Психиатрия и проблемы духовной жизни (СИ) - Мелехов Дмитрий Евгеньевич. Страница 10

Последний приступ болезни (12.2 1852), в котором Гоголь погиб, протекал злокачественно, на фоне нарастающего аффекта с бредовыми идеями самообвинения и гибели, с кататоническим ступорным состоянием, прогрессирующим истощением и с полным отказом от пищи. Известно, что 2 суток он провел перед иконами на коленях без пищи и пития. Слуга обращается к друзьям, так как опасается за его жизнь. 11–12.2 он сжигает все рукописи 2-го тома "Мертвых душ". С этой ночи он 10 дней лежит в напряженной позе в постели, и ни с кем не говорит до самой смерти (вследствие бурно нарастающего истощения).

Итак, даже при отсутствии истории болезни и компетентного врачебного описания из этих потрясающих по наблюдательности и художественной точности самоописания ясно следующее:

1. Гоголь страдал аффективно-бредовым психозом с кататоническими симптомами и приступообразным циркулярным течением.

2. Гоголь знал о своей "обыкновенной" периодической болезни и боролся с ней с помощью друзей и духовника о. Матфея.

3. Описание этой болезни в психиатрической литературе не было известно и появилось через 2 года после смерти Гоголя (в 1854 г.). Поведение врачей и духовника в отношении патологических состояний Гоголя было ошибочным.

4. При таких состояниях — обязанность духовника вовремя распознать аффективные, витальные корни депрессий и маний, вовремя рекомендовать обратиться к врачу за помощью и помочь бороться во время депрессии с унынием, с греховными мыслями о самоубийстве, с безнадежностью, "мирской печалью", с тоской, которая "производит смерть", а во время экзальтации — помочь бороться с горделивыми мыслями, переоценкой своих возможностей, которые непосредственно смыкаются с состоянием прелести.

5. В религиозных переживаниях Гоголя были, особенно в первых приступах и даже до 1848 г., элементы борьбы с болезнью, сопротивления, молитвенного призывания к помощи Божией и просьб к близким и друзьям о помощи в борьбе с мятежными мыслями, суевериями, пустыми приметами и малодушными предчувствиями. В дальнейших приступах, и особенно в последнем, было уже полное господство бреда греховности, самоуничижения, потери веры в возможность прощения, т. е. все то, что западными психологами религии расценивается как "ложная мистика", продиктованная болезнью.

6. Отсутствие истории болезни, описания состояния больного между приступами, и, наконец, недоступность для изучения творчества Гоголя в последние 10 лет его жизни не оставляет места для дискуссий о нозологическом диагнозе (циркулярный психоз атипичный или рецидивирующая циркулярная шизофрения). В пользу последнего диагноза говорят бредовые и кататонические проявления во время приступов, изменение личности и творчества, утрата творческой свободы, и того легкого жизнерадостного искрящегося веселья и юмора гения, которым Гоголь владел до начала болезни.

Все это позволяет говорить о том, что у больного в ходе болезни нарастали шизофренические изменения личности, выходящие за рамки только ослабления и одряхления, которые иногда наблюдаются у больных циркулярным психозом в более пожилом возрасте. Психиатр скажет, что в ремиссии у больного хотя и не было полного восстановления, наблюдались остаточные явления болезни, синдром изменения личности.

Примечание: при отказе от пищи и прогрессирующем истощении врачи применяли с лечебной целью пиявки, кровопускания, мушки, рвотные средства вместо укрепляющего лечения, искусственного питания и т. п.

Духовник не понимал, что имеет дело далеко не с обычным покаянием, "печалью о грехах" здорового человека, которая в общей диалектике здорового покаяния заканчивается радостью прощения и возвращением в дом Отца.

У Гоголя была депрессия витальная, от природных биологических процессов, "по естеству", печаль не та, которая от Бога и "которая производит неизменное покаяние ко спасению", а "печаль мирская, которая производит смерть" (по ап. Павлу). Поэтому вместо ободрения и призыва к самопроверке, вместо разъяснения больному, что он впал в болезнь, которая имеет естественное биологическое происхождение, что эту болезнь надо принять и с терпением нести, как человек переносит тиф и воспаление легких или туберкулез, духовник советовал бросить все и идти в монастырь, а во время последнего приступа привел Гоголя в ужас угрозами загробной кары, так что Гоголь прервал его словами: "Довольно! Оставьте! Не могу больше слушать! Слишком страшно!", а 6.2 просил у него извинения за то, что "оскорбил его" (письмо Плетнева Жуковскому).

Болезнь и смерть Гоголя — типичный случай, когда врачи еще не умели распознавать это заболевание, которое еще не было описано в медицинской литературе, а духовник тоже не знал биологических законов этого заболевания, толковал его односторонне, духовно-мистически, а не в аспекте "широкого горизонта" человеческой личности, единства в ней биологического, психологического и духовного, в их сложных взаимоонтошениях.

Таковы результаты недостаточной компетенции врачебного и (позволим себе сказать) духовного диагноза, которые в наше время, уже непростительны: избежать их в таких случаях можно только объединенными усилиями врача и духовника: верующий больной нуждается в помощи их обоих.

VII. Эпилепсия

Из большого и весьма разнообразного по своим проявлениям круга заболеваний мы рассматриваем в этой главе только основную группу генуинной, врожденной эпилепсии. В этой группе главной причиной болезни является передающаяся по законам наследственности готовность к судорожным припадкам ("падучая" болезнь по старой терминологии) и их психическим эквивалентам нередко в сочетании с особым складом характера у больных и типичными особенностями их невросоматической организации, которые могут проявляться с детства (леворукость, заикание, мигрени, ночные снохождения и страхи, с полным отсутствием воспоминаний о них и т. д.) [3].

Различают "простую" — судорожную форму эпилепсии и сложную — "психическую эпилепсию", с различными приступами психических расстройств, заменяющих или сопровождающих судорожные пароксизмы.

А."Простая форма эпилепсии" проявляется в однотипных сравнительно редких судорожных приступах, имеет относительно благоприятное течение и не сопровождается грубыми изменениями личности и явлениями слабоумия, большей частью лечится не у психиатров, а у невропатологов, так как больные не считаются психически больными. Они нередко свои припадки скрывают — "диссимилируют" их или сами о них ничего не помнят.

Для духовной личности человека это заболевание ставит по существу те же проблемы, как и всякая телесная, соматическая болезнь. Такая форма эпилепсии была у Цезаря, Магомета и, видимо, у св. Тихона Задонского, который из-за припадков должен был оставить епископскую кафедру и ограничить свою деятельность литературными трудами и заботой о человеческих душах. Его высокий моральный уровень и очень теплое отношение к страданиям людей особо отмечает М. Горький, вообще не склонный к положительным оценкам священнослужителей, встречающихся на его жизненном пути.

Эта форма эпилепсии может развиваться у людей различного склада личности, но есть некоторые особенности, которые чаще других сочетаются с припадками "падучей" болезни, входят в структуру типичного наследственного предрасположения к этой болезни, а нередко углубляются, "заостряются" в ходе болезни и достигают степени бросающейся в глаза патологии, особенно при учащении припадков, которые являются одним из симптомов обострения болезни.

Обязанность духовника в отношении этих больных двоякая:

1. Помочь больному правильно отнестись к своей болезни, освободить его от страха перед припадком, побудить к активному лечению современными и достаточно эффективными антисудорожными и другими необходимыми лекарственными средствами, а также содействовать квалифицированному обследованию больного, чтобы выяснить, не является ли причиной эпилепсии менинго-энцефалит, опухоль, травмы мозга, которые требуют специального лечения.