Мозг рассказывает.Что делает нас людьми - Рамачандран Вилейанур С.. Страница 69
высокое искусство. Другими словами, суждение полностью субъективно. Но
если теория искусства не может объективно отличить китч от искусства в
самом высоком смысле, что за толк в этой теории и как мы можем
утверждать, что поняли смысл искусства? В том, что разница между китчем и
искусством существует, убеждает следующее: можно научиться ценить
настоящее искусство, после того как вы были очарованы китчем, но почти
невозможно вернуться обратно к китчу после того, как вы познали восторг
высокого искусства. И все-таки разница между ними остается очень
туманной. Я утверждаю, что ни одна теория эстетики не может быть полной,
если она не решает эту проблему и не может объективно описать это
различие.
В этой главе я буду рассуждать о том, что настоящее искусство или же
эстетика включает правильное и эффективное применение определенных
художественных универсалий, тогда как китч только имитирует действие
искусства, без истинного его понимания. Это не завершенная теория, но надо
же с чего-то начинать.
ДОЛГОЕ ВРЕМЯ Я не интересовался искусством. Ну хотя это не совсем
так, потому что каждый раз, когда я оказывался на каком-нибудь научном
конгрессе в большом городе, я посещал местные галереи, наверное, чтобы
доказать себе самому, что я культурный человек. Но, честно говоря, глубокой
страсти к искусству у меня не было. Все изменилось в 1994 году, когда я взял
творческий отпуск и поехал в Индию. Там началось то, чему суждено было
стать моим долгим романом с эстетикой. Я три месяца провел в городе
Ченнай (известен также как Мадрас), Южная Индия, где я родился, у меня
было много свободного времени. Я был приглашенным профессором в
Институте неврологии и работал с пациентами, у которых был мозговой
удар, фантомные конечности после ампутации, потеря чувствительности
вследствие лепры. Стояла засуха, так что в больнице было не очень много
пациентов, поэтому оставалось много времени для прогулок на досуге по
храму Шивы неподалеку в Милапоре, который датируется 1-м тысячелетием
до н. э.
Странная мысль пришла мне в голову, пока я смотрел на каменные и
бронзовые скульптуры (или идолы, как бы назвали их европейцы) в храме.
На Западе их можно найти в основном в музеях и галереях в залах
индийского искусства. Но я с детства молился им и никогда не думал о них
как об искусстве. Они вплетены в индийскую жизнь ежедневную молитву,
музыку, танец, что трудно понять, где заканчивается искусство и где
начинается обычная жизнь. Эти скульптуры не являются чем-то отдельным
от повседневности, как в музеях на Западе.
До этого мой взгляд на индийские скульптуры, благодаря западному
образованию, был довольно-таки колониальным. Я считал их религиозной
иконографией или мифологией, а не искусством. Но именно в те три месяца
эти образы произвели на меня глубокое впечатление как произведения
прекрасного, а не как религиозные объекты.
Когда англичане прибыли в Индию, это была Викторианская эпоха, для
них изучение индийского искусства было в основном этнографией и
антропологией. (Это все равно что выставить Пикассо в зале антропологии в
национальном музее в Дели.) Нагота скульптур отталкивала англичан, и они
описывали их как примитивные и нереалистичные. Например, бронзовая
скульпутра
Парвати
(рис.
7.2а),
которая
относится
к
расцвету
южноиндийского искусства периода Чолы (XII век), считается в Индии
квинтэссенцией женской чувственности, изящества, уравновешенности,
достоинства и очарования всего того, из чего складывается женственность.
Однако, когда англичане посмотрели на эту и другие похожие статуи (рис.
7.26), они заявили, что это не искусство, потому что статуи не были похожи
на настоящих женщин. Грудь и ребра были слишком большие, талия
слишком узкая. Так же они отнеслись и к миниатюрам школы Могул, или
Раджастани, в которых, по их мнению, для правдивости не хватало
перспективы.
Высказывая эти критические замечания, они, конечно, бессознательно
сравнивали древнеиндийское искусство с шедеврами западного искусства,
особенно с искусством классической Греции и Возрождения, в которых
делался особый акцент на реалистичность. Но если искусство связано с
реалистичностью, зачем тогда вообще создавать картины и статуи? Почему
бы просто не прогуляться, глазея на вещи вокруг? Большинство людей
думают, что цель искусства не создавать реалистичные копии чего-либо, а в
точности наоборот: намеренно искажать, преувеличивать даже выходить за
пределы реальности, чтобы вызвать чувство удовольствия и иногда чувство
дискомфорта у зрителя. Чем лучше вы это делаете, тем сильнее эстетическое
впечатление.
РИС. 7.2. а) Бронзовая статуэтка богини Парвати, созданная в период Чола (X-XIII века)
в Южной Индии; б) Копия известняковой статуэтки нимфы камня, стоящей под
согнутым луком, из Хаджурахо, Индия, II век, демонстрирующая максимальное
смещение на примере женских форм. Спелые плоды манго на ветке являются
визуальным эхом спелой молодой груди нимфы и служат (как любая грудь) метафорой
плодородия и плодовитости природы
Кубизм Пикассо это что угодно, только не реализм. Его женщины с
двумя глазами на одной стороне лица, горбуны, конечности, растущие не
оттуда, и так далее значительно больше искажают действительность, чем
любая бронзовая статуэтка Чолы или миниатюра Могул. Но в представлении
Запада Пикассо гений, который освободил нас от тирании реализма,
продемонстрировав нам, что искусство не должно даже пытаться копировать
действительность. Я не хочу умалять гениальность Пикассо, но он делал то,
что индийские художники делали за тысячу лет до него. Даже его фишка с
изображением предмета с разных точек зрения на одной плоскости уже
использовалась художниками Могул. (Я мог бы добавить, что сам я не
большой поклонник искусства Пикассо.)
Таким образом, метафорические тонкости индийского искусства не
были замечены историками западного искусства. Один выдающийся поэт,
натуралист и писатель XIX века сэр Джордж Кристофер Молсуорт Бердвуд
считал индийское искусство просто «поделками» и удивлялся, что у многих
богов огромное количество рук (что часто аллегорически означает их
многочисленные божественные атрибуты). Он отзывался о величайшем
произведении индийского искусства Танцующем Шиве, или Натарадже, о
котором будет упомянуто в следующей главе, как о многоруком чудовище.
Довольно странно, что он не высказывал такого же мнения об ангелочках
искусства Возрождения младенцах с крыльями, растущими из их лопаток,
что, возможно, было бы так же чудовищно для индийского глаза. Как
человек медицины, я мог бы добавить, что число рук больше двух у людей
иногда вдруг случается, но человеческое существо с крыльями невозможно в
природе. (Правда, опрос, проведенный недавно в Америке, обнаружил, что
треть американцев утверждают, что видели ангелов!)
Так что произведения искусства это не фотокопии, в них есть
сознательное преувеличение и искажение реальности. Но ведь нельзя просто
от балды исказить образ и назвать это искусством (хотя здесь, в Ла-Джолле,
многие так делают). Вопрос в том, какие виды искажений будут хороши?
Существуют ли законы, на которые ориентируется художник, сознательно
или бессознательно, чтобы изменять образ как-то закономерно? И если да, то