Ацтек. Гроза надвигается - Дженнингс Гэри. Страница 91
Тем паче что неутомимый Пожиратель Крови заставлял нас постоянно тренироваться: еще до того, как мы покинули Теночтитлан, и потом на каждом привале нам всем, включая рабов, приходилось по его милости выполнять упражнения с копьями. Копье имелось у каждого члена отряда, сам же ветеран нес вдобавок внушительный личный запас боевого вооружения, состоявший из длинного копья, дротика, копьеметалки, макуауитль, короткого ножа, лука и колчана, полного стрел. Пожирателю Крови не составило особого труда убедить рабов, что мы будем относиться к ним лучше, чем разбойники, которые могут их «освободить», так что в интересах самих рабов помочь нам отразить любое нападение. Ну а уж как его отразить, он им покажет.
Переночевав на постоялом дворе Койоакана, мы выступили в путь до рассвета, ибо Пожиратель Крови предупредил, что нам следует пересечь дурные земли Куикуилько до того, как солнце поднимется высоко. Это название означает Место Сладостных Песнопений, но если когда-то там и звучали песни, то это было давно. Теперь же Куикуилько стало бесплодной серо-черной пустыней с бугристой, словно из застывших каменных волн, поверхностью. Можно было подумать, что заклятие какого-то могучего чародея мгновенно заморозило сбегавшую, пенясь и клокоча, с горы воду, на самом же деле то был застывший поток лавы из вулкана Кситли, потухшего и уснувшего столько вязанок лет назад, что когда именно произошло последнее извержение, погубившее Место Сладостных Песнопений, ведали лишь боги. Очевидно, когда-то это был огромный город, однако до наших дней дошло только его название, и о том, что за народ там жил, никто не помнил. Единственным сохранившимся строением была торчавшая над полем застывшей лавы пирамида, отличавшаяся от большинства наших тем, что не имела плоских граней, а представляла собой уступчатый конус, своего рода набор положенных одно на другое и уменьшающихся кверху каменных колец. Сколь бы сладостные песни ни звучали когда-то на этом месте, нынче задерживаться на каменистой равнине в дневное время не стоило, ибо ее пористая лава раскаляется под солнцем, испуская невыносимый жар. Даже ранним прохладным утром пустыня представляла собой не самое приятное место для прогулки. Там не росло даже сорняков, не щебетали птицы, и единственным звуком, который мы слышали, был разносившийся эхом по исполинской чаше топот наших собственных ног.
Но как бы ни была уныла вулканическая пустыня, по ней мы, по крайней мере, могли идти прямо, а вот оставшуюся часть того дня нам пришлось провести, то с трудом карабкаясь вверх по горному склону, то, напротив, осторожно спускаясь с этого склона вниз. Подъемы и спуски чередовались, повторяясь снова и снова. Впрочем, этот участок дороги не был ни опасным, ни даже по-настоящему трудным, ибо мы двигались маршрутами, проторенными множеством наших предшественников. Однако с непривычки этот дневной переход показался мне изнурительным: я с трудом дышал, весь вспотел, а спину ломило. Когда мы наконец остановились на ночь на постоялом дворе горной деревушки Шочимилько, даже Пожиратель Крови устал настолько, что не слишком усердно гонял нас перед сном с копьями. Потом все поели, рухнули на постели и заснули как убитые. Все, кроме меня.
Я, разумеется, тоже не прочь был поспать, но на этом же постоялом дворе остановился торговый караван, возвращавшийся с юга; часть их пути пролегала по тем же дорогам, по которым намеревались отправиться и мы. Поэтому, хотя веки мои и налились тяжестью, я вступил в разговор с возглавлявшим караван почтекатль – жилистым мужчиной средних лет. У него было не меньше сотни носильщиков и столько же охранявших их воинов, так что на нашу скромную группу купец наверняка смотрел со снисходительным пренебрежением. Что, впрочем, не помешало ему отнестись к начинающему торговцу вполне доброжелательно. Он просмотрел все мои примитивные карты, внес многочисленные поправки и пометил источники воды и другое, на что следовало обратить внимание.
Потом купец сказал:
– Мне посчастливилось раздобыть у сапотеков некоторое количество драгоценной карминной краски, но до меня дошел слух о еще более редком красителе. Пурпурном. Его обнаружили совсем недавно.
– Что же нового в пурпурном цвете? – удивился я.
– Это особый пурпур, богатый по тону и удивительно стойкий. Он не выцветает, превращаясь в нечто безобразно-зеленое. Если такая краска действительно существует, она будет приберегаться для самых знатных покупателей. Подобный краситель станет цениться выше, чем изумруды или перья птицы кецаль тото.
Я кивнул:
– Это точно, ведь до сих пор никому не удавалось получить по-настоящему стойкий пурпур, так что за него можно было бы запросить любую цену. А ты не пытался проверить, насколько правдивы эти слухи?
Он покачал головой.
– Вот в чем недостаток каравана. Не так-то просто взять да и увести такую уйму народу с проверенного маршрута на поиски неизвестно чего. Слишком многое стоит на кону, чтобы можно было рисковать, отправляясь на поиски без твердой уверенности в успехе.
– А вот я мог бы повести свой маленький отряд куда угодно.
Опытный торговец некоторое время смотрел на меня молча, а потом пожал плечами:
– Возможно, сам я не скоро снова выберусь на юг. – Он склонился над моей картой, указав место на побережье великого Южного океана. – Именно здесь знакомый купец и рассказал мне об этой новой краске. Правда, поведал он немного. Упомянул о свирепых, не подпускающих близко чужеземцев племенах, именуемых чонталтинали. Ну что это, спрашивается, за народ, если он сам называет себя «бродягами»? Да, помнится еще, тот малый поминал улиток. Улиток! Ну скажи на милость, улитки да бродяги, какой в этом смысл? Вот и я не знаю. Но если тебе, молодой человек, достанет смелости попытать счастья, располагая лишь столь скудными сведениями, то я желаю тебе удачи.
На следующий вечер мы подошли к городу, который был да и по сей день остается самым красивым и гостеприимным в землях тлауиков. Он расположен на высоком плато, и находящиеся в нем здания не теснятся беспорядочно друг возле друга, но разделены посадками кустов и деревьев, отчего городок и получил название Куануауак, то есть Окруженный Лесом. Это мелодичное название ваши соотечественники, с их окостеневшим языком, переиначили в смехотворное Куэрнавака, или Коровий Рог, что не делает испанцам чести.
Сам городок, окружающие его горы, кристально прозрачный воздух, тамошний климат – все это настолько привлекательно, что Куануауак всегда был любимым местом летнего отдыха богачей и знати Теночтитлана. Мотекусома Первый возвел там для себя скромный загородный дворец, который все последующие правители Мешико переделывали, достраивали и расширяли, так что со временем он стал не хуже любого из столичных дворцов, а роскошью садов даже превзошел их. Я знаю, что ныне ваш генерал-капитан Кортес сделал его своей резиденцией. Надеюсь, почтенные господа писцы простят мою язвительность, но позволю себе заметить, что, пожалуй, это может служить единственным основанием для переименования города. Так вот, хотя наш маленький караван прибыл туда задолго до заката, мы не смогли устоять перед искушением задержаться и провести ночь среди буйной зелени и благоухания цветов. Но рано поутру мы уже снова были на ногах и, оставив горы за спиной, продолжили путь.
Всюду, где караван останавливался на ночлег, мне, Коцатлю и Пожирателю Крови предоставляли скромные, но удобные отдельные спальни, тогда как наши рабы устраивались в общем помещении, в котором храпели вповалку также носильщики других торговцев. Тюки с товарами мы складывали в охраняемые кладовые, а собак пускали на задний двор, где они рылись в куче кухонных отбросов.
Первые пять дней путешествия мы находились на территории, которую пересекали южные торговые пути. Постоялых дворов в этих краях имелось множество, так что затруднений с ночлегом не возникало. Помимо всего прочего на каждом постоялом дворе нам предлагали также и женщин. Однако все эти трактирные маатиме были, на мой взгляд, простоваты. Кроме того, они и сами не больно-то интересовались мной, пытаясь завлечь главным образом тех, кто возвращался домой.