Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача - Автор неизвестен. Страница 57

— Нет, кто это сделал?

— Ховард и Фарбштейн, они слушаются Сорки. Снова молчание.

— Подождите еще немного, хорошо? Я попробую. Шесть месяцев. Согласно печальному графику Манцура «по пациенту в неделю» число убитых им может существенно возрасти. Еще двадцать четыре смертельных исхода могут произойти из-за нерешительности ОНПМД. Мне оставалось только надеяться на более быстрое развитие событий.

* * *

В тот момент, когда я переодевался после операции, в мой кабинет ворвался Вайнстоун, я слышал, что он уходил на встречу с Ховардом. Он не обращал внимания на то, что я был в одних трусах, и развалился в одном из моих кресел.

— Марк, они отступают, завтра утром ты получишьписьмо от Фарбштейна об отмене твоей отставки.

Мне показалось, что он даже растроган, это было длинное сражение и для него.

— Позвольте мне позвонить Хейди, она должна знать. — Ее нет дома, Марк.

Новость не слишком потрясла меня, я знал, что они согнутся или заплатят цену собственной глупости.

— Расскажите, как это произошло? Я начал одеваться.

— Как я и рассчитывал, мое письмо сыграло решающую роль. Я потратил на это две недели, предварительно получив консультацию юриста. Что я говорил тебевсегда? Думай и жди, поспи спокойно и думай снова. И только тогда действуй. Теперь ты знаешь, что моя дипломатия срабатывает.

Я читал его письмо, он мне показывал его перед отсылкой Фарбштейну:

«Я удивлен и обеспокоен, получив копию вашего письма доктору Зохару об увольнении. Хотя вы предупреждали меня о необходимости сокращения штата хирургического отделения и предлагали доктора Зохара как единственного врача для сокращения, я ясно заявил вам, что не соглашаюсь с этим решением.

Доктор Зохар вносит значительный вклад в работу отделения и как клиницист, и как ученый. Кроме того, доктор Зохар — опытный травматолог и является очевидным кандидатом для работы в недавно запланированном трав-моцентре хирургического отделения. В соответствии с моими обязанностями председателя хирургии я должен объяснить доктору Зохару причину его сокращения. У меня нет никаких претензий к его работе, поэтому не имеет смысла выбирать именно его кандидатуру для сокращения. Прошу вас отменить данное одностороннее решение. Я готов обсуждать необходимость уменьшения штата хирургического отделения и передать на рассмотрение адекватный план для достижения этой цели.

Искренне ваш, Лоренс Вайнстоун, профессор и председатель хирургии».

— Достаточно жесткое письмо, я уже говорил вам. Вайнстоун был доволен.

— Сегодня утром Ховард спросил меня, является ли это моей заключительной позицией по твоей проблеме. Я сказал, что да, и пригрозил представить содержание письма в суде, если будет судебный процесс.

— А он предъявит иск вам, — ответил я.

— Ховард назначил Фарбштейна на роль главного участника крестового похода против нас. Я чувствовал, что они придут с поклоном. И не ошибся — час назад они попросили меня подняться в кабинет Ховарда. Фарбштейн тоже был там.

— Представляю, как это выглядело.

— Позволь мне выпить. — Он указал на бутылку «Леба-нииз Арак» на моей полке.

Я никогда не видел, чтобы Вайнстоун пил в госпитале. Налив спиртное в чайный стакан, я залил его негазированной минеральной водой, наблюдая как прозрачная жидкость приобретает молочно-белый цвет, вручил ему стакан и поднял бутылку.

— Будем здоровы!

Я выпил глоток из горлышка, чистый вкус был прекрасен. Вайнстоун медленно продолжал пить.

— Я сказал им, что, если они уволят тебя, я вынужденбуду рассказать суду целую историю, это, конечно, заинтересует СМИ, а там не останется иного выбора, кромекак отменить твое сокращение.

Вайнстоун рассказал, что Фарбштейн был в некотором смятении, однако убеждал Ховарда не пересматривать дела. Он говорил: «А кто такой Зохар вообще? Он что, известен на всю страну? Почему мы все должны зависеть от него?»

— Но Ховард уже решил, он сказал, что ему не нужнысудебные процедуры и СМИ, разнюхивающие все вокруг, он не хочет потратить несколько миллионов на адвокатов. «Будьте реалистом, — посоветовал он Фарбштейну. — Лар-ри председатель, и он решает с кем работать, это его отделение, а не ваше». После я спросил Фарбштейна, можно лимне ли я спуститься и сказать тебе, что письмо, отменяющее предыдущее, будет доставлено завтра утром.

— И как он ответил? — не без интереса спросил я.

— Он был бледен, но кивнул… Это путь к победе. Резиденты могут писать много ходатайств в твою защиту, но это у нас не помогает, мое письмо оказалось весьма кста^-ти. Позвони жене и дай ей знать.

Вайнстоун бывал теплым и заботливым, но я видел его холодным и безразличным. Сейчас он был искренне рад, что выручил меня, он знал, Что, спасая меня, он спасал и себя тоже. Я наблюдал, как Вайнстоун попивал из стакана, и представлял Фарбштейна, загнанного в угол.

Глава 21. Питающий зонд

Позвольте человеку быть честным и поступать правильно, либо не делать ничего.

Джеймс Мэрион Симе (1813–1883)

Август — сентябрь 2000 года

Озеро Алгонквин было окутано густым туманом. Моросило все время, с первого дня нашего приезда на отдых. После ланча я разжег костер на лужайке перед озером и уселся за ноутбук с порцией разбавленного виски. Из кухни спустилась Хейди с кружкой чая в руках.

— Опять пишешь? Я думала, мы в отпуске.

— Я занимаюсь своей книгой. Где же мне писать, в машине по пути в Бруклин?

— Ты можешь писать, сколько хочешь, но кто купит твою книгу? Неужели ты думаешь, что люди захотят читать о бесконечных интригах врачей и о хаосе в госпиталях? Ты действительно веришь, что у обычного человека хватит терпения следить за ходом твоих длинных М&М конференций? Не слишком приятно читать мрачные истории про докторов, режущих старых бруклинцев. Продолжай развлекаться, но я сомневаюсь, что кто-то опубликует твою книгу…

— Хейди, ты знаешь, сколько у нас госпиталей? Тысячи. Есть лучше, есть такие же, а есть даже и хуже, чем наш. И везде есть свои Сорки, Манцуры, Фарбштейны, Ховарды и даже Вайнстоуны. Думаю, что немало и Зоха-ров, желающих разобраться, но не знающих, как это сделать, чтобы не испачкаться в дерьме. А я считаю, что врачи с удовольствием будут читать мою книгу, ведь люди любят читать про себя. Как ты думаешь? Хейди подкинула полено в огонь.

— Ну а неподготовленный читатель, по-твоему, ему будет это интересно?

— Люди читают Клэнси и им нравится его технический жаргон, им интересно знать про субмарины и радары. Удивительно, но даже Джона Гришама читают, а он без конца размышляет о судебной системе и законодательстве. Так почему же не взглянуть на работу хирурга с оборотной стороны? Не на истории с обычным «хэппиэндом», а на картинки реальной жизни?

— Не знаю, тебе могут не поверить, если ты будешь так сгущать краски. Никто не захочет и слышать, что наши врачи не самые лучшие в мире. — Она взглянула на небо. — Надеюсь, что солнце все-таки взойдет. На каком месте ты сейчас?

— Я пишу о последних событиях, о нынешней стычке между Вайнстоуном и мной.

Она пододвинула ноутбук и пробежала глазами мои заметки, покачав головой, вернула ноутбук на место и вздохнула.

— Не понимаю, зачем тебе сердить Вайнстоуна? Тыразве не видишь, что он твой единственный друг?

Мы наблюдали, как костер медленно догорает. Я объяснил Хейди ситуацию:

— Думаешь, что я плохой, а он хороший. Он на виду, онкапитан, который хочет провести корабль в нейтральныеводы и чувствует, что я на его стороне. Я могу быть полезным в устранении Сорки, но потом я могу стать препятствием. Он может приготовить почву для того, чтобы сделатьменя козлом отпущения, а позже сказать Ховарду, Фарб-штейну и друзьям Сорки: «Знаете, я избавился от Зохара, теперь мы можем начать мирное и плодотворное сосуществование». При этом он, возможно, решит, что спасает меня.