Ацтек. Гроза надвигается - Дженнингс Гэри. Страница 57

Я заподозрил, что госпожа попросту изобретает предлог, чтобы вызвать в Тескоко кого-то из своих прежних любовников, но оставил свои подозрения при себе и, как было велено, отправился вниз, в мастерскую придворного ваятеля. Там царил шум: в печах для обжига ревело пламя, стучали молотки, скрежетали резцы учеников и подмастерьев. Чтобы сообщить мастеру о жалобах и угрозах Жадеитовой Куколки, мне пришлось кричать.

– Я сделал все, что мог, – сказал пожилой художник, – но юная госпожа даже не соизволила назвать мне имя избранного ею бога, чтобы я мог взять за образец другие его статуи или рисованные изображения. Вот, посмотри, для работы мне дали лишь это.

И ваятель показал мне рисунок, выполненный мелком на грубой бумаге. Мой собственный рисунок, изображавший Йейак-Нецтлина. Для меня это стало полнейшей неожиданностью. Я не понимал, с чего это Жадеитовой Куколке пришло в голову придать статуе неведомого бога сходство с простым смертным, дворцовым скороходом. Однако я не стал расспрашивать госпожу, поскольку она наверняка ответила бы, что это не мое дело.

В следующий раз, показывая рисунки, я намеренно добавил к ним и шутливое изображение супруга Жадеитовой Куколки, Чтимого Глашатая. Она удостоила его лишь мимолетного взгляда, фыркнула и презрительно отбросила в сторону. А выбор ее на сей раз пал на молодого помощника придворного садовника. Именно этому юноше, его звали Ксали-Отли, я на следующий день и вручил перстень, сопроводив это необходимыми указаниями. Как и его предшественник, новый любовник госпожи был всего лишь простолюдином, однако на науатлъ говорил очень чисто. Это вселило в меня надежду, что, хотя мне в ближайшее время предстоит редко видеться с Жадеитовой Куколкой, этот юноша поможет ей совершенствоваться в благородном наречии Тескоко, так что поручение Несауальпилли будет выполнено.

Составив полный перечень всего, что поступило в качестве дани от хуаштеков, я принес свою работу отвечавшему за учет податей помощнику казначея, который по достоинству оценил мой труд, удостоив его похвалы перед лицом своего начальника, Змея-Женщины. А господин Крепкая Кость, в свою очередь, был настолько добр, что хорошо отозвался обо мне в присутствии Несауальпилли. Так что в результате Чтимый Глашатай послал за мной и спросил, не хочу ли я попробовать свои силы в той самой работе, которой сейчас занимаетесь вы, почтенные братья. Мне предложили записывать все, что произносилось в зале, где юй-тлатоани заседал со своим Изрекающим Советом, и в палате справедливости, где он принимал простых аколхуа, являвшихся к нему с жалобами и прошениями.

Естественно, я взялся за эту работу с радостью и энтузиазмом, и хотя поначалу она давалась мне непросто и случались ошибки, но в конечном счете и этот мой труд был удостоен похвалы. К тому времени я уже набил руку в письме, так что мог изображать символы красиво и точно, однако на моей новой должности требовалась еще и быстрота. Скажу с гордостью, в этом мне тоже удалось преуспеть, хотя, конечно, скорость моего письма, почтенные господа писцы, не шла ни в какое сравнение со скоростью вашего. А ведь на советах, приемах и судах требовалось записывать практически каждое слово, причем зачастую несколько человек говорили одновременно. К счастью, в таких случаях у нас, так же как и у вас, одновременно работали несколько опытных писцов, поэтому то, что упустил один, как правило, всегда мог восполнить другой.

Я быстро научился рисовать по ходу дела только те знаки, которые отражали лишь самое важное из сказанного, а уже потом, на досуге, припоминал детали, заполнял пропуски и превращал свою скоропись в подробную развернутую запись. После этого я переписывал текст начисто и добавлял краски, которые делали его полностью понятным. Подобный порядок действий не только помогал мне делать записи быстрее, но и способствовал улучшению памяти.

Весьма полезным изобретением стали придуманные мною, если можно так выразиться, составные символы, отображавшие целую последовательность слов. Например, изображение одного лишь кружка, знака открытого рта, обозначало длинную тираду, С которой каждый выступавший начинал свою речь. Это было традиционное обращение к юй-тлатоани: «В высочайшем присутствии благороднейшего нашего повелителя и господина, Чтимого Глашатая Тескоко Несауальпилли...» Если же речь шла о том, что случилось давно, или, напротив, о совсем недавних событиях, я предварял запись изображением младенца, обозначавшего «новое», «недавнее», или же стервятника – символа «старости», «былого». Ну да ладно... я понимаю, что это не слишком ценные воспоминания, которые могут представлять хоть какой-то интерес разве что для моих собратьев писцов. Признаюсь честно, я так подробно говорил обо всех этих вещах по той простой причине, что мне не хочется рассказывать о некоторых других. Прежде всего о том, как я выполнял поручения своей госпожи, Жадеитовой Куколки.

– Мне требуется новое лицо, – заявила она, хотя мы оба знали, что требовалось ей отнюдь не лицо. – И я не собираюсь ждать, пока ты соберешь новую подборку рисунков. Дай-ка мне взглянуть на те, что ты уже сделал.

Я принес госпоже все, что у меня имелось, и она, быстро просмотрев рисунки, сказала:

– Вот этот вроде бы неплох. Кто он такой?

– Какой-то раб, которого я видел во дворце. Кажется, носильщик или кто-то в этом роде.

– Выполняй! – скомандовала Жадеитовая Куколка, вручая мне перстень.

– Моя госпожа, – изумился я. – Раб?!

– Когда у меня появляется срочная потребность, я особо не привередничаю, – призналась она. – Кроме того, иметь дело с рабами порой совсем неплохо. Хотя бы потому, что от них можно потребовать любых непристойностей: эти бедолаги ни в чем не осмелятся мне отказать. – И красавица улыбнулась своей слащавой улыбкой пресыщенной женщины. – Чем меньше у человека прав, тем сильнее он пресмыкается, стараясь угодить.

Прежде чем я успел что-либо возразить, Жадеитовая Куколка подвела меня к алькову в стене и сказала:

– Посмотри. Вот второй бог, которого я заказала у так называемого ваятеля Пицкуитля.

– Это не бог! – в ужасе воскликнул я, уставившись на новую статую. – Это младший садовник Ксали-Отли.

– Тебе, как и всем в Тескоко, следует считать, что это малоизвестный бог, почитаемый в Теночтитлане моей семьей. Но не беспокойся: этот старый бездарь Пицкуитль так его изобразил, что и мать родная не узнает. Я уже послала в Мешико за художниками, о которых говорила. Они прибудут сюда сразу после праздника Очпанитцили. Иди и скажи Пицкуитлю, что я велю приготовить для них мастерскую и снабдить их всеми материалами, какие потребуются. А потом найди того раба и дай ему перстень. Выполняй!

Когда я снова явился к скульптору, он ворчливо сказал:

– Могу лишь повторить, что не так просто делать статую на основе рисунка. Хорошо хоть, на сей раз госпожа дала мне еще и череп.

– Что?

– Ну да, добиться сходства гораздо легче, когда у тебя под рукой подлинные лицевые кости, на которые остается лишь вместо плоти налепить глину.

Не желая поверить в то, о чем мне следовало бы догадаться гораздо раньше, я запинаясь пробормотал:

– Но... но, мастер Пицкуитль... никто не может обладать черепом бога.

Он смерил меня долгим взглядом из-под тяжелых век и ответил:

– Я знаю одно: мне дали череп недавно умершего молодого мужчины, строение лицевых костей которого примерно соответствовало полученному мною рисунку, и сказали, что речь идет о каком-то второстепенном боге. Я не жрец, чтобы подвергать сомнению подлинность этого бога, и я не такой дурак, чтобы позволить себе сомневаться в словах великой госпожи, супруги правителя. Я просто исполняю то, что мне поручают, и поэтому мой собственный череп до сих пор остается в целости и сохранности. Ты все понял?

Я молча кивнул. Да уж, наконец-то я все понял, причем слишком хорошо.

– Что касается новых, прибывающих по приказу госпожи художников, то мастерская для них будет готова, – продолжил мастер. – Но скажу откровенно: я не завидую никому, кто находится в услужении у госпожи Жадеитовой Куколки. Ни самому себе. Ни им. Ни тебе.