Ацтек. Гроза надвигается - Дженнингс Гэри. Страница 63

Этот сон вернул меня в те «скрытые дни», когда Тцитци нарочно уронила и разбила кувшин с водой, чтобы у нас с ней возник повод отлучиться из дома. Вода растеклась по полу и забрызгала мне лицо. Я проснулся посреди ночи и обнаружил, что оно действительно влажное, но не от воды, а от слез.

На следующее утро за нами прислали из дворца правителя. Причем, как ни странно, гонец сообщил, что владыка Красная Цапля и господин Весельчак желают видеть вовсе не главу семьи, как это можно было бы предположить, но нашу мать. Отец дожидался ее возвращения молча, понурившись, избегая встречаться со мной взглядом. Когда мама вернулась, лицо ее было бледным, а руки, пока она снимала с головы и плеч платок, дрожали; однако от былой ее подавленности не осталось и следа. Матушка вовсе не выглядела женщиной, пережившей утрату и убитой горем.

– Дочь мы, похоже, потеряли, однако это еще не значит, будто мы потеряли всё, – промолвила она.

– В каком смысле – мы потеряли Тцитци? – спросил я.

– Ну, она так и не явилась во дворец, – ответила мать, не глядя на меня. – Обманула охранявших ее храмовых прислужниц и сбежала. Бедный Пактцин, он от всего этого едва не лишился ума. Когда ему доложили о побеге, он велел искать беглянку по всему острову, но Тцитци так и не нашли, а один птицелов сообщил, что у него украли каноэ. Помнишь, – обратилась она к отцу, – как твоя дочь однажды пригрозила, что именно это и сделает: украдет акали и сбежит с острова?

– Да, – отозвался он безучастно.

– Так вот, похоже, Тцитци так и поступила. А поскольку угадать, куда именно она направилась, невозможно, Пактли пришлось отказаться от поисков. Сердце его разбито, как и наши сердца. – Это была настолько явная ложь, что мать поспешила продолжить, прежде чем успел заговорить я: – Увы, придется смириться с тем, что беглянка потеряна для нас навсегда. Тцитци всегда была очень своевольной, к тому же она сама виновата в том, что случилось. Так что вряд ли девчонка осмелится объявиться на Шалтокане снова.

– Не верю ни единому слову! – заявил я, но матушка оставила мою реплику без внимания и продолжила, обращаясь к отцу:

– Правитель, как и Пактли, понимает наше горе и вовсе не считает нас виновными. Что же делать, раз наша дочь оказалась недостойной и своенравной! Знаешь, владыка Красная Цапля мне прямо так и сказал: «Я всегда уважал Кивуна, и мне хотелось бы сделать для него хоть что-нибудь, чтобы смягчить боль утраты. Как ты думаешь, он согласится, если я назначу его начальником каменоломен?»

Услышав это, мой отец встрепенулся.

– Что? – воскликнул он. – Не может быть!

– Представь, именно так и сказал владыка Красная Цапля, – подтвердила матушка. – Он хочет поставить тебя главным над всеми каменоломнями Шалтокана. Владыка считает, что хоть это и не избавит нас от стыда и страданий, но зато люди увидят, что ты пользуешься его уважением и доверием.

– Не верю! – повторил я.

Никогда прежде господин Красная Цапля не называл моего отца Кивуном, и мне казалось сомнительным, чтобы он вообще знал об этом его прозвище.

Мать снова оставила мои слова без внимания и продолжала говорить, обращаясь исключительно к отцу:

– Нам не повезло с дочерью, но зато повезло с текутли. Любой другой правитель отправил бы всю семью в изгнание. Только подумай – ведь из-за нашей дочери пострадал его собственный сын, а владыка проявил такое великодушие!

– Пост начальника каменоломен... – пробормотал мой отец с таким видом, словно его только что стукнуло по голове здоровенным камнем, добытым в этих самых каменоломнях. – На эту должность сроду не назначали таких молодых...

– Так ты согласен? – спросила его мать.

Отец с запинкой пробормотал:

– Ну, вообще-то... это, конечно, слабое возмещение за потерю любимой дочери, пусть даже и согрешившей...

– Так ты согласен? – снова повторила мать, уже более резко.

Отец продолжал рассуждать вполголоса:

– Но, с другой стороны, мне протянули руку поддержки и дружбы. И отказаться теперь, после того как господину наместнику уже было нанесено нашей семьей оскорбление, значит оскорбить его снова, и более того...

– Так ты согласен?!

– Ну... да. Конечно. Я согласен. Разве могу я поступить иначе. Не так ли?

– Вот именно! – воскликнула мать и потерла руки с таким довольным видом, будто только что обстряпала какое-то неблаговидное дельце. – Пусть по милости этой шлюхи, имя которой я больше никогда не произнесу вслух, нам уже не пробиться в знать, но зато среди масехуалтин мы поднялись на одну ступеньку выше. И поскольку владыка Красная Цапля готов посмотреть на наш позор сквозь пальцы, так же поступят и все остальные. Мы по-прежнему можем держать голову высоко, не стыдясь пересудов соседей. А сейчас, – деловито завершила она, – я должна идти. Меня ждут женщины, пора уже подметать у храмовой пирамиды.

– Я с тобой, дорогая, – сказал отец. – Хочу взглянуть на западный карьер, он сейчас как раз пустой по случаю праздника. У меня давно была мысль, что там надо кое-что усовершенствовать, да все руки как-то не доходили...

Когда родители вместе вышли за дверь, мать оглянулась и велела:

– Вот что, Микстли, собрал бы ты все вещи сестры да сложил бы их в одно место. Как знать, может быть, когда-нибудь Тцитци и пришлет за ними носильщика?

Я был уверен, что сестра никогда не только не захочет, но и не сможет этого сделать, но поступил, как мне было велено: сложил в корзины все, что принадлежало Тцитци. Только одну ее вещь я припрятал для себя: маленькое изображение Хочикецаль, богини любви и цветов, к которой молодые девушки обращались с просьбами о счастливом замужестве. Сестра держала фигурку этой богини возле своей кровати.

Оставшись один в доме, наедине со своими мыслями, я еще раз обдумал рассказ матери и пришел к выводу, что на самом деле случилось следующее. Прислужницы, повинуясь приказу, доставили мою сестру во дворец к Пактли. Тот убил ее – причем я даже боялся думать, каким именно способом. Его отец, возможно, и счел это справедливой карой, однако, будучи человеком благородным и справедливым, не мог одобрить самовольное убийство, совершенное без надлежащего судебного процесса и вынесения приговора. Перед владыкой Красной Цаплей неизбежно встал нелегкий выбор: либо подвергнуть суду собственного сына, либо замять все это дело. Вот почему Пактли и моя матушка, которая, как я полагаю, давно уже состояла с ним в сговоре, придумали историю о краденом каноэ и бегстве Тцитци. А чтобы окончательно все замять и отбить у нас охоту задавать вопросы или возобновлять поиски, правитель решил бросить отцу подачку.

Убрав вещи Тцитци, я сложил свои собственные, с которыми приехал из Тескоко, в переносную плетеную корзину, засунув туда и фигурку Хочикецаль, а затем взвалил корзину на плечи и вышел из родительского дома, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Когда я спускался к берегу озера, за мной некоторое время летела бабочка, кружившая вокруг моей головы.

Мне повезло, и я нашел рыбака, который не считал святотатством работать во время праздника Очпанитцили. Он уже сидел в лодке, поджидая, когда с наступлением темноты поднимется озерный сиг. За плату, значительно превышавшую то, что он надеялся заработать за целую ночь успешного лова, рыбак, разумеется, согласился отвезти меня до Тескоко. На мой вопрос, не слышал ли он, чтобы у кого-нибудь на озере недавно пропала лодка, рыбак ответил отрицательно.

Я бросил взгляд назад, на освещенный лучами закатного солнца и казавшийся таким мирным и безмятежным остров. Шалтокан по-прежнему выступал над водой, оставаясь точно таким же, как и раньше. Правда, теперь он навеки лишился звона маленького колокольчика, но наверняка даже и не заметит столь малой потери. Ведь и владыка Красная Цапля, и господин Весельчак, и мои друзья Чимальи и Тлатли, и даже собственные родители, не говоря уж о прочих жителях Шалтокана, – все они уже согласились забыть о Тцитцитлини.