Сигналы тела. О чем говорят наши болезни. Помоги своему исцелению - Ритбергер Кэрол. Страница 15

Некоторое время спустя Элис поставили диагноз «маниакально-депрессивный синдром», и с ней тут же произошли перемены. На этот раз она могла отправиться домой, так как теперь могла объяснить людям, почему чувствовала то, что чувствовала. Врачебный ярлык давал ей новое представление о себе — вместе с новой историей. Она стала прикрываться болезнью как идентичностью и так сжилась с ней, что позволила болезни управлять собой — а не наоборот.

Ей назначали один препарат за другим в попытке отыскать средство, способное обеспечить ей эмоциональную стабильность, в которой, по ее утверждению, она очень нуждалась. Дозировки лекарств все росли — она считала, что прежние больше не действуют. Затем она обвинила врачей в том, что они неправильно подобрали методы лечения, и перестала принимать лекарства вообще... и вспышки гнева возобновились. Однако вместо того, чтобы подавлять эмоции — как она это делала раньше, — она закатывала истерики, чем повергала окружающих в недоумение: чем же они могли ее так разгневать? Близкие стали сторониться ее и избегать с ней общения, дабы не вызвать новых припадков ярости. Как только это случилось, она принялась ругать свою болезнь и докторов, оказавшихся бессильными ее вылечить, — вместе с тем прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает.

Она использовала болезнь, чтобы добиться внимания к себе и получить возможность выражать эмоции. В ее восприятии такое состояние не было чем-то плохим, поскольку давало ей все, в чем она нуждалась. И потому, когда я предложила ей попробовать избавиться от историй и ложного восприятия, скрытого за маской болезни, она не согласилась. Она предпочла остаться замкнутой в своем мирке под прикрытием недуга.

Взаимосвязь жизненных историй с телесным здоровьем — идея не новая. Древние врачеватели и метафизики Египта, Греции и Китая изучали эту связь, чтобы понять причины болезни человека и запустить процесс исцеления. Даже Гиппократ обращал внимание на связь мифологии с биологией, когда диагностировал и лечил недуги. Он считал: о чем человек думает, тем и становится. Соответственно, он оценивал состояние мыслей человека, чтобы понять его физическое состояние.

Гиппократ полагал, что ум и тело являются копией и импринтом друг друга, потому то, что влияет на одно из них, влияет и на другое. Он делил целительный процесс на два этапа. Первый этап требовал изменить текущий образ мыслей, ибо если этого не сделать, то ум возвратится к прежним шаблонам мышления, все действия человека будут вновь склоняться в сторону нездоровых привычек и предпочтений, а в теле усугубятся хронические немощи. Второй этап предполагал создание новых моделей мышления. Это позволит появиться новым выборам, новым моделям поведения и новому образу жизни — целительному как для ума, так и для тела. Вся его деятельность доказывает важность здорового состояния ума для исцеления и поддержания здоровья.

Зигмунд Фрейд также подчеркивал важность здорового образа мыслей и в своем подходе к пониманию причин возникновения болезней обращался к взаимосвязи мифологии с биологией. Он считал, что вскрытие историй, спрятанных в глубинах человеческой психики, благотворно скажется на теле. Для этого он придумал «лечебную беседу» — человек говорил и говорил, выговаривал свое прошлое, высвобождая обиды, которые стали причиной нездорового мышления. Фрейд верил, что, если истории остаются спрятанными глубоко внутри, они станут терзать человека и множиться, словно зараза. В конечном счете его подход к исцелению сводился к тому, чтобы вытащить истории наружу и восстановить таким образом связь «ум — тело». Но если бы это действительно было так, то мы все были бы здоровы, ибо рассказывание своих историй — в самой человеческой природе.

Хотя подход Фрейда в теории вполне здрав — и в самом деле приносит некоторое облегчение, — он не гарантирует, что истории или душевные раны сами исчезнут даже спустя годы психотерапии. Отчего же? Есть две скрытые причины. Первая — он не затрагивает того, как мы используем свои рассказы, и цели, которой те служат.

Вот что я имею в виду. Не замечали ли вы, что чем больше говорите о своих бедах, тем несчастнее себя чувствуете... и чем хуже вам становится, тем больше хочется окружить себя людьми, столь же несчастными? Это и есть хорошо известный синдром сбывающегося предсказания.

Мы используем истории собственных несчастий, чтобы оправдать свое уныние, и подпитываем его, окружая себя обществом таких же унывающих, как мы. В конце концов, если они несчастны, значит, и с нами все в порядке.

Вот еще пример: что скажете об историях о том, как нас обидели люди, утверждавшие, будто мы им небезразличны? Не доводилось ли вам чувствовать, что чем больше вы перемалываете свои трагедии, тем крепче они в вас врастают? Разве погружение в них не подпитывает боязнь создать новые отношения? В этом случае мы используем истории, чтобы объяснить, почему боимся любить и почему избегаем ситуаций, которые могут разбередить былые раны. А если и завязываем новые отношения, то прибегаем ко все тем же байкам для объяснения нашей нездоровой зависимости. И в той и в другой ситуации историями мы пользуемся для защиты.

Вторая причина, по которой лечебная беседа не всегда оказывается лечебной, — в том, что другие не могут заставить рассказанное нами исчезнуть. Наибольшее, что им под силу, — сочувственно выслушать и, если это специалисты, дать профессиональный совет. Они могут помочь нам в том лишь случае, когда мы хотим помочь себе сами. Иначе говоря, мы должны делать это сами, по собственному почину. Лишь в нашей власти изменить прежние представления и отпустить идентичности, которые из-за них возникают.

Это значит, что в какой-то момент нам следует прекратить пересказывать направо и налево свои истории, особенно те, что полны жалости к себе, ибо вместо поиска выхода они только усугубляют проблему. Вместо того чтобы освободить нас от прошлого, они удерживают нас заложниками привычного и хорошо знакомого. В итоге наши повествования диктуют будущее, а мы попадаем в непрерывный порочный круг рассказов-пересказов, рано или поздно проявляющийся на поверхности в виде диабета, болезней сердца, хронической усталости, аутоиммунных расстройств и некоторых разновидностей рака.

Связь «мифология — биология» помогает понять: если человек считает, будто у его болезни есть цель, чувствует, что она восполняет глубинную эмоциональную потребность, и присваивает ее себе, отождествляясь с ней, то он становится своей болезнью. Мы понимаем, что все дело в представлениях.

Представление — это сочетание мыслей, эмоций, установок и верований, слагающих образ мыслей или состояние сознания. При частом повторении они становятся истинами, окрашивающими наш взгляд на мир. Они влияют на наше поведение, устанавливают глубинные убеждения, сказываются на качестве жизни и взаимоотношениях с другими, определяют то, как мы преодолеваем жизненные трудности, и кардинально воздействуют на общее здоровье и благополучие. Представления — основа наших историй, они определяют, от каких из них мы не можем отделаться. Их нужно считать жизненным багажом, ибо в них заключено все происходящее с нами с раннего детства до зрелой поры.

Вспомним метафору «Жизнь — это путешествие», и тогда станет понятно, почему у нас появился весь наличный багаж и откуда он взялся. Он скопился в ходе странствия — нам вовсе не выдали его при рождении. Мы действительно приходим в этот мир с метафорическим пустым чемоданом — умом, сконструированным так, чтобы вместить весь опыт и события нашей жизни. Он изначально оснащен чертами личности, диктующими, как мыслить и как добраться туда, куда бы мы хотели попасть. Он хранит священное соглашение с самим собой, состоящее в том, чтобы дать намерениям души физическое выражение через мысли, слова и действия. Однако в ум от рождения не заложены страх, боль или страдание. Эти чувства приходят позднее как результат обусловленности и принятия чужих истин за свои. И тогда чемодан наполняется, становясь багажом, а сформировавшиеся представления расходятся с побуждениями души.