Секретные эксперименты - Шишкин Олег Анатольевич. Страница 4

Она располагалась в 7 километрах от городка в тропическом лесу. На деле то, что Вильбер называл «сторожкой», оказалось сооружением, изъеденным термитами, не имевшим ни потолка, ни пола. Иванов был в отчаянии и готовился к возвращению в Конакри, как вдруг заместитель директора ветеринарный врач Делорм предложил ему выход: поселиться в пустующей комнате Вильбера в главном здании.

Когда проблема жилья решилась, Иванов приступил к изучению жизни обезьян, содержавшихся на станции. Профессор с разочарованием отметил, что лишь одна из них была взрослой. Все они содержались в суровых тюремных условиях. Даже положенные заключенным дворики для прогулок отсутствовали. Иванов был уверен, что в таких условиях получение потомства невозможно. Делорм подтвердил это мнение: действительно, за три года существования станции не было ни одного случая зачатия, и не только у шимпанзе, но и у собакообразных обезьян. Более того, смертность животных росла катастрофически. Если самая старая особь Роза, поступившая в питомник 26 марта 1924г., имела порядковый номер 107, то самка Рекрю, поступившая два года спустя, значилась под №370. И это была нумерация только для шимпанзе, которых на станции насчитывалось всего 25!

Иванова настораживало и то, что ветеринары станции не участвовали в отлове животных, а лишь подавали заказы на количество необходимых особей главам администраций районов. А когда профессору стало известно о технике поимки обезьян, он был удручен и шокирован. Иванов писал:

«Охота на шимпанзе ведется неграми, вооруженными дубинками, ружьями и луками. После того, как семья шимпанзе выслежена, охотники окружают ее и загоняют криками и собаками на дерево. Вокруг дерева раскладываются кучи сухой травы и веток, трава поджигается, в огонь подбрасываются одурманивающие травы и корни. Задыхающиеся от дыма обезьяны бросаются вниз, попадая в огонь и под беспощадные удары дубин негров. Часть обезьян убивается на смерть, часть уходит и только некоторые в полуискалеченном виде доставляются на административный пункт, откуда затем отправляются на Пастеровскую станцию. В числе пойманных таким образом шимпанзе взрослых, как правило, не бывает. Они или погибают под ударами, или успевают вырваться и скрыться. Негры предпочитают подбирать подростков, предварительно убив их родителей или дав им уйти, чем рисковать жизнью в попытке взять живыми взрослых шимпанзе»;

«Пойманные неграми шимпанзе, как правило, носят следы поражений, к сожалению, часто очень тяжелых: перелом челюсти, трещины черепа, ожоги кожи, гноящиеся раны и т. п. Не удивительно, что большая часть их погибает в течение нескольких дней или недель после доставки на станцию».

Но нет худа без добра: трупы шимпанзе позволили доктору Иванову произвести многочисленные вскрытия и кастрации. Ему удалось установить, что половозрелость у самок наступает не в 4-5-летнем возрасте, как считалось, а значительно позже. Период вынашивания плода длится 8-8,5 месяцев. И что самое важное для будущего эксперимента — у шимпанзе происходят регулярные менструации, как и у женщин, а бытовавшее в прошлом мнение о сезонных течках следует отнести к области научных заблуждений.

Иванов должен был покинуть Пастеровскую станцию: 1-го мая приезжал Вильбер, и следовало освободить его комнату. Теперь, уже обладая реальными представлениями о порядках отлова, содержания и некоторых особенностях анатомии антропоморфных обезьян, Иванов возвратился в Париж. Все свои впечатления от увиденного на станции в Киндии он изложил в специальном послании для руководства Института Пастера. Послание содержало критические высказывания, а также сообщало о намерении Иванова заняться поисками газа, необходимого для усыпления обезьян и гуманизации процесса охоты.

В ответном письме французские коллеги благодарили Иванова за инспекцию. Кальметт и Ру, однако, были скептически настроены по поводу получения каких-либо дополнительных финансовых средств после падения курса франка и уповали лишь на мизерные субсидии из бюджета администрации колонии. Морально они были готовы поддержать профессора и даже предоставить ему для исследований некоторые лаборатории Института Пастера. 

«Мы очень живо интересуемся Вашими исследованиями и в высшей степени хотели бы видеть их осуществление. Мы всячески, поскольку это в наших возможностях, будем помогать Вам, но в данный момент, к сожалению, мы мало можем сделать.

Мы думаем, что если бы Академия Наук и Правительство СССР пожелали бы поддержать Вас и обеспечить Вам достаточную сумму денег, Вы могли бы получить через губернатора Французской Гвинеи или губернатора Слонового берега небольшой остров в Ваше распоряжение на 2, на 3 года, где Вы могли бы поместить известное количество антропоидов и провести Ваши опыты искусственного осеменения и гибридизации. Думаем, что это единственный путь, который приведет Вашу работу к желаемому концу. С своей стороны, мы всецело поддерживаем Ваши шаги в этом направлении. КАЛЬМЕТТ, РУ».

Остров в океане? Остров доктора Моро? Ну что ж, это было смелое предложение. На таком острове гибриды могли бы находиться в полной безопасности, и соблюдалась бы абсолютная конфиденциальность.

Но все это, конечно, было областью фантастики. Никакие мечты о потенции не заставили бы вождей отправиться в далекое путешествие в страну вечной молодости и оставить на время кремлевские коридоры. Это было равносильно самоубийству. Не они должны были ехать к обезьянам, а обезьяны к ним. И ни в африканских джунглях следовало разводить чудесных гибридов, а в русских, пусть и не таких ласковых, пределах. Эта логика была хорошо известна доктору Иванову, и он не питал на сей счет никаких иллюзий.

Как это ни парадоксально, тогда, в начале мая 1926г., реальная помощь могла поступить с совершенно другой стороны земного шара. В США удачные опыты русского ученого могли стать важным козырем в деятельности атеистических обществ и в борьбе за гражданские права.

25 марта 1925г. губернатор Теннесси подписал закон, запрещавший преподавание в университетах и школах штата теории, «которая отрицает историю Божественного происхождения человека, как она излагается в Библии, и учить вместо этого, будто человек происходит от животных низшего порядка». А 10 июля 1925г. в Теннесси стартовал так называемый «Обезьяний процесс». Он был публичным и проходил на городской площади города Дэйтона. Главным фигурантом процесса был учитель местной школы Джон Скопс, преподававший своим ученикам положения теории Дарвина. Открытый суд проходил при массовом стечении горожан, вышедших на площадь в повязках с надписью: «Мы не обезьяны и не дадим превратить себя в обезьян». Обвинителем Скопса стал бывший госсекретарь США, один из лидеров демократической партии, юрист Уильям Дженкинс Брайан. Он заявил: библейское сказание о сотворении Адама и Евы наилучше разъясняет происхождение человека. Суд отверг просьбу адвокатов педагога о привлечении в качестве экспертов ученых, способных осветить положения дарвинизма. 21 июля был вынесен приговор. Он признавал Скопса виновным в распространении запрещенного учения и приговаривал его к денежному штрафу в размере 100 долларов. А спустя всего пять дней главный обвинитель Уильям Дженкинс Брайан, не перенеся напряжения «Обезьяньего процесса», скончался.

Несмотря на то, что суд признал виновность Скопса, в Америке многие левые интеллектуалы считали события в Дейтоне пародией на правосудие и победой мракобесия. Среди них имелись радикалы, способные пойти на крайние меры. Они считали, что если, скажем, прогрессивный советский ученый Иванов методом искусственного осеменения получит гибрид человека и обезьяны, это будет впечатляющим доказательством родства с шимпанзе и подтверждением теории Дарвина. В этом случае можно пересмотреть результаты судилища в Дейтоне и нанести сокрушительный удар американским клерикалам. О ситуации в США Иванов писал: 

«В Америке, как я уже указывал, тоже известие вызвало со стороны прогрессивной печати сочувствие и желание пойти навстречу даже материальными средствами, а со стороны фашистов во главе с ку-клукс-кланом бурю негодования, угроз и брани. И то и другое служит только подтверждением того исключительного интереса, и не только научного, но и общественного, с которым связана поставленная нами работа».