Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Тихонова Карина. Страница 18

— Уже уходишь?

— Да, съезжу еще куда-нибудь… Не хочешь компанию составить? Ах, да, — спохватилась женщина, — ты же при своем интересе… Ну, желаю успеха.

— Будь здорова, — ответила девушка.

Женщина повернулась к ней спиной и сбежала по лестнице на набережную. Замедлила шаги, порылась в сумочке, что-то достала из нее. Протянула руку вперед, и фиолетовый «Мерседес», стоявший у дороги, с готовностью мигнул фарами. Женщина открыла дверь и села в машину. Заурчал мотор, и «Мерседес» осторожно попятился назад. Развернулся и с визгом сорвался с места.

«Дура, — подумала девушка, провожая машину глазами. — Убьется, ведь… Хотя, если ей так хочется…»

Но додумать не успела. Из полуосвещенного внутреннего зала на палубу шагнула высокая мужская фигура, и девушка подалась вперед, пытаясь разглядеть лицо.

Он!

Молодой человек неторопливо затрусил вниз по лестнице, направляясь к скромной серой «десятке», мокнувшей под дождем.

— Андрей!

Молодой человек обернулся безо всякого удивления.

— Добрый вечер, — нерешительно проговорила девушка, приближаясь к нему. Да, тон правильный. Наверняка, ему осточертели наглые нахрапистые бабы послепризывного возраста.

— Добрый, — отрывисто ответил тот, и Стася с удивлением увидела, что у рокового красавца печальные глаза и понуро опущенные плечи.

— Я хотела вас поблагодарить, — все так же робко пробормотала она. — Вы замечательно работаете!

Молодой человек бесшумно вздохнул, и обвел корабль неприязненным взглядом.

— Я рад, что тебе понравилось, — ответил он одновременно вежливо и безразлично.

— Вы не выпьете со мной кофе? — быстро спросила девушка, уловив короткий прощальный жест, сделанный Андреем кому-то на корабле.

Молодой человек снова вздохнул и вдруг улыбнулся девушке. Улыбка была хорошей, настоящей, словно вся сценическая наглость парня осталась в его гримерке.

— Как тебя зовут? — спросил он мягко.

— Стася…

— Стася? — удивился Андрей. Но тут же справился с удивлением.

— Видишь ли, детка, мне не хочется тебя обижать, но сегодня у меня нет времени. В другой раз, ладно?

Он снова улыбнулся девушке и пошел к машине, доставая из кармана ключи.

— Торопишься к больной бабушке? — насмешливо спросил за спиной голос, в котором не осталось и тени прежней робости.

Молодой человек застыл на месте. Стася ощутила, как напряглась его спина под черной кожаной курткой.

Наконец Андрей неторопливо, как на сцене, развернулся к ней. Стася увидела цинично прищуренные глаза и наглый раздевающий взгляд. Совсем другой человек. Очень неприятный.

— Как ты сказала, тебя зовут? — медленно переспросил он.

— Я сказала, что меня зовут Стася, — напомнила она, скрестив с его взглядом свой взгляд. Как шпагу.

Молодой человек, не отводя от нее глаз, понимающе кивнул головой. С лица его слетело прежнее выражение мягкости.

— Дурацкое имя для женщины, — заявил он нагло.

— А пять минут назад говорил, что не хочешь меня обижать — напомнила девушка, ничуть не смутившись.

— Это было пять минут назад. Как я понимаю, у нас одна бабушка на двоих?

— Не я создала эту ситуацию…

Молодой человек хмыкнул, не спуская с девушки бесцеремонного взгляда.

— Садись в машину, — велел он наконец и открыл свою дверь, не делая никаких попыток поухаживать за дамой. Та, не чинясь, подошла к переднему сидению, подергала ручку и узкой змей скользнула в салон. Негромко хлопнула пассажирская дверца, и машина, описав полукруг, растворилась в темноте ночного города.

— Нет, я этого не понимаю, — ответил Димка. — Идти извиняться перед совершенно незнакомым парнем! С какой стати?!

— Я очень некрасиво себя вела, — в третий раз принялась объяснять Валька. — Это было недостойно.

— Ну и что?! Может, ты его больше ни разу в жизни не увидишь! С какой стати унижаться?

«А ведь верно, — подумала вдруг Валька. — Может, и не увижу».

И почему-то эта мысль царапнула сердце.

— Дело не в нем, а во мне, — все так же терпеливо сказала девушка. — Мне неприятно, что я взяла и просто так обидела человека, который мне не сделал ничего плохого. Даже наоборот, сделал хорошее…

— Это что? — удивился Димка.

— Мышку подарил…

— О! Благодетель! Хочешь, я тебе тоже мышку подарю?

— Не нужно, у меня их уже две… Дим, зачем ты придуриваешься? Ведь отлично понимаешь, что я права… То есть была не права… То есть…

Валька споткнулась под насмешливым взглядом своего родственника и с шутливым негодованием стукнула его по плечу.

— Черт! Запутал!

— Ну, ладно, ты решила пойти покаяться, хотя, на мой взгляд, это совершенно ненужное баловство постороннего мужчины… Все-все, молчу! Я только не понимаю, при чем тут я?

Валька умостилась на край стола и просительно заглянула в глаза родственнику, сидевшему в кресле перед ней.

— Дим, пойдем со мной…

— Зачем?

— Господи, понятия не имею! — внезапно озлилась Валька и спрыгнула на пол. — Боюсь я одна идти, понял?

— Что, джентльмен прибить может? — заинтересовался Димка.

— Да не в этом дело… Ну, что, тебе трудно, что ли?

Димка обречено вздохнул.

— Валь, мне не трудно, — ответил он неожиданно серьезно. — Просто я не люблю глупо выглядеть… Ты будешь извиняться, а мне что делать прикажешь? Рядом стоять с глупой улыбкой?

— Можешь стоять без улыбки…

— Еще лучше! Витрина таксидермиста… А знаешь, что…

Димка вдруг оживился и задвигался в кресле.

— Давай я сам схожу извинюсь за тебя… А что? Очень благородно! Так и скажу: моя кузина, с которой вы пообедали в такой-то забегаловке, просит вам передать свои искренние сожаления. А? Как ты это находишь?

Но Вальку заинтересовала другая сторона вопроса.

— Почему кузина? Разве я тебе кузина?

Димка удивился не меньше. Оттопырил нижнюю губу и уставился на девушку озадаченным взглядом.

— Слушай, а я как-то не задумывался, кем мы друг другу приходимся. Кузены и кузины, насколько я помню из русской литературы, это двоюродные, троюродные и сколько угодно «юродные» братья и сестры. А мы…

— Смотри!

Валька подскочила к столу, схватила листок бумаги с карандашом и принялась чертить схему.

— У бабушки было две сестры. Так?

— Так. Как в пьесе.

— Дядя Женя и дядя Сережа их дети. То есть племянники бабушки. Так?

— Так.

— Получается, что друг другу они приходятся двоюродными братьями, то есть кузенами.

— Ага! — внес Димка свежую струю.

— А Федька и Стаська твои троюродные брат и сестра.

— Гешвистер, — вспомнил Димка школьный курс немецкого языка.

— Троюродные гешвистер, — уточнила Валька. — То есть троюродные кузены.

— Это я понял, — сказал Димка. — Я не понял, с какого бока ты к нам припека.

— Так…

Валька почесала голову кончиком карандаша и продолжила построение генеалогического древа.

— У бабушки помимо двух родных сестер был один двоюродный брат. Мой отец — его сын. Бабушке мой отец приходился двоюродным племянником. То есть троюродным братом твоему отцу и дяде Жене, а мы с тобой…

Валька сделала паузу и наморщила лоб.

— Получается, что мы с тобой четверо-юродные, — почти по складам выговорила Валька и брякнула карандаш на стол. — Ух!

— Ничего себе! — поразился Димка. — А наши дети будут пятиюродные…

— Ладно, остановись, — приказала Валька. — Ну, что, пойдешь со мной, четвероюродный кузен?

Димка засмеялся и поднялся с кресла.

Валька с удовольствием разглядывала родственника. Конечно, Димка не то чтобы красив, но, как было сказано в одном хорошем фильме, чертовски обаятелен. Унаследовав от матери с отцом внешнее благообразие, он, к счастью, оказался совершенно незаряженным семейным вирусом: холодным себялюбием. С четвероюродным кузеном Валька могла трепаться о чем угодно, не опасаясь, что ее поймут неправильно, или, не дай бог, что их междусобойчик вдруг сделается родительским достоянием. Хотя у Вальки с родителями отношения складывались не в пример лучше, чем у брата, все же существовало множество вещей, обсуждать которые было удобней с Димкой. Особенно тогда, когда у обоих появилось какое-то подобие личной жизни.