Для подростков или Вся правда о наркотиках - Ципоркина Инесса Владимировна. Страница 60

Здесь, наверное, немало народу обидится. И даже почувствует желание захлопнуть книгу. Подождите. Выслушайте и нас. Мы не предполагаем обвинять читателей этой книги в том, что они были плохими родителями. Скорее всего, они были нормальными родителями. Или хорошими. Но потребность во внимании и в душевном отклике у всех разная. Иную потребность сложно удовлетворить: ребенок пытается уравновесить свой страх перед миром все новыми и новыми порциями родительского одобрения. И, как это бывает с любым «волшебным помощником», его постоянно не хватает. Чувствительность падает, доза растет, восприятие деформируется. Многие дети принуждают родителей к гиперопеке, а потом им же предъявляют претензии: вы неправильно меня воспитывали, поэтому я такой некондиционный и нежизнеспособный. А родители злятся или разводят руками: да, душенька, мы виноваты перед тобой, ужасно виноваты… Хотя, вероятно, виноват кто-то другой.

Нельзя не учесть и тот фактор, что в этом мире родители… себе не принадлежат. На них давят жизненные реалии, которых невозможно избежать: работа, учеба, карьера, дедушки-бабушки, материальные потребности и потребность побыть собой, то есть отдохнуть от всех, черт бы их побрал. Поэтому бессмысленно требовать от родителей, чтобы те превращались в неиссякаемых доноров одобрения, обожания, общения и т. п. Единственный навык, которым родные и близкие обязаны снабдить свое детище — это навык к самостоятельному, самодостаточному существованию. К сожалению, это не только сложно сделать. Это еще и сложно принять: многим мамам и даже некоторым папам подсознательно хочется, чтобы их ребенок подольше оставался маленьким, зависимым, контролируемым. Вот от этой установки надо избавляться. Иначе вы наживете множество проблем.

В частности, вы поспособствуете формированию и подкреплению у ребенка склонности к аддикции. Это происходит на удивление обыденно и незаметно. Пищевая зависимость, например, складывается из следующих паттернов:

1) кормление по жесткому графику, а не по мере возникновения потребности в пище;

2) отказ при попытках выбора пищи ребенком;

3) манипулирование: «Съел всё — хороший, капризничаешь или оставляешь в тарелке — плохой»;

4) запрет со стороны взрослых на любые агрессивные проявления — тогда агрессия находит выход в «уничтожении» пищи;

5) высказывания типа: «Вот станешь большим — будет можно, а пока маленький — нельзя».

Бессознательное, как мы уже говорили, структурируется не буквальным, а подразумеваемым содержанием родительских наказов. Дети, воспринимая требования взрослых на своем «марсианском» языке, усваивают правило: «Большой — значит, взрослый, следовательно, чем больше ты ешь, тем ты становишься больше и взрослей». Есть и другая трактовка: «Оставайся маленьким, позволь другим все решать за тебя, откажись от ответственности».

Расстройства питания чаще всего возникают в тех семьях, где общение с детьми ненормально усложнено: например, родители отдают двойственные указания, в которых одновременно содержится и выражение родительской любви, и неуважение к попыткам самовыражения ребенка Таким образом, они дают ему понять: мы так любим тебя, что будем жестко контролировать каждый твой шаг. Независимости ты не получишь, ни сейчас, ни в будущем. А такая перспектива не может не вызывать страха и уныния.

Строгий контроль со стороны родных в сочетании с дискредитацией внутреннего образа ребенка заставляют детей, в особенности девочек, обращать внимание на ту единственную сферу влияния, которая остается в распоряжении ребенка, — на его собственное тело. Девочка будет его совершенствовать, переживать по поводу его «уродства», периодически срываться в обжорство, компенсируя очередную эмоциональную вспышку… Учтите: все это — последствия борьбы с родителями за независимость и индивидуальность. И вполне вероятно, давно проигранной борьбы.

Когда потребность в безопасности, в самостоятельности, в любви оборачивается наращиванием жирового защитного панциря, а сознание вступает в конфликт с потребностью в самоуважении и в признании, рождается психологический дискомфорт. И здесь окружающие могут ручку приложить:

1) если один из значимых взрослых транслирует мнение типа «Полнота — это уродство»;

2) если в пубертатный период ребенок становится уязвимым для подростковой субкультуры и подвергается гонениям и насмешкам в среде ровесников;

3) если подросток со сформировавшейся пищевой зависимостью усваивает принцип «Стройность — это сексуальная привлекательность».

Формируется конфликт разнонаправленных, но почти равноценных потребностей — в безопасности, любви, социальном одобрении. Личность одновременно верит, что желаемое заключается и в еде, и в стройности.

Сознание болезненно неуверенных в себе людей перегружено тревогой, их отношения с окружающими быстро деформируются, а деформации «заедаются» привычным, усвоенным с детства, способом. На этой благодатной почве формируются такие психотические формы пищевого поведения, как анорексия и булимия, а также патологическое переедание.

Естественно, подобное отношение дополняет могучая кучка дисфункциональных убеждений и депрессогенных схем: от «Я не пожалею ничего и никого (в том числе себя), чтобы стать такой, как надо» до «Я никогда не стану такой, как надо, значит, я стану никем». Личность упорно возлагает вину за промахи и неудачи на себя, а не на обстоятельства. При таком подходе и наказание (как правило, в форме нелицеприятных мнений и высказываний) индивид также адресует себе. Наказание вызывает стресс и депрессию, а те, в свою очередь, провоцируют новые «сеансы» переедания.

Ситуация особенно усложняется тем, что расстройствами питания обычно страдают подростки. Больных, которые приобрели бы это расстройство в возрасте старше 25 лет, практически нет. Подростковая субъективность и избирательность восприятия заставляет их принимать за действительное только желаемое (или только нежелаемое — в зависимости от того, на что ориентировано сознание). Хотя нельзя не вспомнить о проблемах профессионального характера: весьма взрослые особы, звезды кинематографа и шоу-бизнеса, часто признаются в наличии у них расстройств питания. Правда, здесь проблема иного рода: когда профессиональная состоятельность намертво связана с внешностью, восприятие собственного облика регрессирует, становится инфантильным, а значение привлекательности утрируется.

К сожалению, поймать формирующиеся расстройства питания на ранней стадии очень сложно. Во-первых, подростки скрывают эти странности своего поведения. Во-вторых, взрослые редко осознают серьезность ситуации и пытаются действовать уговорами и попреками. Что, естественно, приводит к формированию замкнутого круга: подросток убеждается в том, что он «плохой», а чтобы избавиться от депрессии по этому поводу, снова и снова прибегает к своему аддиактивному агенту — к еде. Или к голоданию. Но, несмотря на мнимую несолидность проблемы пищевых расстройств, последствия ее настолько серьезны, что больные нередко помещаются в специализированные лечебные заведения. Уровень смертности при нервной анорексии — самый высокий для психиатрических расстройств — достигает 20 %. Летальный исход настигает больного либо в результате хронического голодания, либо из-за целенаправленного суицидального поведения. У тех, кто выживает, пройдя стадии тяжелой анорексии и сильного истощения, может развиться необратимая атрофия головного мозга.

В отличие от анорексии, при булимии смертельный исход редко бывает прямым последствием самой патологии. Но переедание также опасно сказывается на здоровье булимика. Влечение к пище сопровождается чувством вины. Эпизоды переедания (пищевые эксцессы), озабоченность по поводу еды и страх полноты, сопровождающий эти эмоциональные вспышки, приводят к опасным попыткам «урегулировать конфликт». Анорексики и булимики вызывают у себя рвоту, прибегают к длительному голоданию, принимают сомнительные препараты.

Все виды зависимостей питает мощная сила подсознания. Отсюда и такие качества аддикции, как непреодолимое влечение и безусловность выполнения внутренних требований.