Реанимация Записки врача - Найдин Владимир Львович. Страница 18

Но есть в их поведении одна «закавыка», одна особенность. Получив хороший уровень восстановления, они начинают считать, что эти достижения есть результат только их тренировок, гениальных приспособлений, терпения и даже таланта. И уверовав в собственную одаренность и этот самый выдающийся талант, они пытаются убедить других пострадавших людей следовать только их путем. И никак не иначе. А у тех — совсем другая история поражения, гораздо более тяжелая и сложная. Иногда вообще ничего общего.

И посмотрев на лихие взмахивания ног и смелые кульбиты «умельцев» (Красов, лежа на спине, даже выделывал нечто похожее на брейк-данс), они прекрасно понимают, что повторить эти движения невозможно по определению. А когда эти показы еще сопровождаются нравоучениями типа: «Делай как я и не иначе!.. Вы — лентяи, охламоны, бездельники, берите пример с меня!» — становится совсем нестерпимо.

Конечно, среди спинальников, как и среди обычных людей, есть и лентяи, и охламоны, но их не больше и не меньше, чем среди остальных. Хотя, безусловно, есть и просто сломленные люди. Сломленные своим несчастьем, тоской, необратимостью ситуации. Но много и очень сильных, упорных и мужественных. И сейчас они есть. Они работают как одержимые, преодолевают боль, слабость, неудачи. Однако глубина поражения так велика, что успехи ничтожны, а прибавка в здоровье почти незаметна. Проходят дни, месяцы и годы, а «воз и ныне там». Тут любой дрогнет. Попробуйте так неистово заниматься, тратить море сил, пота, слез, эмоций и времени — а результата почти не видно.

И еще одна сложность — родственники, и в первую очередь жена (или муж, если она спинальница). Мать и отец — с ними все понятно. Они не выдадут и не смоются аккуратненько. За редким исключением. А вот мужья и жены — большая проблема.

Но вот у Валентина она благополучно разрешилась, у него был крепкий тыл. Мать и новая жена вполне прилично ладили и дружно помогали ему сражаться с судьбой. Он был накормлен, чист, опрятен. Все механизмы — коляска, тутора, машина — содержались отлично. За этим следила жена, она тоже была каким-то технарем. И еще — педантом.

Помню такую картину: Валентина в летном комбинезоне мужа возится с мотором «Волги». Комбинезон ей велик, пузырится на коленках и на попе. Капот машины поднят, она продувает насосом карбюратор. Валентин из кабины покрикивает: «Резче, шибче качай! Пах, пах! Напирай!» Жена молча наваливается на рукоятку насоса и страстно его дергает своей могучей рукой. Крупная женщина. Поршень вообще вылетает из насоса, рукоятка надламывается. «Вот бог дал силенку, — восхищается Валентин, — тащи другой агрегат!»

Жена смущенно улыбается, сопит, вытирает руки, нос ветошью и идет в гараж за другим насосом. Красота!

Потом меня зовут обедать. Подают те знаменитые киргизские манты. Ольга Афанасьевна приготовила по всем правилам. Душистые, ароматные, держу их за пупочку сверху, аж слюни текут. Валентин эдак с подковыркой спрашивает: «Рюмочку, конечно, нельзя? Повредит здоровью?» На что я важно отвечаю словами чеховского доктора: «При мне можно. Но без меня! Ни в коем случае!» (Потом в рассказе доктор с племянником напиваются в стельку.) У Чехова часто встречаются пьющие доктора. Это жизненно и понятно. Мы выпиваем рюмашку — одну, вторую, третью. И останавливаемся. Даже под прикрытием сытных и могучих мантов — достаточно. Валя розовеет, мелкие капли пота выступают на лбу, на крыльях носа. Чаще поднимаются дыбом волосы — его прямо на кресле-коляске жена отвозит в соседнюю комнату, «на свидание с уткой», шутит горьковато Валентин.

Я тоже розовею и покрываюсь испариной, водка с мантами — бодрящая смесь. Получается, что я «пьянствую водку» с пациентом? Формально, конечно, нехорошо. Но по жизни, как теперь говорят, нормально. Кроме того, человек он незаурядный — сильный, волевой, могучий. Учиться и учиться его стойкости. Вот я и учусь. В разных аспектах.

Потом пьем крепкий душистый чай и размышляем о Валиных перспективах. Они, мягко говоря, туманны. Прошло уже три года после травмы. Травматический процесс закончился, кровоиз- лияние в спинной мозг преобразилось в кисту и рубец, с которыми что-либо поделать практически невозможно. Остаются какие-то компенсаторные возможности — тренировать те мышцы, которые меньше всего пострадали и могут взять на себя часть нагрузки.

Все это я объясняю Валентину, осторожно подбирая слова, чтоб совсем не утопить его веру и надежду хоть в какое-то улучшение. Однако сам в этот прогресс верю слабо. И он, конечно, по интонации прекрасно чувствует мою неуверенность. Улыбается и говорит: «Ладно, Львович, успокойся, замнем для ясности. Лучше мне подскажи упражнения для равновесия. Это я делаю с удовольствием».

С равновесием дело непростое. Не случайно в цирке жанр эквилибра очень ценится. Люди стоят на руках, на голове, даже на ушах — лишь бы не на ногах. А если уж встают на ноги, то обязательно на что-нибудь эдакое узкое и крайне неудобное — проволоку, острие шашки, спинку стула, голову партнера. Канат считается широким и шикарным удобством. Это для начинающих. Так вот, для спинальника, да еще шейного, у которого параличи не только ног и рук, но и туловища, всякого рода вертикальная позиция превращается в цирковой номер. Даже сидеть без опоры — и то трудно, опрокидываешься на спину или на бок. Как ослабленный или недоношенный младенец. Которого обкладывают подушками. Представили? А вставать? Теперь вообразите, такого человека, закованного в мощный корсет и высокие тутора-протезы наподобие средневекового рыцаря, которого ставят вертикально, как говорится, «на попа». Он должен «ловить» баланс, чуть придерживаясь за опору руками. Почему чуть? Да потому, что руки у него тоже «не люкс», ослаблены.

При этом надо учесть еще одну проблему — глубокую чувствительность ног, вернее, полное отсутствие этой самой чувствительности. Спинальник, если не смотрит на ноги, зачастую даже не знает, где они находятся, согнуты они или разогнуты, в каком положении стопы и пальцы. Бывает, что они подворачиваются и травмируются, а он об этом ничего не знает. И только вечером, снимая с себя всю амуницию, он с удивлением разглядывает посиневшие пальцы и распухшие лодыжки. С этой чувствительностью вообще все время какие-нибудь неприятности, и чаще всего — температурные.

Жгучий холод или крутой кипяток для больного неотличимы, вот он и напарывается на проблемы. Даже Валентин, за которым был идеальный уход, пару раз ошпаривал ноги, сидя в ванне. Горячая вода тоненькой струйкой льется на стопу, а он ничего не чувствует. В результате — настоящий ожог: покраснение, водяной пузырь, кожа слезает как перчатка. Еще лежа у нас в клинике, он однажды так ошпарил ногу, что на ней образовались глубокие ожоговые язвы. Ольга Афанасьевна терпеливо обрабатывала эти ужасные раны — облепихой, мумие, прополисом. Народными средствами. Залечивала неплохо.

Но вернемся к тренировкам равновесия. Сидеть ровно он научился сравнительно быстро.

Использовал вес головы как балансир. Сидел и покачивал головой, как «китайский болванчик». Потом по моему совету «утяжелял» голову: устраивал на темечко какой-нибудь груз — мешочек с песком, грелку с теплой водой, а на эту грелку водружал толстую тяжелую книгу. У него был томик знаменитой энциклопедии «Мужчина и женщина». «Как Васисуалий Лоханкин, — смеялся Валя, — осталось только на голову класть эту тематику». Жена, насмотревшись «Вокруг света», советовала ему ставить швейную машинку, как корзинку с фруктами. Шутили, шутили, но сидеть он научился довольно быстро и хорошо.

Стал учиться стоять и ходить. Это было гораздо труднее — задача со многими неизвестными. Ноги парализованы и абсолютно ничего не чувствуют, мышцы спины и брюшной пресс — еле-еле «фурыкают» (Валино выражение), руки, особенно кисти — тоже слабенькие, опираться на них трудно и ненадежно.

Закованный в протезы-тутора и корсет, он стоял, покачиваясь и «ловя» баланс, в параллельных брусьях. Время от времени, потеряв равновесие, с грохотом обрушивался вперед на эти брусья и провисал на них, закапывая перед собой пол крупными каплями пота. Они ручьем сбегали со лба и шеи. Гримаса напряжения и отчаяния изменяла его обычно спокойное лицо.