Портреты гомеопатических препаратов, ( часть 2) - Култер Кэтрин Р.. Страница 24
Неизбежное расхождение между оптимальным и возможным, между идеалом и реальностью выражается у Ignatia в острой форме разочарования. Разрушение идеала заставляет Ignatia перестраивать своё восприятие реальности, а Ignatia считает это почти невозможным. Ей не хватает силы воли и способностей собрать осколки разбитых мечтаний. Это требует более сильной веры и более глубоких психических источников, чем те, которые имеются у этого типа, по крайней мере, в тот момент, когда он находится в полном смятении своих чувств. У личностей с сильным интеллектом и устойчивой нравственной позицией стремление к несбывшейся любви или идеалу, который не соответствует реальностям мира, может быть возвышено и преображено в произведение искусства, может дать толчок для духовного роста или стать основой утопического взгляда на жизнь. Но Ignatia демонстрирует напряженность чувства, не имея интеллектуальной энергии для создания художественной или какой-либо другой реальности. «Поймана безвыходностью чувств, которые противоречат требованиям реальности» (Уитмонт). Эта личность находится в вечных поисках того, что не может найти, бесплодно стремясь к тому, чем не способна обладать, или оплакивая возможности, которые потеряны навсегда.
Горюющий или разочарованный человек типа Ignatia может потерять веру в то, что время всё излечивает. Фактически это может произойти и с людьми типа Natrum muriaticum или с теми, кто пережил тяжелую трагедию. Пациент типа Ignatia сказал: «Говорят, что время лечит. Может быть, это и так. Но я не знаю. Время идёт, жизнь проходит, кто-то продолжает жить и учиться терпеть. Но не всегда этот кто-то выздоравливает». Однако, лекарство Ignatia может изменить состояние психики (будь то в отношении принятия реальности, надежды на будущее или эмоциональной устойчивости), тогда человек становится способным найти причину страдания и тем самым облегчить свою боль.
Рискуя повторить общеизвестную истину, напомню читателям, что не всякий случай эмоциональной травмы, описанной в этой главе, требует назначения Ignatia. Эти эмоциональные ситуации — просто типичные примеры. Необходимость индивидуализации остаётся в силе для острых случаев заболеваний в не меньшей степени, чем для хронических, — физические симптомы и зависимости должны соответствовать и подтверждать психическую картину. Сам Ганеман напоминает нам, что Ignatia излечивает «всегда при условии, что другие телесные болезненные симптомы соответствуют тем, которые лекарство способно вызвать» (имеется в виду при «апробировании»).
Даже горюющая собака с экземой, о которой упоминалось раньше, имела один интересный физический симптом Ignatia: она зевала сильнее обычного, особенно тогда, когда на неё смотрели. «Чрезмерное зевание» (Ганеман) так же, как глубокие вздохи, является ведущим симптомом этого лекарства. Пациентка с мигреневыми головными болями демонстрировала типичные боли, «как будто бы гвоздь (или другой острый объект) забивают с одной стороны» (Геринг). В реперториумах головные боли Ignatia исчисляются десятками.
Другими ведущими физическими симптомами, сопровождающими сильно выраженные эмоции Ignatia, являются боли на небольших ограниченных участках или такие боли, которые улучшаются при сильном надавливании (Bryonia), «неустойчивые, летающие» (Аллен) боли, которые приходят и уходят быстро или постоянно меняют своё расположение (Pulsatilla), судороги, дрожь, «икание, вызываемое эмоциями» (Геринг), тошнота, головокружение или состояние бреда и улучшение от мочеиспускания.
«Нужно, чтобы у стула было три ножки для того, чтобы на нём было удобно сидеть», — это известное всем увещевание Геринга, означающее, что любой гомеопатический случай требует, как минимум, трех хороших симптомов, чтобы врач чувствовал себя уверенно, выписывая лекарство. Каким бы значительным ни был один психический симптом, его редко бывает достаточно для правильно подобранного лекарства.
РОМАНТИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ
Нигде так часто не встречаются развеянные идеалы, разочарование, обманутые надежды и всеохватывающие неуправляемые чувства, как в романтических взаимоотношениях, и, вероятно, Ignatia — главное гомеопатическое средство при любовной тоске. Но это состояние принимает множество форм, и для его лечения используются также и другие средства, такие как Phosphoricum acidum, Staphysagria, Aurum metallicum и Natrum muriaticum (см. рубрику «любовь, болезни от разочарования» в «Реперториуме» Кента). [2]
Идеалистически настроенная в отношении любви Ignatia (в отличие от интеллектуально идеалистичного Sulphur и социально идеалистичного Natrum muriaticum) искренне верит, что любовь может менять и преображать людей. И действительно, может, но только на время. Когда любимый незаметно возвращается к своему обычному поведению, Ignatia совершенно теряется и не может приспособиться к уменьшению проявлений любви (Phosphorus) или к какой-то другой неспособности любимого человека вести себя в соответствии с её идеалами. Эти сильные романтические чувства могут вызвать расстройство психики Ignatia.
Классической картиной этой неуравновешенности является полная идеалистических представлений молодая девушка, которая была обманута, полюбив женатого человека или как-то иначе ошибившись в том, кому отдала своё чувство. Она ожидает проявлений любви или предложения от своего любимого и полностью отчаивается, когда это не происходит. Или она влюблена и отвергнута — он женился на другой. Кент описывает, как печаль переполняет её по ночам, и она лежит без сна и плачет, терзая себя до тех пор, пока не наступает момент, когда она уже не в состоянии этого вынести, и она рассказывает со слезами на глазах о своей неразделенной и неподходящей любви матери: «Мама, почему я это делаю? Я не могу выбросить этого человека из головы!» Действительно, крушение любовных отношений может повергнуть этот тип женщины в состояние страха и отчаяния — она чувствует себя такой же беспомощной, как ребенок перед ночным кошмаром.
Беннингхаузен помещает только Ignatia и Hyoscyamus в четвертую степень в рубрике «несчастная любовь», но у Hyoscyamus обычно выражены более крайние формы психической патологии: горячка, галлюцинации, несвязная речь или настоящее умопомешательство.
Бескорыстие является ярким элементом романтической любви: желание отдать всё своё время, своё имущество, любовь, всего себя любимому человеку, у Ignatia этот импульс выражен очень сильно (так же, как и желание подчиняться, в отличие от многих других типов, стремящихся властвовать в любви). Он может быть настолько всеобъемлющим, что вся внешняя жизнь вне пределов их влюбленного состояния не имеет никакого смысла и всё остальное, за исключением осуществления этого состояния (т. е. полной отдачи себя), становится пустым существованием или простой необходимостью терпеть.
Когда объект этого господствующего над всем чувства устранен, а бескорыстие Ignatia разрушено, она не только теряет жизненные ориентиры, ей даже некуда направить свою эмоциональную энергию, поскольку центр внимания больше не существует, и она может доходить до полной потери своей личности. Полностью поглощенная жизнью любимого, принимая все его интересы, вкусы и заботы и в результате этого постепенно утрачивая свои собственные черты, она остаётся одна, без собственного мира, на который могла бы опереться. Она всё мерила по своей любви, а теперь, когда это чувство ушло, у неё нет внутренних ресурсов, которые ей помогли бы начать новую жизнь («кажется, она не выработала никаких правил, никакой философии», Кент).
Состояние Кэтрин Эрншоу, романтической героини в «Утерингских вершинах» Эмилии Бронте, изображает то, что чувствует в таких случаях Ignatia. Её отчаянный и горький крик: «Я — Хэтклиф!» — и её закат и смерть от того, что её страсть разрушена, выражают и воплощают в жизнь импульс Ignatia к самоуничтожению себя в любви.
Эта фраза взята из того отрывка, где Кэтрин говорит о Хэтклифе: «Он в большей степени я, чем я сама. Из чего бы не были сделаны наши души, и его, и моя сделаны из одного и того же… Если всё погибнет, но он останется, то я ещё буду оставаться, а если останется всё, но он будет уничтожен, то Вселенная обратится к всемогущему страннику — я, кажется, не буду там. Моя любовь к Линтону похожа на листву деревьев: время её изменяет, — я хорошо помню, как меняются деревья зимой. Моя любовь к Хэтклифу похожа на вечные скалы под ними, малый, но необходимый источник видимого восторга. Нелли, я — Хэтклиф. Он всегда, всегда у меня в душе: не как удовольствие, гораздо больше того, чем я могу себя порадовать, он как мое собственное естество».