Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Тихонова Карина. Страница 23

— Насколько я помню, — заговорил Сергей Владимирович после короткого мучительно размышления, — у него дома денег почти не нашли…

— И не только денег, — подтвердил хозяин. — Не нашли вообще никаких ценностей. А по слухам Илья Сергеевич увлекался драгоценностями. Причем не абы какими, а старинными, с родословной, так сказать…

— Неужели ваши спецы с ним не поработали? — с недоверчивой улыбкой спросил гость.

— Наши… спецы, — голос хозяина стал строг, — с ним поработали.

И уставился на гостя пристальным немигающим взглядом.

— Я не хотел вас обидеть, — быстро извинился Сергей Владимирович. Человек, назвавшийся просто Семеном, кивнул головой, принимая извинение.

— Так вот, где тайник он, конечно, сказал. И его, конечно, проверили. Но тайник оказался пустым.

— Тетушка, наверняка…

— Дело в том, что тайник был в другом городе, — оборвал гостя хозяин. — А тетушка ваша никуда из Москвы не выезжала. Более того: все время, пока шло следствие, за ней наблюдали. Можно сказать, глаз не спускали. Она забрать ценности не могла просто физически.

— Значит, она отправила за ними человека, которому доверяла…

— Сергей Владимирович!

Семен прикрыл папку и уставился на гостя тем же тяжелым немигающим взглядом. И произошла с гостеприимным обаятельным хозяином такая перемена, что Екатерина Дмитриевна вдруг отвела глаза в сторону, почувствовав дрожь, пробежавшую по коже.

— Я надеюсь, вы не считаете себя умнее наших… спецов? — спросил хозяин, не повышая голоса.

— Извините, — очень быстро сказал Сергей.

— Тогда больше меня не перебивайте, — предупредил хозяин.

— И вы тоже, — повернув голову к даме, дополнил он. Екатерина Дмитриевна молча кивнула.

— Хорошо. Так вот, все эти варианты, разумеется, прорабатывались. Беда в том, что ни с кем она не встречалась до самого конца следствия. Сидела дома за закрытой дверью почти двадцать четыре часа в сутки. Из театра ее, разумеется, уволили… Телефон, конечно, контролировали… Только она никому не звонила. И ей никто. Вот так.

Хозяин сделал паузу.

— Конечно, — заговорил он снова, — вполне вероятно, что существовал какой-то условный знак. Только Радковский о нем ничего не сказал, как ни… допытывались. Так что возможно все. Возможно, что ценности в конце концов оказались у вашей тетушки, а возможно, что их забрали другие люди, которые о тайнике знали… Хотели, конечно, потолковать с вашей тетей, но следователю велели ее не трогать.

— Кто? — не сдержался гость.

— Не знаю, — ответил хозяин с непроницаемым выражением лица. — Людей такого уровня в досье обозначали кодовыми номерами, и ключа к ним у меня нет. Ясно одно: уровень был нешуточный. Я допускаю, что ваша тетя сумела этих людей заинтересовать не только собой. Понимаете?

— Поделилась? — быстро спросил гость.

— Или все отдала, — безмятежно подсказал хозяин. — В конце концов, речь шла о ее жизни. Но, если драгоценности попали к вашей тетушке и что-то от них осталось впоследствии, то я просто снимаю перед ней шляпу.

— Почему?

— Потому что они на свет божий так и не выплыли. Исчезли. Растворились. А драгоценности были такие, что просто в горле пересыхает. Вот, посмотрите…

И протянул гостю лист бумаги.

— Записали со слов Радковского.

Сергей Владимирович изумленно приподнял брови, бегая глазами по строчкам.

— Боже мой! — тихо проговорил он, споткнувшись глазами о написанное. — Неужели?!

И показал что-то хозяину. Тот нагнул голову, вчитался, пожал плечами?..

— Так сказал Радковский.

Екатерина Дмитриевна сгорала от любопытства, но муж ей бумагу не передал.

— Это просто невероятно, — коротко резюмировал Сергей Владимирович и возвратил документ хозяину.

— Ну, не знаю, не знаю… Поскольку ничего из перечисленного коллеги не нашли, то не смогли алгеброй гармонию поверить… Пришлось поверить на слово.

Семен соединил листочки, постучал ими по столу и аккуратно собрал бумаги в единую стопку.

— Продолжать? — осведомился он. Как показалось Екатерине Дмитриевне, с некоторой издевкой.

— Конечно!

— Так вот. Дальше у нас идет четвертое замужество.

Семен сделал паузу и внимательно прочитал что-то в своем досье.

— Антисоциальный элемент, — сказал он без перехода. — Никогда нигде не работал. Игрок. Бега, рестораны, красивые женщины… Кстати, что примечательно: обычно его женщины содержали, а не он их…

— Значит, у тетушки водились деньги, — начал было гость, но хозяин совершенно бесцеремонно его перебил.

— Слушайте, ну какой же вы тугодум! Говорю вам, мои коллеги только и ждали, когда ваша тетушка ради этого красавчика в чулок полезет! Не удивлюсь, если он вообще на них работал… Виданное ли дело: авантюрист, тунеядец, игрок, безработный, и ни одной отсидки! Дело пахнет сотрудничеством… Так вот, ни копейки из вашей тетушки он не выжал. Ни единой!

И Семен с торжеством посмотрел на гостей.

— Говорю вам, перед вашей родственницей я просто снимаю шляпу! Она настолько ни разу не засветилась, что, в конце концов, с нее сняли наблюдение! Представляете? Более того: позволили вернуться на работу в Большой театр! Более того: в шестьдесят шестом выпустили с театром на гастроли в Париж!

— Фантастика! — пробормотал Сергей Владимирович.

— Ну, в общем, да… Хотя подозреваю, что не все так просто.

И хозяин задумчиво пожевал губами.

— Сотрудничество? — повторил Сергей Владимирович нейтральное корректное слово.

— Ни одной подписанной бумажки, — быстро ответил хозяин. — Возможно, такие бумаги хранятся отдельно… Не знаю. Но посудите сами: ваша тетушка сбежала за границу самым наглым и откровенным образом. Попросила политического убежища в капиталистической стране. Дала скандальное интервью четырем крупным парижским газетам. Выступила по телевидению с разоблачением социалистического строя. И что?

— Что? — спросил гость.

— А ничего! Ваш батюшка, царствие ему небесное, как работал по партийной линии, так и продолжал работать. Не сняли, не понизили, не посадили… И маменька ваша… если не ошибаюсь, директор Москниготорга? Да? Хорошая должность… Так вот, не потеряла ваша маменька своего хлебного места. Равно как и остальные родственники Евдокии Михайловны. Все остались при делах. Разве это нормально?

— Да, но зачем она понадобилась вашим коллегам? — поразилась Екатерина Дмитриевна — Кто она была? Второсортная балерина на заднем плане, в массовке, на пороге пенсии… У них ведь в тридцать на пенсию идут?

— Все верно, — спокойно подтвердил хозяин. — Но вы забываете, что она попала в гущу французской богемы. А мои коллеги очень много внимания уделяли тогда работникам искусства. В первую очередь, конечно, отечественного искусства, но люди этой категории были тесно связаны… И наши диссиденты плотно общались с зарубежными собратьями по цеху. В общем, нужен был глаз да глаз в борьбе за идейные ценности. Но, повторяю, ни одной бумажки с подписью вашей тетушки я не обнаружил. Хотя не сомневаюсь в их существовании.

— Фантастика! — снова сказал Сергей Владимирович, но уже отвечая каким-то своим, не произнесенным вслух мыслям.

«Действительно, хоть роман пиши», — подумала Екатерина Дмитриевна. И поинтересовалась:

— Есть еще что-то… необычное?

— Самое необычное только начинается! — подогрел их интерес хозяин. Переложил лист лицом вниз и открыл следующую страничку.

— Замужество номер пять.

— Он был очень богат? — спросила гостья с любопытством.

— Мягко сказано, — ответил хозяин с легкой улыбкой. — В пересчете на понятную нам валюту, он имел на момент смерти примерно пятнадцать миллионов долларов. Причем уже не в ценных бумагах. И не в производстве. Наличными.

— Боже мой! — произнесла Екатерина Дмитриевна, потрясенная величиной суммы.

— Вот именно. Перед смертью он обратил все имущество в деньги, по всей вероятности, для того, чтобы лишить сына законных прав на часть состояния.

И пояснил.

— По французским законам, родители не имеют права полностью лишать детей наследства. Существует часть, которую дети получают автоматически, несмотря на волеизъявление батюшки с матушкой. Но в данном случае папаша принял жесткие меры: продал почти все свое имущество вместе с ценными бумагами и зачастил в казино. Сколько он там проигрывал — неизвестно, только свидетелей того, что он, как безумный, просиживал в игорных заведениях ночи напролет, тьма.