Военно-медицинская акаМЕДия - Орловский Михаил Сергеевич. Страница 41

На этом правка дискеты и окончилась.

«Ну и бог с ней», — подумал Димка и снова пошёл на философию.

Ещё через две недели.

На философии его ждали. Точнее, работу от него ждали. Хотя бы три листочка. Но нет. Дмитрий шёл на кафедру с абсолютно пустыми руками (дискета не в счёт). Возмущению преподавателя не было предела. Он вспомнил Петровичу прошлую дискету, с ценной информацией. Все пропущенные сроки. Не сделанную ни на дюйм работу. Но больше всего негодовал педагог из-за того, зачем надо было ходить полтора месяца, чтобы потом сказать, что с места ничего не сдвинулось. Полковник ещё назвал Димку всякими обидными словами типа «бездарь» и «разгильдяй». Дима Локоть характер имел вспыльчивый и вместо ныряния в пятки полковника и целования святых стоп учителя резко перешёл в контратаку. В противовес преподу товарищ неосторожно заявил, что их взяточную кафедру он видел в белых тапочках и сам прекрасно (дословно) сдаст несчастный экзамен по ненужной философии.

Итак, наступил день «вожделенного», никому не нужного экзамена. Я пришёл в приподнятом настроении. Должная высота настроения объяснялась заранее купленной господину полковнику в указанном им магазине нужной книжки. Зайдя в 9:15, я, не успев подготовиться, был досрочно вытянут к доске. Уже в 9:22 я стоял за дверью с заслуженной пятёркой по философии.

Петрович ворвался в класс первым, ровно в девять. Он надеялся до прихода товарища полковника оперативным образом сдать экзамен второй преподавательнице, принимавшей наш курс с самого утра. Но счастье явно не улыбалось Димасу. И он начал чувствовать это с самого утра. Сначала когда домашний питомец Кузька написал в форменный ботинок. Затем в метро, где в давке оторвали ремень у сумки. И наконец, у Акамедии, когда за двадцать метров до УЛК неожиданно хлынул тропический дождь (тропический не в смысле тёплый, а в смысле обильный. — Авт.). И это в декабре месяце! В общем, пока Дима добежал до спасительной крыши, он намочил не только брюки, но и фуражку было хоть выжимай.

Тем не менее на начало экзамена в классе ещё не пахло страшным полковником. Димка Локоть, почти не готовясь, сел отвечать к спасительной и ничего не ведающей про конфликт женщине-преподавателю.

Но тут случилось закономерное. После первого вопроса в класс зашёл полковник и взял Локтя в свои руки.

Началась настоящая классическая проверка по философии.

Разумеется, первый ответ видевший кафедру в белых тапочках провалил. Затем провалил и второй. В общем, Дмитрий выходил отвечать полковнику раз пять или шесть. И каждый раз их беседа сводилась к следующему:

— Недостаточно. Приходите на пересдачу. — Это, значит, полковник.

— Но вы же мне всё равно три поставите? — Теперь Димкина цитата.

— В итоге, скорее всего, поставлю.

— Дак давайте сейчас.

— Нет. Приходите на пересдачу. После Нового года.

Так они и сидели. Курсант и препод. Жертва и хищник. Обидчик и обиженный. Они были похожи на отца и сына, пребывающих во время воспитательного процесса. Отец застал сына за курением и теперь, дабы впредь неповадно было, заставляет отпрыска выкурить пачку «Беломорканала». Сын сопротивляется, но выкуривает штуку за штукой, заверяя родителя никогда не повторять прежних ошибок. Сына тошнит, мутит, но отец сидит неотступно, словно цепями прикованный к стулу. Остальные дети уже давно гуляют, и в комнате только эти двое.

Неизвестно, сколько бы сдавал философию Петрович, если бы только в полпятого (!) вечера в класс случайно не заглянул начальник кафедры и не спросил:

— Вы что, ещё экзамен принимаете?

— Принимаю, — согласился полковник, который уже сам три раза умудрился поспать.

Начкаф призывно-умоляющим голосом попросил:

— Александр Иванович, ставьте уже три, пойдёмте.

Вот так благодаря начальнику кафедры Диме Локтю и повезло. Получил самую тяжёлую тройку в Акамедии. А мог получить и после Нового года.

А ребята над ним так до скончания обучения и прикалывались: «Если надо договориться, давайте пошлём Локтя. У него это хорошо получается».

Лекция 40 О ПОСЛЕДНИХ БУТЫЛКАХ

Несколькими днями позже другой четвёртый курс сдавал экзамены. В то время в Акамедии уже вовсю учились гражданские (на платной основе, разумеется), и на занятиях и лекциях частенько можно было встретить представительниц прекрасного пола, преобладавшего над мужским полом. Это, безусловно, был подарок судьбы. Я имею в виду девушек. Знаете, как тяжело учиться, когда на курсе одни парни. А первые два казарменных курса ты не только учишься в мужском обществе, но ещё и ешь там же и ночуешь поблизости. В целом, если без лирики, то без женщин туговато. Шибко туговато. А тут платный факультет. Кто бы мог подумать.

Шёл последний экзамен. Утомлённая долгим семестром и затянувшейся Боткинбургской осенью, Яна шла на кафедру общественных знаний. В зачётке уже удобно расположились пятёрки по фармакологии, патану и патфизу, и не хватало лишь одной философии. Именно сейчас Яна и ехала добывать нужную оценку. Встретившись с остальными своими четырьмя подружками у эскалатора метро, Яна поначалу направилась к зданию УЛК. Однако, находясь на крыльце вышеозначенного помещения, все поняли, что до времени «Ч» ещё есть целых пятьдесят минут.

— Как-то рановато мы припёрлись! — воскликнула одна из медиков.

— Точно, рановато, — согласилась вторая.

— Может, в кафе, для храбрости, — предложила третья.

— Ага, по соточке возьмём, чтобы мандраж снять, — согласилась четвёртая, вспоминая старые народные рецепты.

Пятая промолчала, но по её глазам стало понятно: без выпивки ни шагу.

Все девчонки одобрительно закивали головами и дружным строем направились в расположенную по соседству с УЛК кафешечку.

Заведение общепита недавно открылось, и в столь ранний час в нём можно было встретить либо засидевшегося с вечера клиента, либо забулдыгу, что в данном случае звучит как синонимы. Однако посетителей не было. При первом взгляде стало ясно: в кафе разбойничала Пустоватость. Ещё в дальнем углу спрятался кактус, а по бокам от входа размещались пластиковые столы и стулья. В центре обосновалась барная стойка и не до конца проснувшийся официант. Он же бармен. Официант вяло протирал фужеры и как-то чересчур аккуратно выставлял их на полочку. Девчонки сделали два шага внутрь помещения и оказались нос к носу с барной стойкой.

Причину быстрого появления у стойки автор достоверно не помнит. Возможны два варианта. Первый — это малый размер забегаловки. Второй — длинные ноги девушек. Автор разделяет шансы пятьдесят на пятьдесят.

Итак, медики у стойки. Помня, что по утрам пьют либо дегенераты, либо аристократы (я ещё добавил бы философов — промежуточное звено между первыми и вторыми), они скромно взяли бутылочку шампанского, скинувшись на пятерых.

— Последняя, — сухо констатировал бармен, посмотрев на ранних посетительниц как на аристократок.

— Да нам хватит, — твёрдо заверила в ответ интеллигенция, забывшая о поговорке про расчёт взятого спиртного.

Девушки расселись и по-братски разлили купленный напиток (бутылка на пятерых? Смеётесь?). Спустя десять минут к бармену обратились с озвученной ранее просьбой. Тот помялся и, будто заранее зная, что для полного снятия мандража 700 граммов шампанского — это ничтожно малая доза, удалился в подсобку. На столе вновь появилась бутылка Заветного. Тоже последняя. «Можно сказать, от себя отрываю», — прокомментировал бармен, в душе вздыхая незавидной тяжёлой аристократической доле.

Вторая лишь убрала тремор.

— А ещё можно одну? — спустя двадцать минут теребили за рукав девчушки. В глазах загорался огонь страсти. Газики шампанского активно распределились по кровяному руслу.