Своя ноша - Джохансон Инид. Страница 10
— Ты уверена? — спросил Эрвин, слегка на клонившись вперед, для того чтобы лучше раз глядеть выражение лица матери в сумерках. — Я не хочу, чтобы ты потом раскаялась в своем решении.
Джоан недоверчиво взглянула на него. Но Эр-вин, казалось, говорил совершенно серьезно.
— Ты ведь так любишь свой дом — все твои воспоминания связаны с ним. Я уж не говорю о саде, которым ты так гордишься.
— Ну, после того как я сегодня побывала в саду Джоан, я могу быть спокойна за свой. — Саманта улыбнулась и слегка дотронулась рукой до руки сына. — Тома больше нет, да и при жизни он не стремился к оседлости. Каслстоув принадлежит вам.
— Даже если так, — возразил Эрвин, — я не хочу слишком резко вторгаться в твою жизнь. Не сейчас… — Его голос прервался, и Джоан против воли была тронута его внимательным отношением к матери. Мне бы хватило и десятой доли такого участия, подумала она.
— Обо мне не беспокойтесь! — Саманта улыбнулась им обоим. — То, что я на самом деле собиралась вам сказать, заключается в следующем: я не хочу оставаться одна! Даже не знаю, кому впервые пришла в голову эта идея, мне или Карен, но мы решили, что нужно собрать всю семью вместе. Неподалеку от нашего дома продается коттедж. Ты помнишь чету Сноу, Эрвин? Так вот, они решили перебраться на юг, поближе к дочери и внукам. И сейчас, когда я рас сказываю вам об этом, Карен уже наверняка договаривается с агентом о покупке их дома, а свой собственный выставляет на продажу. Ну, что вы об этом думаете?
Джоан словно онемела. Эрвин, кажется, сказал что-то, но она не расслышала его слов. Ее мать ничего не говорила ей о продаже их маленького домика в Ковентри, где Джоан родилась. И это глубоко ее задело.
— С тех пор как я поселилась здесь, я много раз просила маму переехать ко мне. А она все время твердила, что это слишком далеко от родных корней. Но, выходит, ее намерения изменились.
Джоан с трудом поднялась на ноги. Звезда ярко сияли на темном бархате неба, легкий ветерок доносил с гор запах свежей травы и цветов. Ночь была такой прекрасной, а она испытывала смятение, боль и гнев одновременно.
— Извините меня, Саманта, я пойду к себе. — Джоан собрала тарелки со стола, сложила их в; стопку и через силу улыбнулась: — Если вам что-нибудь понадобится, спросите у Эрвина.
4
— Как ты можешь быть такой грубой с ней?
Дверь спальни бесшумно затворилась за ним, и Джоан поспешно натянула мягкую льняную простыню до подбородка. В сузившихся глазах Эрвина вновь мелькнуло презрение. Это было больше, чем Джоан могла вынести.
Ее мать так и не простила ей того, что она в свое время развелась с Барни. Мать всегда восхищалась зятем и даже после того, как узнали всю правду, все же спросила дочь: «Возможно, ты довела его до этого, дорогая? »
Собственный брак Карен принес ей сплошные разочарования. Отец Джоан, мужчина из себя видный, не пропускал ни одной юбки и окончательно исчез, когда ей исполнилось четырнадцать. Разумеется, Карен мечтала увидеть свою дочь счастливой в замужестве. Теперь, когда она узнает, что второй брак Джоан оказался еще менее удачным, чем первый, она будет в пол ном отчаянии.
— Убирайся! — бросила она. — У меня нет на строения для разговоров.
На самом деле ей нужно было очень многое сказать Эрвину. Хотя бы то, какое она приняла решение, а заодно попытаться еще раз рассказать свою историю. Ей следовало поступить так гораздо раньше, как только она поняла, что между ними происходит. Но смерть Тома еще не отошла в прошлое, и Эрвин настолько тяжело переживал ее, что Джоан не хотела усугублять его страдания. И решила, что лучше подождать. Тогда она уже считала, что идея с искусственным оплодотворением была ошибкой. Или, по крайней мере, ей хотелось верить, что это так. Сейчас Джоан раскаивалась в том, что тянула с объяснениями в надежде, что время залечит душевную рану Эрвина.
Да, ей было что сказать ему, но нервный стресс, длившийся всю последнюю неделю, окончательно подорвал ее силы, высосал из нее последние остатки энергии.
— Ах, у тебя нет настроения! Звучит убедительно, ничего не скажешь. — Эрвин приблизился к кровати, медленно расстегивая пуговицы рубашки. — Твое «я» слишком много значит для тебя, чтобы считаться с окружающими, не так ли? Твои проблемы — это единственное, что важно. Ты согласилась выйти за меня замуж, начисто «позабыв» о том, что вы с Томом были любовниками, потому что это показалось тебе подходящей возможностью вырастить его ребенка. А потом, когда я сказал, что у меня на этот счет другие планы, ты пришла в бешенство.
Он снял рубашку и бросил ее на кресло. Его смуглая кожа казалась атласной в мягком рассеянном свете ночника. Рот слегка дернулся, когда Эрвин заговорил снова:
— А сегодня ты так резко обошлась с Самантой только из-за того, что твоя мать — удивительно, не правда ли? — предпочла ее общество твоему.
Джоан зажмурилась, изо всех сил стараясь не расплакаться. Никогда еще она не ощущала с такой силой всю тщетность своих попыток устроить собственную жизнь. Ей не было и девятнадцати, когда Барни Бленнер, со своими дорогими костюмами, роскошным автомобилем и ослепительной улыбкой, совершенно вскружил ей голову. А всего лишь год спустя ее радужные надежды раз веялись как дым, потому что она поняла, что вышла замуж едва ли не за преступника.
Тогда, собрав остатки сил, Джоан построила новую жизнь на обломках старой. Но сейчас, похоже, сил уже не осталось. Она полностью утратила способность бороться. Так что теперь…
Внезапно она услышала шорох сбрасываемой одежды совсем близко.
— Что ты собираешься делать? — воскликнула она, обернувшись к Эрвину.
— А как ты думаешь? — Брюки последовали за рубашкой.
При виде знакомого мускулистого тела Джо ан непроизвольно вздрогнула.
— Ты не можешь здесь спать! — Джоан была в панике. — Ведь мы больше не муж и жена!
— Так и есть, — холодно ответил Эрвин. — Но не беспокойся, я смогу преодолеть соблазны которые ты так щедро расточаешь. Зачем тебе понадобилось сегодня надевать то платье? Чтобы показать, чего я лишился? Извини, на меня это не подействовало. Дай мне лечь.
— Нет — Джоан снова закрыла глаза, поскольку сейчас Эрвин стоял перед ней уже обнаженным. Она еще крепче вцепилась в простыню, укрывавшую ее до подбородка, потому что на ней самой тоже ничего не было.
Матрац прогнулся под его тяжестью, и Джо ан пробрал озноб. Чувствовать, что Эрвин так близко, было для нее самой настоящей пыткой.
— Я тоже от этого не в восторге, — сухо заметил Эрвин, гася ночник. — Но Саманта всегда просыпается очень рано. Чуть свет, она уже встает и принимается хлопотать по дому. — Джоан почувствовала, как Эрвин набросил на себя другой край простыни. — Если увидит, что мы спим в разных комнатах, она поймет, что что-то неладно.
— И в этом все дело? — не удержавшись, с иронией спросила Джоан. Неужели он совсем не подозревает о ее чувствах?
— На данный момент именно в этом. — Голос Эрвина, доносящийся из темноты, по-прежнему звучал ровно. — Она только недавно начала приходить в себя, и я не хочу причинять ей боль. Том всегда был ее любимцем. Но, разумеется, она одинаково тяжело переживала бы потерю любого из нас. Теперь я остался один, и чувство вины не позволяет мне причинять ей хоть малейшее огорчение. А сейчас будем спать, хорошо?
Он повернулся к ней спиной, позаботившись о том, чтобы между ними осталось достаточное расстояние. Джоан продолжала лежать неподвижно, глядя в темноту.
То, что Эрвин упомянул о чувстве вины, казалось ей нелепым. Разве не так? Или было еще что-то в их отношениях с братом, о чем она и не подозревала? Что-то, что могло объяснить неожиданное и резкое превращение любящего мужа, верного друга и духовно близкого ей человека в грубого и безжалостного эгоиста.
Но что бы там ни было, наверняка для Эрвина это было тяжелым воспоминанием, потому что начисто отсекло все прежние чувства к ней с неумолимостью хирурга, орудующего ост рым скальпелем…