В сладостном бреду - Джоансен Айрис. Страница 66

— Почему же?

— Быть может, они тоже испугались. Но по другой причине. В записях оказалось то, что одновременно и смутило и ужаснуло их. Что-то, что могло быть истолковано по-разному.

— О чем вы говорите? — прошептала она.

— Там было высказано сомнение в существовании Ашеры как самостоятельной богини.

Она растерянно смотрела на него.

— Как? Что это значит?

— Можно предположить, что Яхве и Ашера не были мужем и женой… но одним целым. Одним единым богом… или богиней.

Она смотрела на него, не веря своим ушам. Он не мог иметь в виду то, что говорил, а он тем временем продолжал:

— Таким образом, они могли уничтожить действительно священную реликвию. Поэтому решено хранить Трон в неприкосновенности, но никто не смел даже узнать о его существовании.

— Всем известно, что Бог — мужчина.

— Разумеется, известно. Но записи… Возможно, они говорят лишь о том, что Ашера — всего лишь часть Бога, ведающая продолжением рода. Без сомнения, Бог многолик в Его бесконечном могуществе.

— И один из его ликов женщина?

— Я не сказал этого.

— Потому, что побоялись. — Ее голос дрожал. — Я тоже боюсь говорить об этом. — Бог должен сохранять свою божественную сущность, которую она знала с детства. Все в мире может меняться, но Бог должен оставаться всегда неизменным. — Я ни за что в это не поверю.

— Ваше право, но поймите, что тамплиеры готовы на все, лишь бы быть уверенными, что ни одна душа также никогда не сможет в это поверить. Папа и Церковь правят этим миром. И ничто, из того, что они проповедуют, не может подвергаться сомнению.

— Разве может кто-то усомниться в истинности нашей веры?

— Послушайте меня, тамплиеры боятся, что вы теперь можете задавать себе вопросы и сомневаться. Вы создали знамя, что для них означает насмешку и вызов. — Он замолк на мгновение. — К тому же вы отдали его неверному.

— Чепуха. Мое знамя не имеет никакого отношения ни к богам, ни к богиням. Это ваше знамя.

— Если оно мое, то почему вы отдали его Кемалу?

— Вы знаете почему. Я отдала бы его самому сатане, лишь бы с глаз долой.

— Именно так и думают в Ордене: вы отдали его сатане. Они уверены, что я рассказал вам о Троне, и вы, вышив это знамя, вручили его Кемалу, чтобы укрепить руку неверных. — Он покачал го-лозой. — И отнюдь не легче, что Кемал во всеуслышание объявил, что стяг обладает магической силой и помогает ему в битвах.

Tea усмехнулась.

— На самом деле знамя совершенно обыкновенное. Простое совпадение, что он начал выигрывать сражения.

— Так ли? Скажите об этом Кемалу, Великому Магистру Ордена тамплиеров.

— Я говорю вам, там нет никакой магии. На мысль вышить… — Внезапно у нее в памяти возникли те дни, когда она без усталости работала над знаменем. Но это не обычное упоение вышивкой, что-то еще заставляло ее забывать о сне и еде. Она сказала с дрожью в голосе: — Я не ведьма. Я не могу вплетать заклинания в стежки. Я просто очень хотела создать знамя именно для вас. Я настроила все свои мысли на вас, и тогда рисунок появился в моем воображении сам по себе… Он словно возник сам.

Вэр встретился с ней взглядом.

— Это не магия. — Ее руки непроизвольно сжались в кулаки. — Я никогда не приму того, что здесь есть еще что-то, помимо простой случайности, что мой рисунок в точности соответствует вашему Трону со львами.

— Я не спорю. У меня нет способа узнать, где правда, а где ложь. Что-то затуманилось в моем сознании с тех пор, как я увидел этот Трон.

— А для меня ничего не изменилось. Все, что вы наговорили мне здесь, — чепуха, и если тамплиеры верят в нее, они еще и безумцы. — Она забралась под свое одеяло и повернулась к нему спиной. Надо перестать дрожать. Нет никаких причин, по которым стоило так расстраиваться. Ничего не изменилось с того момента, как Вэр рассказал о том, о чем прежде считал невозможным поведать. Бог не покарает ее только за то, что она слушала эту ересь. И все же она чувствовала, что все как-то незаметно изменилось и земля ушла у нее из-под ног.

— Не надо бояться.

— Мне не страшно.

— Тогда, значит, вы храбрее, чем я. — Рука Вэра легла на ее плечо. — Я знаю, что вы сейчас чувствуете. Когда я увидел этот Трон, то мне хотелось только одного: бежать куда-нибудь и спрятаться. Лишь после того как Кадар выходил меня после ранения, я начал думать. Я чувствовал себя ребенком, заблудившимся в темноте.

— Не дотрагивайтесь до меня.

— Я просто хочу успокоить вас, чтобы вам стало легче, — сказал он, запинаясь. — Я уверен, вы нуждаетесь в этом.

— Мне ничего от вас не нужно. — Она бы отодвинулась от его руки, но, видит Бог, ей и в самом деле так нужно было его участие. Больше всего на свете ей бы хотелось сейчас прижаться к нему, позволить ему крепко держать ее в своих объятиях, защищать от этой пустоты и неуверенности, что разъедала сейчас ее душу.

Он убрал руку.

— Что ж, пусть будет так.

И внезапно ей стало холодно и одиноко. Хоть бы он снова дотронулся до нее!

— Но послушайте меня. Если вы верите в Бога, вы должны осознать, что существует и план его творения. Возможно, он не так точен, как ваши рисунки к вышивкам, но, тем не менее, он существует. Нам следует придерживаться этой правды. — Он вновь замолчал. — И я не верю, что Бог наказывает за то, что ты иначе понимаешь этот план жизни. Бог добр. Все зло в человеке.

— Для меня все осталось прежним. Я не могу видеть Бога по-другому.

— Вы уже смотрите по-другому. — Она услышала, как он ложится, заворачиваясь в свои одеяла. — Вы попытаетесь удержаться от этого, но сомнение заползет в ваш мозг, минуя все преграды. Впустите мысль. Бог дал нам способность думать. Наверное, он хотел, чтобы мы ею воспользовались. — Он помолчал, прежде чем продолжить: — Вы не сделали ничего дурного. Если какой-то грех и был совершен, то это мой грех. И я единственный, кто будет наказан.

— Вряд ли, если ваши враги добьются своей цели.

— У них ничего не получится, — заявил он. — Спите. Мы должны тронуться в путь на рассвете.

Спать? Сможет ли она заснуть в эту ночь? В ее голове в ужасающем вихре мелькали троны со львами, знамена и отвергнутые богини. Даже такая невероятная мысль, что у Бога могут быть черты женщины, ее пугала так же, как и все остальное. Как рабыня, она всегда думала о Боге как о полновластном хозяине, имевшем право быть добрым или жестоким; а также о том, что Бог дал мужчине свою любовь и поддержку, а для женщины оставил лишь терпеливое снисхождение. Она сражалась за свободу, за то, чтобы ее ничто не связывало ни с одним хозяином, но ее мать учила ее принимать и почитать Бога из святого писания без сомнений и вопросов. И не имело значения, что Бог и Церковь позволили мужчине сделать это рабство вездесущим. Бог есть Бог. Его законы незыблемы.

Она должна выбросить подобные мысли из головы. Несмотря на совет Вэра, она не позволит ни одному его слову запасть ей в душу.

Однако все ее усилия оказались тщетны. Проваливаясь в беспокойное забытье, она видела золотые глаза, сверкающие на шелковом полотнище знамени.

— Это здесь. — Вэр остановился. — Майсеф лежит в нескольких милях вверх по этой горной тропе.

Кадар придержал лошадь и посмотрел вверх на гору.

— Ты уверен, Вэр?

— Да. У нас нет выбора. — Он оглянулся через плечо. — Я видел клубы пыли на горизонте за нами, когда мы последний раз останавливались, чтобы напоить лошадей.

Tea со страхом посмотрела на него.

— Почему вы ничего нам не сказали?

— Зачем? Чтобы и вы так же стали беспокоиться, как и я? Это ни к чему.

Да, Вэр никогда не перекладывал на других свою ношу, если мог нести ее один.

— Я бы предпочла знать.

Он пожал плечами и взглянул на Кадара.

— Поезжай первым. Они тебя знают.

— Будем надеяться, что у Старца остались и старые слуги. — Кадар пришпорил лошадь, объезжая их по тропе. — Что ж, следуйте за мной.

— Вы думаете, Кемал не двинется дальше этого места? — спросила Tea, глядя через плечо на Вэра. Не клубы ли пыли вдалеке?