Художники в зеркале медицины - Ноймайр Антон. Страница 53

В конце октября в Нюэнен приехал Ван Раппард, и это вызвало у Ван Гога необычайный творческий подъем. Он даже стал давать уроки рисования трем ученикам. Один из них, Антон Керссмакер, описал работу и жизнь Ван Гога в мастерской Нюэнена: «Удивительно то, что все здесь увешано картинами и рисунками… здесь были изображения мужских и женских лиц, простофили с курносыми носами, с резко выступающими скулами и сильно торчащими ушами, мозолистые натруженные руки, ткачи и ткацкие станки, прядильщицы шерсти, люди, сажающие картофель и полющие сорную траву, бесчисленное количество натюрмортов… Вокруг печи была большая куча пепла, пара стульев, шкаф, в котором находилось около тридцати различных птичьих гнезд, разного вида мох и растения, собранные с полей и лугов, чучела птиц, старые кепки и шляпы, деревянная обувь и тому подобное. Он учил, какими должны быть палитра, ящик с красками и перспектива». Когда ему предлагали ветчину или масло, он отвергал их, обосновывая отказ тем, что это его очень сильно балует, и на протяжении шести недель он не ел мяса. «Сухой хлеб и кусочек сыра — к этому я привык и не умру в пути», — так звучал его лозунг. Крестьяне прозвали его «мужичок-художник», потому что он «всегда ходил в одной и той же одежде, постоянно в меховой шапке, и шел вдоль улицы, о чем-то задумавшись». Даже если по внешним описаниям он был «некрасивым человеком», то о нем говорили, что он «скромный человек, который никогда не веселится и не ведет себя дурно, который много вещей раздарил бедным». Это отношение к простым и бедным людям подтверждается единодушно. Но его характер был очень вспыльчив, и, прежде всего, агрессия проявлялась, когда кто-нибудь показывал свое превосходство. В первую очередь это относится к отцу, который во время приезда в Нюэнен Ван Раппарда устроил постыдную и шокирующую сцену. Как сообщает Ван Раппард, во время общего обеда «между отцом и сыном возник спор об одном стихе из нагорной проповеди. Ярость подогревалась тем, что Винсенту противоречил пастор, и Винсент спрыгнул со своего места и угрожал отцу ножом для жаркого».

Его ранний религиозный пыл остыл и он сам воспринимал все прошедшее как ненормальное, потому что в 1884 году писал: «Прошло всего лишь два года, и мне трудно понять: как я мог так сильно, почти мистическим образом помешаться на религиозной идее». Его вера в церковную систему подорвалась, и он теперь видел в пасторах только лживость, самодовольное высокомерие, фарисейство. Только так можно объяснить поведение Винсента во время описанного спора с отцом. Между сыном и отцом стоял «пасторский чин» Но за несколько дней до смерти, 25 марта 1885 года, пастор Теодор написал о Винсенте в примирительном тоне следующее: «Он так отчужден от нас, и все дальше… Однако он сможет таким образом достичь собственных целей». 27 марта Тео получил телеграмму: «У нашего отца приступ». Оставалась надежда, что этот приступ, а речь шла об инфаркте, отступит, но через несколько дней пастор, совершенно неожиданно для родственников, умер. Винсент по поводу смерти своего отца сказал: «Да, умереть трудно, но жить еще труднее». Это замечание характеризовало холодные отношения между ним и отцом. Однако если внешнее поведение говорило о том, что смерть отца его глубоко не коснулась и в нем появилось чувство внутреннего освобождения, то сюжеты его работ свидетельствовали об обратном. Винсент очень сильно, глубоко в душе пережил потерю отца. Чувство вины в том, что он содействовал смерти отца, приближал ее, угнетало Винсента. Большинство натюрмортов, появившихся в то время, свидетельствовали о его отношении к покойному отцу.

Особенно интересен в этой связи натюрморт, выполненный незадолго до отъезда из родительского дома. Эта картина отражала конфликт с отцом и одновременно являлась упрямой попыткой разрешить его. Библия раскрыта на 53-й главе книги пророка Исайи. Мрачная книга, изобилующая запретами, угрозами и проклятьями, лежит рядом с другой — романом Э. Золя «Радость жизни», само название которой звучит гимном надежде. Книга, символизирующая его прошлое, его борение, нищету и отверженность — рядом с книгой, символизирующей его победу, его будущее. Этот натюрморт отразил всю глубину души Ван Гога: его надлом в отношениях с отцом, который долгие годы был главой семьи и пастором; надлом, связанный с церковью, которую он с детских лет воспринимал с подлинным энтузиазмом, но после опыта, полученного в Боринаже, его иллюзии рухнули и больше никогда он не мог приблизиться к церкви и полностью превозмочь себя.

В ноябре 1885 года в родительском доме начался разлад: частые споры в основном касались передела имущества. С домом священника Винсента ничего больше не связывало, кроме «мастерской», но работа в ней из-за травли католических монахов стала практически невозможной. Он принял решение уехать в Антверпен. Винсент попрощался с матерью, которую видел последний раз в жизни.

Город Антверпен Винсенту очень понравился, но уже в декабре из-за бедственного положения настроение Винсента значительно ухудшилось. И хотя он предпринимал серьезные попытки продать свои работы, найти заказчиков на изготовление портретов, его бедственное материальное положение приобрело угрожающие формы, потому что все его усилия заработать деньги не увенчались успехом. В письме к Тео он взывает о помощи: «Ты должен понять, что с того самого момента, как я нахожусь здесь, я всего три раза ел горячую пищу… пришли мне сколько посчитаешь нужным, потому что я голодаю. Мое единственное спасение в том, что завтрак мне дают люди, с которыми я живу; вечером пью чашку кофе с хлебом». Когда брат ответил, что у него возникли большие расходы и Винсент должен продержаться до конца месяца, Ван Гог отреагировал на это совершенно по-новому — дерзко и требовательно. Ему показалось, что им пренебрегают, не уделяют внимания и унижают, и он в ультимативной форме потребовал: «Я настолько незначителен перед твоими кредиторами? Кто должен ждать — я или они?? Еще пару обмороков, и меня кинут в землю, потому что я уже долгое время не могу восстановиться. Иногда мне кажется, что ты привык, что у тебя было все хорошо, а мною всегда можно пренебречь. Но ты забываешь, что я уже многие годы не беру того, что мне причитается… Ты можешь сказать, что у меня невозможный характер, но меня беспокоит это меньше всего…» Вероятно, этим требованием он хотел заставить брата прежде всего уделить внимание ему.

В феврале 1886 года он сообщает: «Последний месяц я стал сильно кашлять, началось ужасное кровохарканье… То о чем я говорю, — не преувеличение: если меня сравнить с другими, то у меня создается невольное впечатление, что среди них я выгляжу так, как будто десять лет просидел в одиночной камере». Несколькими днями позже это звучало следующим образом: «Я должен тебе с сожалением сообщить, что я решительно обессилел и переработался. Прошу, пойми: с мая, может, только шесть или семь раз я удостаивался горячего обеда… Врач требует, чтобы я непременно сытно питался и поберег себя. И все у меня обостряется еще и из-за сильного курения, но я это делаю потому, что мой пустой желудок при этом не так беспокоит».

Не только в количественном и качественном отношении плохая пища привела его к тому, что у него участились обмороки и «жалобы на желудок». Отсутствие жизненно важных витаминов, и прежде всего, витамина С, привело к тому, что его зубы пришли в катастрофическое состояние. Об этом он сообщил брату в феврале 1886 года: «Не меньше, чем с десятью зубами, я уже попрощался и, может быть, еще попрощаюсь. Это очень тяжело, и, кроме того, это делает меня слишком старым, потому что я выгляжу на все сорок. Я должен уделять внимание своему желудку, который очень беспокоит меня». Можно предположить, что у него были симптомы авитаминоза, вызванного отсутствием свежих овощей и фруктов.

Это заболевание в большинстве случаев начинается с общих симптомов, таких как слабость, болезненность и потеря веса. Затем в ротовой полости воспаляется слизистая неба и десен. Все это приводит к кровоточивости, которая сопровождается болью при употреблении пищи, зубы становятся слабыми и в конце концов могут выпасть. Всю эту картину Ван Гог выразил в письмах: «У меня почти всегда возникает боль и поэтому я ем очень быстро и, по возможности, глотаю не пережевывая». В своей монографии Арнольд говорил о возможном проявлении сифилиса. Источником инфекции могли быть Син и другие проститутки, с которыми Ван Гог встречался после своего прибытия в Антверпен. Прежде всего, Арнольд опирался на расследования, проведенные английским журналистом Кеннетом Уилки, который узнал о Губерте Кавенелли, враче, лечившем Ван Гога в 1885 году в Антверпене. Опросив его внука, Уилки выяснил, что у Ван Гога якобы «тогда была прогрессирующая стадия сифилиса. Дед прописал ему квасцы и направил в больницу Штуйвенберга, для того чтобы принимать сидячие ванны, потому что на квартире Винсента не было ванны». Это высказывание подтверждалось предписаниями, сделанными доктором Кавенелли на двух листках, которые разыскал Уилки в антверпенском альбоме Ван Гога, в которые упомянутый врач собственноручно написал имя, адрес и время предписания, а также свои врачебные рекомендации.