Трое на прогулке - Джером Клапка Джером. Страница 9

Без четверти час, грязный и оборванный, весь в ссадинах и синяках, он сказал: «Уф-ф-ф, пожалуй, все», — поднялся и утер пот со лба.

Велосипеду тоже досталось. Кто пострадал больше — сказать не берусь. Я отвел Эббсона на кухню, там он наскоро умылся и убежал домой.

Велосипед я погрузил на кеб и повез в ближайшую мастерскую. Мастер долго и внимательно рассматривал искореженную машину.

— Ну, и что же вы от меня хотите? — спросил он. — Я хочу, — ответил я, — чтобы вы его починили.

— Ишь чего захотели. Ну да ладно, что-нибудь сообразим.

Он насоображал на два фунта десять шиллингов. Но машина была уже не та, и в конце сезона я решил ее продать. Врать я не привык и попросил агента указать в объявлении, что велосипед куплен в прошлом году. Агент посоветовал об этом вообще не упоминать. Он сказал так:

— В нашем деле никого не волнует, правду говорит клиент или врет; нам главное, чтобы покупатель поверил. Скажу вам откровенно: ни за что не поверишь, что велосипед куплен в прошлом году, на вид ему лет десять, не меньше. Так что давайте об этом вообще умолчим и попробуем содрать побольше.

Я полностью доверился ему и выручил за велосипед целых пять фунтов — по словам агента, куда больше, чем он ожидал.

К велосипеду можно относиться двояко — его можно «отлаживать», а можно на нем и кататься. Я бы не стал категорично заявлять, что любитель «отладки» — человек совсем уж неразумный. Он не зависит от капризов погоды, сила и направление ветра его не волнует, состояние дорог не трогает. Дайте ему ключ, ветошь, какую-нибудь скамеечку — и радостей хватит на целый день. Конечно, и в этом занятии есть обратная сторона, но иначе и быть не может. Сам любитель похож на лудильщика: глядя на его велосипед, начинаешь подозревать, что он краденый и новый хозяин постарался обезобразить его до неузнаваемости. Впрочем, нашего любителя эти нюансы мало заботят — он редко выезжает дальше первого поворота. Некоторые наивно полагают, что один и тот же велосипед можно использовать в двух разных целях. Это заблуждение. Ни одна машина не выдержит двойной нагрузки. Так что выбирайте: уж либо кататься, либо «отлаживать». Лично меня больше привлекает кататься, и я терпеть не могу, когда меня подговаривают «отладить» машину. Если в моем велосипеде что-то сломалось, я везу его в ближайшую мастерскую. Если авария случилась где-нибудь вдали от центра цивилизации, я сажусь на обочину и жду попутной подводы. В таких случаях больше всего следует остерегаться странствующих знатоков. Для знатока сломанный велосипед — то же самое, что труп в придорожной канаве для стервятника: хлопая крылами, он устремляется на вас, оглашая воздух радостными кликами. На первых порах я разговаривал с ними вежливо:

— Все в порядке, не беспокойтесь. Проезжайте, ради Бога, умоляю вас, пожалуйста, езжайте своим путем.

Но опыт показал, что в таких чрезвычайных обстоятельствах деликатность неуместна. Теперь я разговариваю с ними так:

— А ну, не трожь машину! Проваливай, тебе говорят, а то счас как дам!

И если при этом скорчить рожу посвирепей и подобрать палку покрепче, то они, как правило, незамедлительно уезжают.

Ближе к вечеру зашел Джордж.

— Ну что, все будет готово?

— У меня к среде все будет готово. Как вы с Гаррисом — не знаю.

— Тандем в порядке?

— В полном порядке.

— Как, по-твоему, может, там что-нибудь надо подкрутить?

— Жизнь научила меня, что человек мало в чем может быть уверен. Поэтому далеко не на всякий вопрос я отвечу с той или иной степенью определенности. Но есть ничтожно малое число аксиом, вера в истинность которых во мне все еще непоколебима, и среди них есть одна: ничего в тандеме подкручивать не стоит. И торжественно тянусь, что положу свою жизнь, но ни одна живая душа до среды машины не коснется.

— Я бы на твоем месте так не кипятился. Недалек тот день, когда велосипеду потребуется небольшой ремонт, а до ближайшей мастерской будет два горных перевала и ты будешь изнемогать от усталости. И ты будешь вопить, прося ответить, куда подевалась масленка или куда запропастился ключ. Затем, потеряв всякую надежду удержать велосипед у дерева, ты предложишь кому-нибудь другому прочистить цепь и накачать заднее колесо.

Упрек Джорджа был справедлив — и было в нем нечто пророческое.

— Прости. Дело в том, что утром заходил Гаррис. Джордж не стал обижаться:

— Можешь не продолжать, все понятно. Вообще-то, я к тебе совсем по другому делу. Посмотри-ка.

Он протянул мне книжицу в красном переплете. Это был английский разговорник для немецких туристов. Он начинался разделом «На борту парохода» и кончался «У врача»; больше всего разговоров велось в железнодорожном вагоне, в купе, до отказа набитом скандальными и, судя по репликам, дурно воспитанными пациентами сумасшедшего дома. «Не могли бы вы отодвинуться от меня, сэр?» — «Некуда, мадам, мой сосед чересчур толст!» — «Может, вы все же попробуете убрать куда-нибудь ваши ноги?» — «Будьте любезны, не пихайте меня локтем». — «Мадам, ежели желаете опереться на мое плечо, то не стесняйтесь!» (было непонятно, выражает ли эта фраза серьезные намерения или в ней заключен едкий сарказм). — «Мадам, вынужден попросить вас немного подвинуться, я задыхаюсь». По замыслу автора, к этому времени вся компания должна устроить на полу кучу-малу. Кончался раздел фразой: «Наконец-то доехали, слава Богу!» (Gott sei dank!) — в данных обстоятельствах она должна произноситься хором.

В конце книги шло приложение, в котором немецким туристам давались советы, как во время пребывания в английских городах сохранить покой и здоровье; особо подчеркивалось, что в дорогу следует брать порошок от насекомых, всегда закрывать на ночь двери и всегда тщательно пересчитывать сдачу.

— Не очень удачное издание, — заметил я, возвращая книгу Джорджу. — Я бы не стал рекомендовать такую книгу немцу — в Англию он ни за что не поедет. Хотя мне повелось читать книги, изданные в Лондоне для англичан, собирающихся за границу, — такая же чушь. Похоже, что какой-то ученый идиот, перепутав семь языков, пописывает себе книжонки и морочит всем голову насчет современной Европы.

— Но нельзя отрицать, — сказал Джордж, — что эти книжонки пользуются большим спросом. Они идут нарасхват. Ведь в каждом европейском городе ты встретишь массу людей, изъясняющихся подобным образом.

— Возможно, — ответил я, — но, к счастью, их никто не понимает. На перронах вокзалов или на перекрестках мне самому попадались люди, которые вслух зачитывали фразы из этих книг. Никто не знает, на каком языке они говорят, никто их не понимает. И это, пожалуй, к лучшему. Если их поймут, то тут же упрячут в сумасшедший дом.

— Может, ты и прав; и все же интересно было бы посмотреть, что произойдет, если их, несмотря ни на что, поймут. Давай сделаем так: в среду утром поедем в Лондон, походим по городу часок-другой и попытаемся купить что-нибудь с помощью этой книжонки. В дорогу мне кое-что потребуется: шляпа, пара шлепанцев и разная мелочь. Наш пароход раньше не отчалит, так что времени у нас хоть отбавляй. Мне интересно узнать, как будут реагировать на такие фразы. Я хочу понять, что чувствует иностранец, когда с ним так разговаривают.

Идея мне показалась заманчивой. Горя энтузиазмом, я предложил Джорджу составить ему компанию и подождать у входа. Я сказал, что, по-моему, Гаррис также будет не прочь зайти в магазин или — что вероятнее — подождать на улице.

Джордж сказал, что его план несколько отличен от моего. Он предлагает мне и Гаррису пройти с ним в магазин. Если Гаррис, с его внушительными размерами, станет рядом с ним, а я займу пост у дверей, чтобы в случае необходимости успеть вызвать полицию, то он, пожалуй, готов рискнуть.

Мы зашли к Гаррису и поделились с ним своими планами. Он полистал книжонку, обращая особое внимание на разделы, касающиеся покупки обуви и головных уборов. Он заметил:

— Если Джордж в любом обувном или шляпном магазине скажет то, что здесь написано, — звать придется не полицию, звать придется санитарную карету.