Вечный бой - Семенов-Спасский Леонид Григорьевич. Страница 27

— А если возбудитель погибает вместе с клетками? А если пигмент является губительным и для него? Я думаю, вам следует попробовать микроскопирование тканей живого организма, зараженного малярией.

Лаверан отставил на подоконник чашечку с недопитым кофе, прищелкнул пальцами.

— Любопытно!

— Например, микроскопирование крови малярийного больного, — продолжал Блошар. — Нет ничего проще. Кстати, я подготовил для вас выписку из монографии русского военного врача Торопова. Его предположения должны заинтересовать вас.

Он достал из кармана сюртука записную книжку, прочитал:

— «Хинин парализует влияние на организм миазмы, которая действует до того враждебно на кровь, что доводит ее до меланэмии» (Меланэмия — накопление пигмента в крови).

— Любопытно! — снова уронил Лаверан, качнув головой. — Хинин уничтожает возбудителя болезни, и, следовательно, в тканях не идет накопление пигмента. Болезнь не развивается.

— Естественно, месье Лаверан. Ведь далеко не каждый малярийный больной погибает, не так ли?

«Кровь здорового человека состоит из белых и красных кровяных шариков, а в крови больного малярией должно быть что-то еще, что вызывает образование пигмента и приводит организм к гибели, — подумал Лаверан, провожая взглядом сутулую фигуру отца Дотеля. Кюре направлялся в часовню. На бронзовых застежках его молитвенника играло солнце. — Это «что-то» может быть только возбудителем малярии, миазмой».

Он глянул на часы и, улыбнувшись Блошару, вышел из прозекторской.

Предположения, высказанные патологоанатомом Блошаром, не явились для него неожиданными. Он и сам несколько раз думал о гибели возбудителя малярии вместе со смертью клеток. Труп малярийного больного не заразен в отличие от трупов людей, погибших от холеры, чумы, проказы и ряда других болезней. Следовательно, причину малярии надо искать в тканях живого человека, и если это так, то наиболее вероятна встреча с ней в крови, где всегда много пигмента. Не исключено: загадочный пигмент — продукт химического распада эритроцитов, вызванного жизнедеятельностью малярийного возбудителя.

Он брел по аллее, ведущей к административному корпусу, и думал о тайне пигмента. То были привычные его мысли, повторенные в десятках вариантов. О пигменте он знал все и — ничего!

Стоял ноябрь — лучший месяц в Алжире, когда спадает зной и где-то в пустынях сникают рыжие песчаные бури и даже выгоревшее над городом небо изредка затягивается прохладными дождевыми облаками, наплывающими со стороны недалекого моря. За кирпичной оградой тихонько шумела Константина. С базара на центральной площади доносились крики верблюдов. Умиротворенно шелестели ветви пальм, отбрасывая на землю решетчатую тень.

Лаверану казалось, что он на пороге великого открытия, и на этот раз предчувствия не обманывали его, как это случалось раньше.

На следующее утро он нанес на предметное стекло каплю крови, взятую несколько минут назад из вены погибающего от малярии ефрейтора.

Он должен был ЧТО-ТО найти в мазке, и это ЧТО-ТО могло быть только возбудителем малярии, миазмой, неведомыми путями проникшей в человеческий организм.

Об опытах одесского врача Розенблюма Лаверану ничего не было известно.

При максимальном увеличении он сразу же увидел хорошо ему знакомые зерна пигмента и какие-то неизвестные образования, проникшие внутрь эритроцитов. Одни из них были неподвижны и согнуты в виде полумесяца, другие имели округлые очертания и, казалось, двигались с помощью тончайших жгутиков. Без сомнения, то были мельчайшие живые существа. Откинувшись на спинку стула, Лаверан вытер ладонью внезапно вспотевший лоб и снова приник к микроскопу.

То, что он видел в мазке, еще никому не доводилось наблюдать. Наверное, неизвестные живые существа были возбудителями малярии, но настораживало многообразие их форм. Любая заразная болезнь вызывается определенным видом бактерий, которые всегда сохраняют свою форму. Неужели у малярии несколько возбудителей? Такое казалось невероятным.

В трех следующих мазках Лаверан обнаружил неизвестные образования не только в эритроцитах, но и в плазме.

Занятый микроскопированием, он не заметил, как в лаборатории появился патологоанатом Блошар.

— Есть новости?

Лаверан оторвался от микроскопа, устало поднялся из-за стола.

— Убедитесь сами, месье Блошар. Новости есть, но они так же загадочны, как и сам пигмент.

Блошар устроился за микроскопом.

— Вижу глыбки пигмента и амебоподобные образования, целиком заполняющие некоторые эритроциты, — сообщил он через минуту.

— И только? — удивился Лаверан, склоняясь к его плечу. — Смотрите внимательнее, коллега.

В мазке Блошар не увидел и половины того, что удалось наблюдать Лаверану.

— У меня слабое зрение, — смущенно оправдывался он. — Врожденная близорукость... Но даже то, что мне удалось заметить, — открытие, и с ним мне хочется искренне поздравить вас, месье Лаверан. Образования, проникшие в эритроциты, несомненно имеют какое-то отношение к малярии. Возможно, это сам возбудитель болезни.

— Это еще необходимо доказать, месье Блошар! — воскликнул Лаверан. — У возбудителя заболевания не может быть такого многообразия форм.

— Так что же это в таком случае, по-вашему? — спросил Блошар. — Неизвестные микроскопические компоненты крови?

— А это легко проверить сию же секунду!

Лаверан надрезал краем предметного стекла палец, выдавил каплю крови и сделал мазок.

Ничего, кроме эритроцитов и лейкоцитов, в его крови не оказалось.

— Итак, — подумал он вслух, — неизвестные многоформенные образования, как и зерна пигмента, связаны с малярией. Только с малярией!

За окном проплыла угрюмая фигура отца Дотеля. Скрипнули двери часовни. По госпитальному кюре можно было сверять время.

— Одна загадка породила другую, — заключил Блошар.

В тот день, 6 ноября 1880 года, Лаверан открыл возбудителя малярии, — правда, сам он об этом даже не догадывался. Прошло еще немало времени, и он — человек, обладающий небывалой остротой зрения, — заметил в мазках переход одной формы неизвестного образования в другую. В крови происходил определенный цикл развития микроскопического живого существа, в котором врач — наконец-то! — заподозрил возбудителя малярии. О своей находке он сообщил во Французскую медицинскую академию. Позднейшие исследования подтвердили правильность выводов Лаверана.

Возбудитель малярии был назван плазмодием. В процессе своего развития малярийный плазмодий поглощал гемоглобин эритроцитов и превращал его в глыбки черно-бурого пигмента.

Так была раскрыта тайна пигмента и открыт возбудитель малярии, но оставалось неясным, откуда и как плазмодий проникает в кровь человека.

Гипотеза доктора Менсона

Канун рождества 1894 года выдался ненастным. Над вздувшейся Темзой порывистый ветер с моря нес снежную круговерть, заглушал голоса судов, направляющихся в Лондон. Вышедшая из берегов река сердито шумела и расшвыривала по сторонам грязные клочья пены. В госпитальном парке, раскачиваясь, скрипели вековые деревья и роняли на выбеленную снегом землю черные сучья. Ненастно было и на душе Менсона — палатного врача лондонского Морского госпиталя. Сидя у стола, придвинутого вплотную к окну, он писал: «Гипотеза, которую я решил выдвинуть, кажется мне настолько хорошо обоснованной, что, если мне позволят обстоятельства, я, несомненно, смогу добиться убедительных экспериментальных доказательств». Адресуя письмо президенту Королевского общества , под «обстоятельствами» доктор Менсон подразумевал деньги, необходимые для проведения опытов. Собственно, деньги были ему нужны только для поездки в любую из стран, где люди часто болеют малярией, — в ту же Италию, например. Сумма выглядела скромно: триста фунтов стерлингов. Деньги Менсон рассчитывал получить в Королевском обществе, но с утренней почтой пришел отказ на его первое письмо — вежлив и холоден, как ветер за окном.

Пылающие в камине угли отбрасывали на пол яркие блики. Часы пробили полдень.