Дыхательная гимнастика А.Н. Стрельниковой - Щетинин Михаил Николаевич. Страница 66

От автора

13 декабря 2004 года Лев Иванович Водолазов будет отмечать свое 75-летие. Он преподает в ВУЗе, пишет книги, абсолютно здоров, поет арии из опер и украинские народные песни. Кстати, Заслуженного работника культуры он и получил именно за это.

Александр Михайлович Ломоносов (солист государственного академического большого театра, народный артист России)

Любовь к пению у меня была всегда. Служа в армии, был ротным запевалой и даже немного играл на баяне. У меня был школьный товарищ, баянист. Он учился на дирижерско-оркестровом отделении Московского института культуры по классу баяна. И вот этот друг познакомил меня с двумя ребятами, тоже студентами института культуры, которые захотели услышать мой голос. В одной из аудиторий института мы стали петь. Я дошел до верхнего «до», хотя тогда еще нигде не пел, только что вернувшись из армии. Эти ребята и привели меня к Александре Николаевне Стрельниковой. Это был 1961 год.

Александра Николаевна меня «распела» и сказала, что голос есть, надо заниматься. Она тогда работала в Центральном доме культуры железнодорожников (ЦДКЖ). И вот там, в самодеятельном оперном коллективе я впервые спел партию Кассио в опере «Отелло». Затем пел в опере Мурадели «Октябрь», и каждую партию я учил вместе с Александрой Николаевной. В ЦДКЖ был прекрасный дирижер, и наш самодеятельный коллектив вскоре получил звание «Народный оперный театр». Одновременно я учился в народно-певческой школе. Находилась она в то время на Тверской, преподавали в ней Максакова, Алемасова и другие солисты Большого театра. Среди педагогов школы была и Александра Николаевна. С 1961 по 1964 годы я у нее учился.

Закончив народно-певческую школу, я пробовался и на эстраду, и в Москонцерт. Везде пробовался... Была такая гастрольная опера при Московском объединении художественных коллективов на улице Ждановой, около церкви. Там была оперетта, там была опера, там был драмтеатр. И вот в 1967 году я по конкурсу попал в эту гастрольную оперу. Мы готовились, а потом месяц-полтора ездили по всему СССР.

Александра Николаевна в то время «пробивала» авторское свидетельство на дыхательную гимнастику. На мне проводились все эти процедуры — замеры жизненной емкости легких, спирограммы, миллиметровки...

Как только я стал заниматься с Александрой Николаевной, я стал приходить к ним домой. Они меня заставляли с ними обедать. Племянник Александры Николаевны Женя очень меня ревновал к Стрельниковым. Даже однажды меня вызвал и сказал, чтобы я у них больше не появлялся. И я какое-то время не появлялся. Потом Александра Николаевна спросила, в чем дело. Я сказал, что это Ваш Женя постарался. У них произошел серьезный разговор, ведь я был для Александры Николаевны и Александры Северовны как сын. Я занимался, учился, приходил к ним каждый день после занятий.

Я попробовал поступить в консерваторию, тогда еще был жив Александр Васильевич Свешников. Так как я уже работал в Гастрольной опере, то хотел пойти учиться в консерваторию на вечернее отделение. Это был 1969 или 1970 год. Я пошел к декану вокального факультета Гуго Натановичу Тицу. Он со мной немножко позанимался и мы вместе с ним пошли к Свешникову. «Что ты споешь? — спросил Свешников.— Ну давай Рудольфа!» Нужно ведь было показать полный диапазон голоса. Я спел. Вышел оттуда желто-зеленый от волнения. Через какое-то время они мне дали ответ, что вечерний факультет в Московской консерватории ликвидирован.

— А не могли бы Вы уйти из театра и поступить учиться в консерваторию?

Я ответил:

— Не могу!

— Почему?

— Потому что у меня уже идет с 1967 года стаж, стаж солиста оперы в Гастрольной опере. Если я уйду в консерваторию, стаж прервется. Выучусь у вас, а не известно, что будет дальше!

Я закончил Гнесинский институт, занимался у Белова Евгения Семеновича. Он художественно делал «фразировочку».

Певец Ломоносов — это «продукт» А.Н. Стрельниковой. Она протоптала мне тропиночку. В 1973 году я пришел в Большой театр. В Большом спел все ведущие партии. Бывало так, что я пел в спектаклях по 3-4 дня подряд того же Собинина (опера «Иван Сусанин»), Просили спеть Герцога в «Риголетто». У меня ведь лирико-драматический тенор, я везде чувствовал себя свободно: Герман в «Пиковой даме», Радамес в «Аиде», Кассио в «Отелло», Маврико в «Трубадуре», Дон Альваро в «Дон Карлосе», партию Лыкова в «Царской невесте», княжича Всеволода Юрьевича в опере «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», князя в «Русалке» Даргомыжского. В «Хованщине» Мусоргского я исполнял 2 партии — Андрея Хованского и Голицина, а в «Борисе Годунове» даже 3 — Самозванца, Шуйского и юродивого. Пел Фауста в одноименной опере Гуно, Пинкертона в «Чио-Чио-Сан», Семена в опере Прокофьева «Семен Котко», партию Володи Гаврилова в опере Родиона Щедрина «Не только любовь».

За партию Носа в одноименной опере, которую я исполнил в Камерном театре Бориса Покровского, мне присудили Гран-при в Нью-Йорке и Париже.

И я всегда пел русские народные песни. Большой репертуар.

Александра Николаевна сама ведь какое-то время преподавала в Московской консерватории. Она могла встать и тут же перед всей кафедрой спеть. Безо всяких распевок. Особой красоты у нее в голосе не было, но была очень такая четкая линия ведения звука. У Александры Николаевны была своя неповторимая манера пения, у Александры Северовны — тоже.

Почему официально не признавали метод Стрельниковых? Во-первых, у Александры Николаевны не было специального образования. А это самое главное. Сколько эстрадных и оперных звезд, которые преподают с образованием и ничего не могут. Послушай учеников их классов — одни калеки. Не признавали Александру Николаевну только по этой простой причине, а она занималась и с больными, и с вокалистами.

Помню, к Стрельниковым в Сокольники приезжали Гелена Великанова, Клавдия Ивановна Шульженко. Одними из первых учеников Стрельниковых были актер и режиссер театра Советской Армии Попов Андрей Алексеевич и его отец, знаменитый режиссер Алексей Дмитриевич Попов. С ним занималась Александра Северовна.

Александра Николаевна каждый раз перед спектаклем занималась с Андреем Мироновым, распевала его. Мы даже ездили с ней в театр Сатиры вместе. И перед выходом на сцену она с ним занималась.

Хочешь жить, хочешь не болеть, хочешь петь — занимайся! Перед тем, как начать вокальный урок — обязательно гимнастика. Мать и дочь были разные. Александра Николаевна — более прямая, открытая. А Александра Северовна — дипломат. Александра Николаевна никогда не шла на компромиссы, а Северовна — давай попробуем вот этот приемчик, давай этот! Александра Николаевна все анализировала, собирала, систематизировала, привносила свое, развивала, и на этой базе пошла гораздо дальше своей матери, запатентовала.

Александра Северовна в общении была интеллигентней, говорила по-французски и даже по-итальянски, а Александра Николаевна только в 50 лет стала учить французский язык. Их дедушка был богатый человек, помогал движению большевиков, но они это скрывали — время было такое.

Начинали они обе с вокалистов, потом Александра Николаевна переключилась на больных. Но ведь основа одна— дыхание. В гимнастике Стрельниковых — культ вдоха. Мышцы живота все время должны быть в состоянии вдоха, на этом принципе нужно и говорить и петь, т.е. надо петь полным диафрагмальным дыханием. Как к этому придти? Вот этот путь и прошла Александра Николаевна Стрельникова. Она говорила: «Мышцы живота во время пения все время должны быть в состоянии вдоха. Они должны напрягаться. Это стержень, который приводит в порядок вот этот звуковой столб».

Так что главное — ощутить маршрут прохождения воздуха от основания до самой нижней точки. Это основа. Когда ты держишь это дыхание — на нем ты хорошо поешь.

Александра Николаевна применяла в работе со мной наклоны и полуприсядь на обеих ногах. Полная присядь, да еще с одной зажатой ноздрей (как сейчас некоторые пишут) — это глупость! Это ерунда... Александра Николаевна делала вдох с одной зажатой ноздрей в очень редких, исключительных случаях. Когда ты дышишь обеими ноздрями — оттягиваешь слизь, и она уходит.