Музыка и медицина. На примере немецкой романтики - Ноймайр Антон. Страница 37

В зависимости от локализации клинические признаки можно распознать рано, будь то постепенное расширение или так называемое мерцательное кровоизлияние. Основной клинический симптом аневризмы мозга — головные боли. Поэтому немотивированные и повторяющиеся приступы головных болей у молодых людей должны наводить на мысль об аневризме сосудов мозга. Так как в данном случае речь идет часто о врожденном дефекте, то необходимо обратить внимание на близких родственников больного. Если происходит небольшое кровоизлияние через расширенную стенку сосуда, которое может быть вызвано перенапряжением или высоким давлением крови, тогда кроме внезапных головных болей могут появиться помутнение или полная потеря сознания. Последнее бывает реже. Иногда организм может справиться самостоятельно, то есть если на ранке образуется сгусток крови, подобно заживлению открытой раны на теле, то больной поправляется через несколько дней или недель. Потеря сознания без или с судорогами, вследствие кровоизлияния из такой аневризмы, в большинстве случаев может наступать из-за внезапных головных болей; бывают случаи, когда больные жалуются на головные боли, только придя в сознание. Иногда боли настолько сильны, что больные с громким криком падают в обморок.

Аневризмам сосудов мозга могут сопутствовать различные явления неврологического характера. Пациенты жалуются на нарушения зрения, приступы тошноты или онемение рук и ног. Кровоизлияния могут привести к одностороннему параличу, нарушению речи. Если из-за разрыва аневризмы кровь попадает в оболочку, то давление в черепной коробке так сильно поднимается, что нарушается система кровообращения и больной теряет сознание. Большая часть таких пациентов умирает в течение 24 часов, другие через недели или месяцы вследствие повторных кровоизлияний, остальные остаются в живых с более или менее выраженными неврологическими явлениями, например, параличом.

Описанные симптомы врожденной аневризмы сосудов головного мозга совпадают с теми, которые наблюдаются в истории болезни Мендельсона: еще в 1827 году, в 18 лет, у него впервые появились головные боли, которые уже два года спустя стали иногда такими интенсивными, что ему было трудно думать и писать. С 1836 года появились признаки возрастающего внутреннего беспокойства, а также заметной усталости, почему врач рекомендовал ему срочно взять отпуск, который он, наконец, летом 1840 года провел на Рейне. Там, по-видимому, произошло первое мерцательное кровоизлияние: во время плавания в холодной реке он потерял сознание, это сопровождалось судорожными припадками и продолжалось несколько часов. Может быть, это кровотечение было вызвало сильным физическим напряжением во время плавания при сильном течении и повышением давления из-за температуры воды. С этого времени головные боли уже не оставляли его; он изменился, наряду с доходящей до ярости раздражительностью и нервозностью появилось пренебрежение к творческой деятельности. С 1845 года, несмотря на беспокойство, он как бы устал от жизни, постепенно стала исчезать воля к жизни. Все чаще у него появлялось предчувствие смерти. Эти мысли о смерти, его обращение к религиозной музыке и угасающая жизненная энергия нашли свое музыкальное выражение в оратории «Илия».

Полная катастрофа наступила в мае 1847 года в связи с внезапной смертью его сестры Фанни. Может быть виной тому были волнения, связанные с последним актом октябрьской драмы. 9 октября появились похожие симптомы, как в случае на Рейне, хотя и не так сильно выраженные. Он жаловался на то, что у него замерзли руки и ноги, на сильные головные боли и, очевидно, на тошноту, потому что врачи наряду с раздражительной нервозностью диагностировали также «боли в желудке». Сегодня мы знаем, что кровоизлияния из аневризмы сопровождаются сильными головными болями, тошнотой и рвотой. Мендельсон и на этот раз поправился примерно на три недели, пока, наконец, не наступила катастрофа. 1 ноября он вдруг упал в обморок, хотя на следующий день на некоторое время пришел в себя. Он был частично парализован и так страдал от сильных головных болей, что его крики и стоны были слышны во всех комнатах. Наконец, казалось, сильные боли отпустили его, он реагировал на вопросы, отвечая «да» или «нет», открывал глаза, когда с ним заговаривали. Иногда он как будто был даже весел и пел. И это второе кровоизлияние, остановилось. Только 3 ноября произошел окончательный разрыв аневризмы. Мендельсон вдруг вскочил от ужасной боли в голове, издал открытым от страха ртом душераздирающий крик и упал в обморок, от которого очнулся лишь на несколько мгновений. Вечером следующего дня он скончался.

Мендельсона во время последней болезни лечили профессор Иоганн Кристиан Август Кларус, начальник медицинской клиники Якобгоспиталя Лейпцига, д-р Хаммер и хирург Вальтер, причем один из них постоянно находился у постели больного. Едва ли можно предположить, что они поставили правильный диагноз, так как клиническая картина аневризмы сосудов головного мозга была описана только в 1859 году. Английский врач Уильям Уитни Галл своей публикацией заинтересовал врачей характерными симптомами этой болезни, причем он подчеркнул, что этой болезнью, как правило, заболевают молодые люди. «Если молодые люди умирают от тяжелой прогрессирующей апоплексии, тогда возможно наличие аневризмы». По всей вероятности лечащим врачам Мендельсона показался странным апоплексический удар в относительно молодом возрасте. Они хотели привлечь к консилиуму знаменитого берлинского клинициста профессора Иоганна Лукаса Шенлейна. Последний дал понять, что «надежды нет и после повторных приступов смерть неизбежна». Официально он обосновал свой отказ тем, что «из-за одной принцессы» он не может приехать в Лейпциг.

Если бы Мендельсон жил в наше время, правильный диагноз его болезни был бы установлен сразу же после появления сильных головных болей еще в юности, в крайнем случае во время происшествия на Рейне. Путем выявления и локализации аневризмы с помощью компьютерной томографии и видимого изображения сосудов можно было бы оперативным путем удалить ее и избежать тем самым ранней смерти Мендельсона. В своих воспоминаниях о Феликсе Эдуард Девриент в конце книги писал об этой преждевременной смерти: «…Нанесенный смертельный удар постепенно приучил меня к мысли, что эта смерть на вершине жизни была в полном соответствии с привилегией его существования. Так обласкан и богато одарен, так любим и обожаем и при этом сильный духом и умом, он никогда не терял меры скромности и смирения. Земля не отказала ему ни в одной радости, небо даровало ему удовлетворение его душевных потребностей. Что стоят против этой радости и мира часы досады, дни печали и огромного неудовольствия от фальшивых почестей, которыми его награждали. Быстрая смерть прервала его незавершенные работы и далеко идущие планы, она освободила его от страха и беспокойства мира и завершила это блестящее явление действительно счастливого и способного осчастливить человека».

Роберт Шуман

Роберт Шуман — самый благородный и наиболее значительный из всех немецких романтиков стоит к нам гораздо ближе, чем его современники середины прошлого столетия. Для них последним «великим мастером» музыки европейского масштаба был Феликс Мендельсон Бартольди со своим скорее беспроблемным и очевидным способом композиции, в то время как Шуман, говоря словами Фридриха Ницше, был не европейским, а больше немецким явлением в музыке и к тому же явлением, которое вселило в немецкую музыку опасность «потерять ее голос для европейской души». Сегодня мы знаем, что именно Шуман в своем постоянном стремлении к новым формам и способам выражения указал дорогу в будущее, их подхватили и развили композиторы от Брамса до Ганса Пфитцнера, а также французской, скандинавской и восточноевропейской школ второй половины XIX в., и считали ее важным связующим звеном между музыкой классики и новым временем.

Чтобы понять заметно различающиеся оценки Шумана в музыкальной критике XIX в., необходимо рассматривать его развитие с точки зрения исторических закулисных событий того времени. Его жизнь выпала на самые бурные годы немецкой борьбы за объединение, на время домартовского периода. С 1825 по 1848 гг. и частично на годы последовавшей реакции, когда Шуман вынужден был занять позицию внимательного наблюдателя и резкого критика попыток освобождения немецкой буржуазии от феодализма. «Меня интересует все, что происходит в мире: политика, литература, люди, обо всем и думаю на свой манер, что затем находит отражение в музыке. Поэтому многие мои композиции трудно понять». Это признание Шумана опровергает почти неискоренимое предубеждение о незначительном композиторе-обывателе, не интересующемся злободневными политическими событиями, а занимающемся своими внутренними переживаниями, — мечтателе, далеком от действительности, углубившемся в себя, отвернувшемся от мира.