Бурятские сказки - Автор неизвестен. Страница 48

— Выходи, хозяин-абай!

Тут Ута-Саган-батор вышел на улицу, взнуздал коня серебряной уздою, оседлал серебряным седлом и красивым красношелковым поводом привязал к серебряной коновязи. Сам вернулся во дворец, облачился в шелковые одежды, надел черные железные доспехи. После этого принялись они с гостем за вкусную пищу и крепкие вина. Наконец вышли племянник с дядей на крыльцо, сели на своих коней и поехали прямо на восток.

Ута-Саган-батор на своем быстроногом белом коне рысью едет, а завистливый дядя Хара-Сотон на своем желто-гнедом жеребчике скачет во весь мах и догнать не может. Рысит себе быстроногий белый конь; из носа дым валит; между ушами козел и баран, бодаясь, резвятся; на шее хорек и горностай, взапуски бегая, шалят; на хребте перед седлом костер разведен. Над костром котелок подвешен, а в котелке вода кипит. На крестце растет большой кедр, на кедре семьдесят разных птиц гнездятся, поют и порхают дивные птицы. На хвосте лев с медведем борются. С колен задних ног огненная лава стекает, с колен передних ног ключи бьют, а в студеных ключах рыбы хариусы играют. Ута-Саган-батор, не слезая с коня, удит жирных хариусов, варит их в котле и ест. Сзади плетущийся завистливый дядя Хара-Сотон все это видит и на ус мотает:

«Если у человека родится сын, то хорошо ему родиться таким видным молодцем, как мой племянник; если у кобылы родится жеребенок, то хорошо ему родиться таким, как быстроногий белый конь».

Никак не мог поспеть за Ута-Саган-батором завистливый дядя и отстал далеко-далеко. Хара-Сотон не проехал и половину пути, когда Ута-Саган-батор прискакал к белосеребряному дворцу доброго дяди Сарагал-нойона. Остановился племянник у серебряной коновязи, привязал к ней своего коня красивым красношелковым поводом. Сам вошел во дворец, сказал благопожелание в честь царского здоровья хозяина, низко поклонился ему и сел по правую сторону.

Тут добропорядочный дядя Сарагал-нойон, сам не свой от беспокойства, на почетном месте сидя, позабыл, что он сидит; подскочив в смятенье с трона, позабыл, что подскочил. В это время мелко-мелко забилось серенькое сердце у доброго дяди Сарагал-нойона, и коротенькие ребра согнулись от заячьего сердцебиенья.

Подает добропорядочный дядя Сарагал-нойон своему племяннику забеленный чай, приговаривая:

— Путнику после дальнего пути пить хочется!

Взяв отравленную чашу в руки, догадался Ута-Саган-батор о злом умысле. Плеснул он отраву на черный камень, раскололся тот напополам. Плеснул на рыжий камень, раскололся тот на мелкие кусочки. Сильно рассердился Ута-Саган-батор, отбросил чашу, схватил Сарагал-нойона за седые волосы и встряхнул, как козленка. Заверещал Сарагал-нойон:

— Ай, собака неблагодарная! Ой, что же ты делаешь, нечестивец! Да разве бы я стал единственного на свете племянника травить отравою? Да ведь я испытать тебя хотел! Прямо с северной стороны из неведомых дальних мест стал набегать с некоторых пор на мои пастбища и начал угонять мой скот пятнадцатиголовый мангатхай Ашура-Шара. Совладать с ним в силах только тот, кто распознает в угощении отраву. Если бы ты оказался слабаком и недостойным поединка с мангатхаем, я бы не дал тебе пригубить смертельной чаши. Но ты как раз тот батор, который должен выйти против пятнадцатиголового Ашура-Шары и победить его.

Так сказал Сарагал-нойон своему племяннику, и остыл гнев Ута-Саган-батора. И согласился он выступить против чудища, сказав при этом:

— Если добрый дядя Сарагал-нойон посылает меня к пятнадцатиголовому мангатхаю, то мне, племяннику, нечего рассиживать, потому что я приехал не на свадьбе повеселиться беспечно, не на вечеринке беззаботно погулять.

С этими словами вышел он из дворца, сел на своего быстроногого белого коня и отправился прямо на север, во владения пятнадцатиголового мангатхая Ашура-Шары. Ехал Ута-Саган-батор, ехал и наехал на непроходимое болото, которое заросло такой густой чащобой, что тоненькая да юркая змея не могла проползти сквозь нее, а коню и подавно не пройти. Поехал батор направо, поехал налево, не найдя дороги, спрашивает своего коня:

— Как одолеть это болото?

Отвечает быстроногий белый конь:

— Проехать эту топь и чащобу никак нельзя. Ты поищи в моей гриве золотисто-желтый волос и трижды махни им в сторону болота — тогда и сделается дорога.

Нашел Ута-Саган-батор золотисто-желтый волос в гриве своего коня. Махнул этим волосом, и пролегла по болоту торная тропа, проехал по ней Ута-Саган-батор. Не успел дух перевести, как выросла перед ним высокая гора, не объехать ее, не одолеть. Стал батор искать тропинку — не нашел. Рысит туда, рысит сюда — нигде нет проезда. Спрашивает он своего коня:

— Как одолеть эту гору?

Отвечает быстроногий белый конь:

— Отступи назад на расстояние дневного пути. Я разбегусь и вскочу на эту гору, а ты сумей удержаться в седле!

Отступил Ута-Саган-батор на расстояние дневного пути, быстроногий белый конь разбежался, вскочил на самую вершину неприступной горы и говорит своему хозяину:

— По всему видать: будет наша богатырская поездка благополучной. Кончится она победой над пятнадцатиголовым мангатхаем Ашура-Шарой.

После этого спустился Ута-Саган-батор с горы на другую сторону, поехал по долине и приехал к желтому морю, на берегу которого стояло высокое дерево. Видит батор: сидят на ветках девять сыновей Хан-Хэрэгдэ-птицы. Один из них песню поет, другой сказку говорит, третий плачет, а остальные играют как ни в чем не бывало. Подъезжает Ута-Саган-батор к девяти сыновьям Хан-Хэрэгдэ-птицы и спрашивает:

— Отчего один из вас плачет, другой сказку говорит, а остальные играют себе, забот не зная?

Отвечают ему девять сыновей Хан-Хэрэгдэ-птицы:

— Скоро из желтого моря выйдет громадный змей с золотой звездой во всю грудь. Выйдет и съест того из нас, который плачет, а говорящего сказку съест завтра, а поющего песню — послезавтра, а уж потом и за остальных примется.

— Как же это происходит? — спрашивает Ута-Саган-батор.

— Вспенится желтое море, высунет чудище из воды свою голову, разинет пасть и скажет: «Входи немедля!» Тогда плачущий и оказывается в бездонной утробе большого змея, а тот уходит обратно в море.

— Неужто нельзя совладать с чудищем? — спрашивает батор.

Говорят ему девять сыновей Хан-Хэрэгдэ-птицы:

— Одолеть его очень трудно, потому что змей смертельно ядовит. Стоит поразить его, как вытечет из убитого и расстелется по долине желтый туман, сжигающий все живое.

— Крепкая кость худого молодца находится сзади, крепкая кость доброго молодца — спереди. Не к лицу мне отступать! — говорит Ута-Саган-батор.

Выкопал он под деревом глубокую яму, спрятался в ней вместе с конем и наказывает девяти сыновьям Хан-Хэрэгдэ-птицы:

— Как только большой змей высунет из воды голову и скажет: «Входи немедля!» — дружно отвечайте: «Хочешь есть — возьми и съешь!»

Спрятался Ута-Саган-батор в яме и лежит, ожидая, когда змей явится.

Вот всколыхнулось желтое море, забурлило, закипело. Высунулась из воды змеиная голова. Разинуло чудище свою пасть и прошипело:

— Входи немедля!

Отвечают дружно сыновья Хан-Хэрэгдэ-птицы:

— Хочешь есть — возьми и съешь!

Удивился большой змей.

— Если, — говорит, — не хочет идти в пасть урочная жертва, то я вас всех разом проглочу!

С этими словами выполз он из воды, просиял золотой звездой во всю грудь и направился к дереву. Наложил Ута-Саган-батор каленую стрелу на тугую тетиву и говорит:

— Стрела моя каленая, если мне суждено умереть, то лети в никуда и пропади без вести, а если мне победить суждено, то попади в золотую звезду и прошей змеиное тело насквозь!

Проговорил так батор и выстрелил. Попала стрела в золотую звезду, прошила насквозь змеиное тело. Упал большой змей замертво, и разлился кругом ядовитый желтый туман.

Тогда спустились с веток девять сыновей Хан-Хэрэгдэ-птицы и укрыли Ута-Саган-батора вместе с конем своими крыльями, чтобы не погубил их желтый ядовитый туман. А когда туман рассеялся, выпустили батора из ямы и сказали ему: