдно заговаривал, что считалось неприличным даже для самого благородного юноши. В последнее время он к тому же пару раз заявился в наш дом под тем предлогом, что ему якобы необходимо «поговорить с Тепетцланом о делах карьера», и нам приходилось принимать гостя. Любого другого юношу нескрываемая неприязнь Тцитци мигом отвадила бы навсегда, но только не Пактли.

И вот теперь этот мерзавец заявил, что собирается жениться на моей дорогой сестренке! В тот вечер, вернувшись домой, я дождался, когда мы расселись вокруг скатерти и отец вознес хвалу богам за ниспосланную пищу, и без обиняков заявил:

– Пактли сказал мне сегодня, что собирается взять в жены Тцитцитлин. Причем вряд ли он будет просить ее саму и родных о согласии. Пактли предупредил, что получит то, что хочет, независимо от ее или нашего желания.

Сестра вздрогнула и поднесла руку к лицу, как делают наши женщины, когда испугаются. Отец нахмурился, матушка же как ни в чем не бывало продолжала есть и лишь через некоторое время сказала:

– Если он даже и хочет этого, Микстли, так что с того? Правда, начальную школу Пактцин скоро заканчивает, но ведь, прежде чем он сможет жениться, ему придется провести несколько лет в калмекактин.

– Он вообще не может жениться на Тцитци! – возмутился я. – Пактли глупый, жадный, грязный...

Мать наклонилась через скатерть и сильно ударила меня по лицу.

– Вот тебе за то, что непочтительно говоришь о нашем будущем правителе. Да кто ты сам таков, чтобы порочить знатного юношу?

С уст моих рвались злые и грубые слова, но я проглотил их и сказал:

– Я всего лишь один из жителей нашего острова, но мне известно, что Пактли – человек развращенный и достойный презрения...

Мать ударила меня снова.

– Тепетцлан, – заявила она нашему отцу, – если он скажет еще хоть слово, тебе придется заняться исправлением этого болтливого мальчишки.

Потом матушка обратилась ко мне:

– Чем болтать попусту, лучше подумал бы о том, что, когда такой знатный юноша, сын владыки Красной Цапли, женится на Тцитци, мы все тоже станем пипилцин. Или, может быть, ты, не имея ни ремесла, ни знаний, со своими дурацкими планами стать писцом сможешь возвысить семью до такого положения?

Отец прокашлялся и сказал:

– Лично меня не так уж привлекает возможность добавить «цин» к нашим именам, однако я меньше всего хочу для семьи позора и бесчестья. Отказ такому знатному человеку, как Пактли, особенно если он окажет нам честь, попросив в жены нашу дочь, станет оскорблением для него и позором для всех нас. Такого позора нам не пережить, ведь в лучшем случае всей семье придется покинуть Шалтокан.

– Вовсе незачем всем бежать с острова, – с неожиданной твердостью промолвила Тцитци. – Хватит того, что отсюда уберусь я. Если этот поганый выродок... Эй, матушка, не вздумай замахиваться! Я уже взрослая и на удар отвечу ударом.

– Ты моя дочь, и это мой дом! – возмутилась мать.

– Дети, да что это на вас нашло? – воскликнул отец.

– Я скажу только одно, – продолжила Тцитци, – если Пактли потребует отдать ему меня в жены и вы дадите ему согласие, то ни вы, ни он никогда большее меня не увидите. Я навсегда покину остров. Вплавь, если не могу одолжить или украсть акали. А если мне не удастся добраться до материка, то пусть я лучше утону, но ко мне никогда не прикоснется ни Пактли, ни какой-либо другой мужчина, кроме того, которому я отдамся сама!

– На всем Шалтокане, – выкрикнула, брызжа слюной, мать, – нет другой такой дерзкой, неблагодарной, наглой...

На сей раз ей пришлось умолкнуть, поскольку отец веско заявил:

– Тцитцитлини, если бы эти твои неподобающие дочери слова услышали за пределами нашего дома, то даже я не смог бы простить тебя или отвести от тебя наказание. Тебя бы раздели, выпороли и обрили голову наголо. И откажись я наказать дочь сам, это сделали бы соседи в назидание своим собственным детям.

– Мне очень жаль, отец, – спокойно ответила сестра, – но тебе придется выбрать: непокорная дочь или вообще никакой.

– Я благодарю богов, что мне не нужно делать этот выбор сегодня. Как заметила твоя мать, пройдет еще несколько лет, прежде чем молодой господин сможет жениться. Так что не будем говорить об этом сейчас, в гневе или спешке. За то время, что Пактли проведет в школе, очень многое может случиться.

И я согласился с отцом, хотя и не знал, серьезно ли говорила Тцитци. Ни в тот вечер, ни в следующий мне так и не представилась возможность поговорить с ней наедине. Мы осмеливались лишь изредка обмениваться обеспокоенными и тоскующими взглядами. Однако при любом раскладе, осуществит сестра свою угрозу или нет, будущее виделось мне в самом мрачном свете. В обоих случаях – и если она сбежит от Пактли, и если уступит его домогательствам и выйдет за него замуж – я все равно ее потеряю. Конечно, если Тцитци придется лечь с ним в постель, то сестре, при ее искушенности и сообразительности, будет нетрудно убедить жениха в том, что она девственница. Но если, прежде чем это произойдет, мое поведение заставит Пактли заподозрить, что другой мужчина (а тем паче – я) уже знал девушку, ярость его будет безмерной и он отомстит, причем немедленно и жестоко. Но страшнее всего даже не смерть, а то, что мы с Тцитци так и так будем друг для друга потеряны.

Аййа, с тех пор действительно много чего случилось, в том числе и со мной. Так, например, на следующий день, снова оказавшись назначенным в один караул с Пактли, я, явившись на место, застал Дар Богов уже обнаженной, распростертой на земле и на все готовой. И тут, ко всеобщему изумлению, я сорвал набедренную повязку и набросился на эту толстую шлюху, изо всех сил стараясь изобразить неопытность. Мне нужно было убедить остальных мальчиков в том, что я проделываю это впервые в жизни, и, похоже, потаскухе наше соитие доставило так же мало удовольствия, как и мне самому. Когда я, решив, что все продолжалось достаточно долго, уже приготовился было закончить это занятие, то не сумел подавить отвращения, и меня стошнило прямо на ее лицо и обнаженное тело. Мальчишки покатились со смеху. Тут уж проняло даже жалкую Требуху Богов: она подхватила свое тряпье, убежала прочь, прижав его к нагому телу, и больше у нас не появлялась.