Горький вкус времени - Джоансен Айрис. Страница 35
– Он мертвец.
– Очень смешно.
– Я нахожу, что смерть придает некую анонимность внешности. Почему вам вдруг стало так интересно знать, как он выглядел?
– Было темно, и Катрин не видела, кто на нее набросился. Она сказала, что у них не было лиц, и это ее тревожит.
– И вы пытаетесь придать им лица ради нее? – С минуту Франсуа молчал. – Этьен Мальпан был светловолосым, около сорока лет, крупным, полным мужчиной.
– Я помню, он был большой. А какого цвета у него были глаза?
– Не помню.
– Так узнайте.
– Я что, должен пойти на кладбище и, если его еще не похоронили, велеть поднять ему веки?
– Ей нужно лицо с глазами. А вы не производите на меня впечатление чрезмерно брезгливого человека.
Франсуа покачал головой:
– Вы что, никогда не сдаетесь?
– Ей нужно лицо.
Франсуа открыл дверь.
– Вы сделаете это?
– Отстаньте от меня!
В высоком вестибюле эхом отозвался звук захлопывающейся двери.
– Вам следует быть поосторожнее. Он опасный человек.
Жюльетта обернулась и увидела Филиппа.
– Почему вы так уверены?
– Пытаясь разузнать, где живет Эчеле, я немного расспросил о нем. Номинально он агент и клерк Дантона, но не это его основная обязанность.
– Меня это не удивляет, он не похож на клерка.
– Он собирает информацию для Дантона.
– Шпион?
– И, кроме того, он непредсказуемо опасен. За последние два года Эчеле дрался на пяти дуэлях, причем с людьми, которых Дантон счел удобным убрать с дороги.
И это сообщение не удивило Жюльетту.
– Меня он не вызовет на дуэль. И у меня нет никакой важной информации для него.
– Две из этих дуэлей произошли из-за женщин. Предполагают, что Эчеле соблазнил их, чтобы вынудить свою жертву дать ему право выбора оружия. – Филипп покачал головой. – Все это не слишком благородно.
Жюльетта не могла представить Эчеле в роли соблазнителя. От Франсуа, при всей его физической привлекательности, исходила честность, казавшаяся несовместимой с такого рода интригами.
– А вы разве лучше в этом отношении? Как еще могли вы получить те платья, что Робер принес в мою комнату?
– Это другое дело, – возразил Филипп. – Я просто объяснил мадам в магазине, что мне нужно.
Жюльетта поняла, что он верит собственным словам. Филипп всего-навсего очаровывал, улещал, нежно улыбался – и дело было сделано.
– И в каком магазине вы их приобрели?
– У Жюли Ламартин. Я вспомнил, что Жан-Марк пользуется им, чтобы одевать свою… – Филипп осекся, затем в замешательстве продолжал:
– Она начнет шить для вас полностью новый гардероб, как только я привезу ей ваши нынешние мерки.
Он ходил в магазин, куда Жан-Марк посылал свою любовницу. Жюльетта ощутила короткую боль. Нет, она просто устала и сбита с толку. У всех богатых людей есть любовницы, причем у куртизанок лучше вкус, чем у жен. Будет отлично, если портниха оденет Катрин до ее отъезда из Парижа.
– Завтра я вам приготовлю мерки Катрин.
– И свои тоже.
– Я прекрасно обойдусь одним из платьев Мари.
– Мои сестры не должны быть плохо одеты.
Жюльетта обвела взглядом его безупречный костюм и невольно улыбнулась.
– Прекрасно, вы получите также и мои мерки. – И Жюльетта заторопилась было к Катрин, как вдруг услышала за спиной голос Жан-Марка:
– Жюльетта!
Она обернулась.
– Да?
– Почему гражданка Справедливость?
Жюльетта поспешно отвела взгляд.
– Я же сказала вам – неважно.
– Вот как? Я начинаю задумываться над тем, что вы вообще считаете важным.
– Мою живопись. Катрин.
– И больше ничего?
– Ничего.
Губы Жан-Марка раскрылись в легкой улыбке, а в выражении его лица появилось что-то одновременно интимное и вызывающее. Жюльетта неожиданно физически ощутила его присутствие – ширину его плеч, крепкие мускулы его ног под облегающими панталонами, плоский живот. Она зачарованно смотрела на Жан-Марка, не в силах отвести глаз.
– Мы должны попытаться по-настоящему расширить ваш кругозор. – Жан-Марк отвел взгляд от Жюльетты и ушел в салон.
Девушка облегченно вздохнула, как будто его присутствие мешало ей дышать.
– Вы спрашивали, примет ли она меня?
Жюльетта совсем забыла о Филиппе и его просьбе.
– Я по-прежнему хотел бы сказать ей, как мне стыдно… – Филипп умоляюще смотрел на девушку.
– Стыдно? Давайте я расскажу вам, что это такое. – Рука Жюльетты стиснула дубовые перила лестницы. – Катрин так переполняет это чувство, что она не станет смотреть вам в глаза. Я не могу заставить ее понять, что стыдно должно быть виноватому, а не жертве. По той же причине она считает, что вы благородный человек с такой чистой душой, что сочтете ее отвратительной.
– В таком случае позвольте мне заверить ее, что это не так. – Филипп сделал еще один шаг к лестнице. – Позвольте сказать ей, что это я виноват.
– Она вам не поверит. Неужели вы так мало ее знаете? Она увидит ваш стыд и решит, что это отражение ее собственного стыда.
– Скажите ей… Ничего. Я ведь ничего не могу сказать, правда?
– Ничего. – Жюльетту тронуло отчаяние на лице Филиппа. Все говорили, что он уговорит любую женщину, но она считала себя неподвластной его чарам. – Возможно, через несколько дней вы сможете с ней поговорить.
Лицо Филиппа просветлело.
– И вы скажете мне, если что-то понадобится для вас сделать? Я буду счастлив услужить вам обеим.
– Если что-то понадобится, я вам скажу. – Поднимаясь по лестнице, Жюльетта спиной чувствовала его тоскливый взгляд.
Павлин и пантера, размышляла она. И, подавляя их обоих, мерцало загадочное зеркало – Жан-Марк Андреас.
Дойдя до верхней ступеньки, Жюльетта резко остановилась и посмотрела вниз.
– Краски и холст.
Филипп был поражен.
– Что?
– Если мне придется сидеть здесь какое-то время, у меня должны быть краски и холст. Вы позаботитесь об этом?
Жюльетта, не дожидаясь ответа, пошла по коридору к комнате Катрин.
– Месье Жан-Марка нет дома. Будьте добры подождать в салоне, пока я скажу мадемуазель Жюльетте, что вы пришли. – Робер принял от Франсуа шляпу и перчатки. – Я полагаю, она наверху в…
– Нет.
Сегодня Франсуа был совершенно не в настроении выслушивать нападки Жюльетты де Клеман. Он явился сюда прямо из Национального конвента, ему и без того было достаточно тошно от разговоров о последних массовых зверствах Дюпре. Франсуа не знал, почему пришел сюда именно сейчас. У него не было ни малейшего намерения повиноваться приказу Жюльетты и часто появляться на Королевской площади. И тем не менее прошло всего два дня с тех пор, как он вышел отсюда, хлопнув дверью. И все же раз уж он здесь, то можно побыть тут какое-то время.
– Проводите меня в сад.
Робер кивнул.
– О, вы хотите повидать мадемуазель Катрин? Конечно, месье. Сюда, пожалуйста.
Робер направился через переднюю, а Франсуа замешкался. Желания видеть Катрин Вазаро у него тоже не было. Он слишком зачерствел, чтобы испытывать к кому-либо жалость или сожаление, считая, что эти чувства в нем похоронила революция. Однако Катрин Вазаро наполняла его странным острым желанием успокоить и защитить ее.
Эчеле медленно последовал за стариком к застекленным двойным дверям, ведущим в сад.
Катрин Вазаро сидела на мраморной скамье у фонтана, журчащего в центре зала. Ее руки покоились на коленях. Франсуа смутно осознал, что одета она во что-то мягкое и голубое, а солнечный свет, струясь по ее светло-русым волосам, золотит их, образуя вокруг головы сияющий нимб.
– Это месье Эчеле, – мягко сказал Робер, останавливаясь перед девушкой. – Он пришел навестить вас, мадемуазель Катрин.
– Вот как? – Катрин подняла глаза от сложенных на коленях рук. – Франсуа. Вас ведь зовут Франсуа?
– Да. – Молодой человек стоял, глядя на Катрин, а Робер вернулся в дом. Девушка выглядела еще более хрупкой, чем в тот вечер, когда Франсуа видел ее в последний раз. Под глазами у нее залегли темные тени. – Вы ничего не едите?