Иные миры: Королева безумия (СИ) - Белов А. А.. Страница 86

Это пронзительное одиночество посреди огромного и таинственного мира. Это глубочайшие и трагические переживания. Это боль и отчаяние, это страдания и страх, это печаль и обреченность, это безысходность и смерть.

Это — жизнь.

Это — шизофрения...

«Холод, лютый холод повсюду. Нет и не будет весны. Изнеженный город припал к кокаину. Белый снег — как белый порошок. Город спит в нем, и сны его черны. В них оживают мертвецы и правят машинствующие человекороботы.

Город спит, но не спят его мертвецы. Древний ужас, запрятанный глубоко внутри, рвётся на волю и хочет править безумием. В пустых глазницах поселяется тоска по смерти. Город ждёт кровавых перемен и баюкает свои сны.

В чёрном небе танцуют, беснуются звёзды. Они поют отходную миру. Мир приходит на именины Смерти, и несёт с собой подарки — недоеденные души и недопитые сны. Я съедаю снег реальности, морщась от приторно-сладкого яда. Мир рушится, гниёт и падает грохочущим водопадом. В остывших постелях холодных домов — замёрзшие трупы. Они ждут сигнала. Третий ангел вострубил, и мертвецы восстали. Кровь течёт в жилах рек, питающих мёртвые тела озер. В гранитных скалах многоэтажек, зияющих пустыми глазницами окон — зловещая тишина. Там затаились корнеплоиды, порождённые генетическим прогрессом. Их острые щупальца шевелятся и тянутся к горлу Большого Брата. Тенеубийство оправдано сопришествием Солнца. Стальные когти реальности прорастают в плоть и впиваются в наши мысли. Люди обращают умоляющие взгляды на север, где прорастает радиоактивная опухоль жизнераспада.

Там, на вершине мироздания, покоится он — Страж бытия. Зорким оком окидывает он свои владения. Он режет податливую плоть бытия острым ножом времени. Он всепроникающ и всеследящ. В его глазах омертвляющая усмешка. Он плавит снег реальности, обнажая язвы будущего. Он готовит для города целебный яд орыбления. Сумасшедшие, не знающие приговора, радуются и поют гимны.

Подросток, вторгающийся в нежное лоно сла-доудовольствия, разрывает тончайшую плёнку времени. Души незачатых младенцев истошно поют о сладостях бытия, оправленного в серебро межмирно-сти. Свирепый ангел разит их отравленным копьем, и нерождённые души умирают в сладких мучениях.

Время хлещет изо всех сил, оставляя кровавые полосы на теле. Души неоживших детей истекают кровавым соком. Задыхаясь в предсмертной агонии, люди будут овеществлять невсесущее и неодушев-лять неомертвлённое. Они будут парить над городом, как над разбитой жизнью. Так не было никогда и так будет всегда. В остывающих глазах безумцев навсегда запечатлился облик ангела смерти. Он вернётся, и будет срывать прозрачные плёнки с мёртвых век, чтобы никто не узнал его.

В зловещей пустоте нарастает напряжение взрыва. Одиночество жизни переходит в одиночество смерти. В пустоте космического вакуума миллион лет блуждает труп одинокого путника.

Я знал его. При жизни он был мной. А после смерти наконец смог вздохнуть и начал дышать полной грудью. Расколотый череп саднил болью, но Хозяин простил его и умолвил начать новую смерть после старой жизни. Постижение смысла реальности происходит через увечья времени. Кровь превратится в воду и вытечет в пустоту. Он не почувствует боли от жизни, и только смерть напомнит ему о том, что он был жив. Пройдёт миллион лет, и он снова родится. Люди-мутанты будут смотреть на него несытыми глазами и мять его нежную плоть костлявыми руками. Он будет расти среди невыясненных обстоятельств и похотливых взглядов. А когда ему исполнится шестнадцать, мертворожденная дочь Стража проснется от его поцелуя. Он войдет в её мёртвое тело и будет жить с ней долго и счастливо. А потом он снова родится и снова умрет в один день, а она будет спать с ним в своём гробу. Через тридцать лет у них родятся человекоптицы и будут летать над городом, сбрасывая бомбы на головы людей. В атомном угаре мир сгорит заживо и народится другим, уже без памяти о будущем.

Дряхлый мальчик трясущимися руками хватает яблоко и писает в беззубый рот. Он проводит время в бесконечном психозе. В дыхании человека заложен шифр, ритмический код, прочитать его — поклониться повелителю птиц. Сумасшедшие с факелами придут целовать мёртвых детей в губы и пить их сны. Анатомия распада очевидна и всепроисходяща. Тотальный контроль за сознанием неуспокоимого ничтожества. Хлеб пропитан кровью отторжения. Мы живём в смерти. У палачей нет прошлого.

Это случилось недавно — в будущей жизни. В утробе больницы нарождалась старая как мир истина. Ужас вселялся в души людей. Мир готовился к сладкой смерти. Санитар, следивший за временем, умирал в чудовищной агонии, раздираемый распадом вещества и пространства. Предчувствие смерти, как предчувствие дождя в мёртвом воздухе. В миллионах утроб шевелится мёртвая жизнь. Бешеный танец древних шаманов, заклинателей дождя, воскрешает роботов. Роботы, порождение больницы, получают человеческое дыхание. Золотая цепь реальности порвана вмешательством скрепконосых воробьев. Свирепые птицы атакуют клоны. Кровавые капли падают из грозовых туч на землю. Земля жадно впитывает кровь и прорастает скелетами. Белые черепа таращатся из пустоты и ожидают умертвляющий поцелуй спрута с истекающими салом щупальцами.

Гости уже на пороге. Трупы младенцев заворачивают в папиросную бумагу и выбрасывают в космос. Это эмбрионы, их мозг пересадили крысам. Крыс вначале обезмозжили, а потом зачеловечили. Острая игла пьёт мозг. Крыса даст потомство и заселит землю расой рэтопоидов. В застенках реанимаций нарождается прозрачноротое ничто.

А эмбрионы наступают. В обезмозженых головах невидимая пустота. Их прозрачные тела покрыты родиевой коркой. Мёртвые рыбы поют «Хаванагилу» и пляшут на сковороде. Зубастые вишни разъели все внутренности, кишки вывалились в пространство, и смрад гниющего овоща, мыслящего больше чем Геббельс, пьёт ужас умирающих младенцев.

Химический мутант — плотоядное дерево — хищно ощеривает листья, поджидая случайную жертву. По его морщинистому стволу стекает едкий сок психической зависимости. Насекомолюди толпами слетаются к дереву и начинают лизать его, чтобы стать психотрофами и получить пропуск в райские застенки. Холодный огонь реальности лижет их тела, обжигая неумертвлённые души. Люди корчатся и хохочут от мучительной радости. Те, кто может сопротивляться, пытаются улететь, но сломанные крылья не держат удар. Мир распадается на атомы. В утробе Хозяина таится безглазая тревога. В нежном психозе жизни плавают сорные травы реальности.

За поворотом в тёмном переулке притаился океан. Люди выходят из трамвая, шаркают шагами по переулку и падают в океан. Они тонут, захлебываясь во времени, и океан несёт их раздувшиеся тела дальше, к арктическим скалам, где стонут и мечутся зубастые пингвины, изнывающие от похоти. Пингвины набрасываются на покойников и начинают рвать острыми клыками гниющее тело. Начинается драка за самые сладкие куски. Мама-пингвин, скрежеща когтями, вгрызается в своих сыновей, не обращая внимания на предсмертные стоны. Обнажённые трупы стыдливо прикрывают объеденные места и спешат слиться с пингвинами в космическом экстазе. Мёртвые женщины с обкусанной грудью кормят своей кровью зубастых пингвинят. Отторжение плоти становится непреодолимым. Реальность кровава на вкус. Отчаянное совокупление человекопингвинов прерывается появлением Стража. Его мёртвая дочь хохочет и прыгает в гробу. Пингвины со стоном разбегаются. Их преследуют человекоптицы. Мертвецы веселятся, пока не разложатся окончательно.

Безумные старцы опоют смерть реальности. Город проснется и войдет в себя. Сладкий яд времени растечется по улицам и зальет глазницы домов. Город вздрогнет и бросится умирать. В половине третьего город умрет весь, оставив психбольницу на растерзание Стражу. Сумасшедшие, окончательно обезумев, поймут истину и начнут в панике покидать свои тела. Беспризорные души будут носиться под потолками и совокупляться с Вечностью. Незачатые дети расхватают души безумцев и начнут вселяться в них. Новое поколение вызреет в инкубаторах и вывалится в реальность. Пингвинолюди выйдут на битву с мёртвыми, чтобы победить их и съесть их души. На всеобщем пиршестве Страж объявит о неотвратимости смерти. Все будут радоваться и пить кровь во спасение от жизни.