Том II: Отряд - Джентл Мэри. Страница 49

Она заговорила, едва шевеля губами:

— Годфри, я дала слово, что опять обращусь к каменному голему. Я его боюсь. Нет, не так — я боюсь того, кто говорит через него. Других машин.

— Они называют себя «Дикие Машины». Как будто твоя военная машина — ручная и домашняя!

Ее охватили страх и изумление. Она подумала сначала:

«Но ведь он не должен знать о них, он погиб до того, как я обнаружила?» А потом: «Но это ведь Годфри. Он-то всегда знает».

— Откуда ты о них узнал?

— Со мной говорит не один голос. Дитя, я здесь среди множества голосов. Я пытался говорить с тобой, но ты отгородилась от меня стеной. И тогда я стал слушать их. Возможно, я на краю Ада, и я слышу разговор великих демонов между собой: это Дикие Машины.

— Что… что они говорят?

— Они говорят мне: «Мы тебя изучаем…»

Когда Годфри повторял эти слова, она услышала эхо тех голосов, которые привели ее некогда в смятение.

— Может быть, они хотят узнать людей, — сказала она и добавила с трудом, стараясь говорить с сарказмом: — Один Зеленый Христос знает, почему! Они двести лет слушали военные сообщения от обширной визиготской империи, они все должны знать о придворной политике и предательствах, что следует знать!

— Я слышу их, эти голоса во мраке. Они говорят: «Мы изучаем Милость Господню к человеку…» Они говорят: «Прошлым летом солнце зашло над землями Германии». Я слышу, как они говорят: «Это была еще проба нашей силы».

Все ее тело всколыхнулось от глубокого вздоха.

— Да, ты действительно слышишь их. Мне они тоже это говорили.

— Что послужило демонстрацией силы? Но это было сделано не для того, чтобы принести тьму в христианский мир. Это было сделано, только чтобы посмотреть, могут ли они проявить такую силу? Могут ли ею воспользоваться? Но они еще не полностью ее реализовали. Это все в перспективе.

— Они берут свою силу от энергии солнца. Я слышала, как они говорили, что взяли от солнца за это лето больше энергии, чем за предыдущие десять тысяч лет. — Аш облизнула пересохшие губы. — И когда это случится в следующий раз, то с той целью, чтобы при помощи Фарис совершить чудо. Я только вот чего не поняла: почему они не сделали этого раньше…

Голос Годфри Максимилиана неумолимо шептал у нее в голове с отчаянной решительностью:

— Они требуют милости от солнца, так же, как мы молимся святым о Божественной Милости. Как я совершал свои крошечные чудеса милостью Божьей, так и они сделают ее каналом для проявления их воли и совершения их чуда. Уже скоро! Это будет скоро.

— Да, но, Годфри…

Голос, который был и един, и множествен, достаточно громкий, чтобы она прикусила язык в потрясении, ворвался в ее сознание:

ЭТО ОНА!

Аш толчком села.

— Позовите ко мне священника! И когда к ней повернулись все, кто был в комнате, она объяснила:

— Все! Они меня нашли!

— Говорить с дьяволами ужасно опасно! — угрюмо протестовал Роберт Ансельм. — Ты нужна нам здесь. Командовать отрядом. Дьяволы могут тебя погубить.

Аш, глядя на его взмокший лоб под низко надвинутым шерстяным капюшоном, подумала: «Я тебе нужна для командования отрядом. Ведь так? И ты это понял за последние три месяца? Дерьмо, Роберт. Никогда не считала тебя одним из этих прирожденных заместителей.

Интересно, каково тебе тут было?»

Антонио Анжелотти тихо проговорил:

— Но ведь это был мессир Годфри. Живой, да, мадонна? Еще живой?

— Нет, он у мер. Это была… — Аш запнулась. — Это была его душа. Я знаю душу Годфри так же, как свою. Даже лучше, — она криво улыбнулась.

Флора положила руку на плечо Аш, ее костяшки пальцев тут же согрелись о шею Аш, и сказала, обращаясь не к Аш, а к Анжелотти:

— Что значит для тебя священник? Это дело не стоит того, чтобы потерять нашу девочку.

Свалявшиеся кудри пушкаря отливали золотом в свете свечей кудрями; наконец он выглядел как полноправный участник кампании: глубокие морщины опускались от уголков его губ, глаза запали. Левая рука от плеча до локтя была забинтована толстой повязкой в пятнах.

— Аш меня спасла, — сказал он. — Мессир Годфри молился со мной. Если я могу ему помочь, я готов.

— Ты был одержим демонами, — вмешался Роберт Ансельм, — и что, если ты в итоге опять станешь одержимым демонами?

— Слишком опасно, — подтвердила хирург.

— Я подписала договор. Герцог имеет право требовать этого от меня. Даже если он умирает, — Аш протянула руки к своим пажам. — Ну ладно, сделаю это один раз. Ребята… Я вполне могу поговорить с Дикими Машинами. Теперь они знают, что я жива. Можете заключать пари, что они поговорят со мной!

Один из пажей закончил привязывать восемнадцать пар металлических подвесок, которыми камзол крепился к рейтузам, и вручил ей короткую мантию. Она вползла в нее.

— Прямо сейчас? — спросил Роберт Ансельм.

— Сейчас. Это одно из известных нам правил, Роберт. Мы должны раздобыть всю информацию, какую сможем. Иначе отряд опозорится. Таково мое решение, — она передернула плечами: — Дигори! Ричард!

На верхней площадке спиральной лестницы появились оба отрядных священника, Дигори Пастон немного впереди, его сухопарое лицо горело энтузиазмом. Позади него, как медведь, вышагивал Ричард Фэвершэм.

— Капитан, — орарь Дигори Пастона криво висел на его плечах. Он огляделся. — Очистите помещение. Пусть пажи принесут чистую воду и хлеб, а потом уйдут вниз. Уходят все, за исключением мастера Ансельма, мастера Анжелотти и… хирурга, — он покраснел до кончиков ушей. — Мастер Ансельм, мастер Анжелотти, прошу вас, охраняйте дверь.

— Одну минутку, — Аш уперлась кулаками в бедра.

— Прошу вас, капитан, — взмолился священник. — Это изгнание дьявола.

Аш долгую минуту глядела на него молча. Потом сказала:

— Да, в принципе все может обернуться именно этим.

— Тогда позвольте мне и отцу Фавершэму сделать все необходимое. Нам потребуется вся Божья милость, которую мы сможем получить.

От сквозняков по потолку комнаты метались тени от пламени свечей. Аш перешла поближе к огню, сложив руки, следила, как оба священника очищают комнату удивительно неспешно, без суеты. Пока Ричард Фавершэм размахивал кадилом, Дигори Пастон ходил за ним, по всем коридорам, проложенным в стенах, появлялся в оконных проемах, снова исчезал, их пение отдавалось эхом в сводчатых каменных помещениях.

— Тебе надо через это пройти, — уступая, Флора встала около Аш в желтом свете свечей.

— Кто-то же должен.

— Они должны, да?

— Чтобы выиграть эту…

— Ах, войну! — Флора встала спиной к исходящему от огня теплу. Какую-то секунду на Аш с лица Флоры глядели нефритовые глаза ее брата. — Кровавая, бесцельная, разрушительная!.. Неужели я никогда тебе этого не втолкую? Большинство людей всю жизнь строят!

— Но не те, кого я знаю, — мягко сказала Аш. — Может, ты исключение.

— Я всю свою жизнь собираю людей, после того как ты доведешь их до расчлененного состояния. Иногда меня от этого тошнит. На этой стене погибло десять наших!

— Мы все смертны, — сказала Аш. Флора стала отворачиваться. Аш поймала ее за рукав и повторила: — Когда-то умрем все. Какая разница, что мы делаем в жизни. Обрабатываем поля, продаем шерсть, продаем свой зад, молимся всю свою жизнь в монастыре — все мы умрем. Четыре вещи проходят через всю жизнь, как времена года: голод, чума, смерть и война note 42. Так было до моего рождения, и так будет долго после меня. Люди смертны. Точка.

— И ты следуешь за четырьмя всадниками, потому что тебе это нравится и потому что это окупается.

— Не старайся затеять ссору, Флора. Я драться с тобой не собираюсь. Здесь не просто война. Здесь просто плохая война. Это полное и окончательное разрушение…

— Мертвец есть мертвец, — рявкнула Флориан. — Не думаю, что твои гражданские жертвы волнует, в какой войне они погибнут — просто в войне или в «плохой» войне.